Знак фараона - Бекитт Лора - Страница 81

Молодая женщина уронила лицо в ладони и разрыдалась. Тие казалось, что ей понадобится больше слез, чем воды в Ниле, для того, чтобы выплакать свое горе.

Едва проснувшись, еще не открывая глаз, Тамит протянул руки, чтобы обнять Инару. Ему нравилось погружать пальцы в ее шелковистые волосы, сливаться с ее телом. В этом было что-то животное, исцеляющее и разум, и память. Если душу Тии он познал намного раньше, чем познал ее тело, то с Инарой все было наоборот.

Иногда девушка рассказывала об оргиастических культах, царивших в некоторых хеттских храмах, где страсть граничила с исступлением. Она слышала о них от матери, бывшей жрицы. Мать Инары была жива, но после смерти царственного супруга редко появлялась во дворце. Это была дивно красивая женщина с рыжими волосами и колдовским взглядом серебристо-серых глаз, которая славилась даром предвидеть будущее. После свадьбы Тамит узнал, что мать Инары была против их брака, но царь Муваталли не стал слушать ее возражений. Женщина никогда не посещала дом египтянина, предпочитая встречаться с дочерью в своих владениях.

Инара очень хотела родить ребенка. Тамит соглашался с ней, хотя, в общем-то, ему было все равно. Он женился на этой девушке не из желания иметь наследников, а потому что хотел излечить свое сердце.

Утреннее слияние было глубоким, неспешным. Инара покорилась сразу, без обольстительных игр и притворного сопротивления, которое обычно заканчивалось взрывом безумной страсти. Девушка опустила тяжелые веки и дышала так, как дышат во сне. Тамит долго не выпускал ее из объятий.

После они сидели на постели и ели фрукты, вкушали хлеб, мед и вино. Тамит не спускал глаз со своей жены, в облике которой было много света и вместе с тем присутствовала какая- то тайна. Инара не умела читать на его языке, религия мужа казалась ей слишком сложной; она не имела понятия о многих вещах, какими он жил, но казалась близкой, родной. Самой родной после матери и... Тии.

— Зачем нужны таинства Великой Матери? — спросил Тамит.

— Затем, чтобы познать безграничную силу великой богини, ощутить душу и тело как нечто отдельное. Прочувствовать миг, когда страсть сковывает и разум, и волю. Понять, что стремление к смерти как к освобождению от бремени плоти может быть более ярким, чем жизнь, — ответила Инара.

— Освобождению?

— Великая Мать — это земля; после смерти тело возвращается ей, а душа становится свободной.

— При чем тут страсть?

— Разве есть что-то более сильное, чем телесное желание? Неужели человек способен ощутить власть плоти над душой с помощью чего-то другого?

Ноздри Инары трепетали, глаза сверкали, но Тамит не испытывал возбуждения. Он подумал о том, что в его жизни сокровенные чувства всегда были сильнее телесных желаний.

Едва они успели одеться, как пришел Кармел. Брат царя выглядел удрученным. Он держал в руках кожаный мешок. Ответил на приветствие, сел, пригубил вино, которое подала ему сестра, и попросил Инару выйти, сказав, что им с Тамитом предстоит мужской разговор.

Когда девушка удалилась, хетт не стал тянуть и промолвил:

— Плохие вести, Тамит. Муваталли удалось разжечь ненависть к Рамсесу среди народов, которые подчиняются египтянам. Восстание распространилось до пограничных фортов в Северо-Восточной Дельте, после чего царь хеттов отправил твоему правителю послание, в котором говорится, что он признает страну Кемет очагом более развитой культуры, но отрицает политические обязательства. Рамсес впал в гнев и приказал убить нашего посланника. Ты можешь представить, что после этого ждет тебя? Ведь ты — брат фараона!

Тамит подумал, что едва ли Рамсес будет огорчен, узнав о гибели одного из побочных детей своего отца, но не стал об этом говорить.

— Почему ты решил меня предупредить? — спросил он у хетта.

Кармел посмотрел на него долгим взглядом, залпом выпил вино и сказал:

— Когда-то я обещал быть тебе братом. Клятвы, записанные в сердце, случается, вернее тех, что записаны на папирусе или табличках. — Он потряс мешок. — Здесь письмо, которое я распечатал и прочитал первым. Во дворце скажу, что оно было вскрыто по дороге.

— Что же делать?

— Тебе надо вернуться в свою страну. Бежать тайно, сегодня вечером, пока Муваталли не успел принять решение.

— Как? — спросил Тамит.

— Под главными воротами Хаттусы есть тайный подземный ход.

Тамит почувствовал сильное волнение. Его судьба в очередной раз менялась, и он не знал, чего ему ждать.

— А как же ты? Что тебе будет за это?

Кармел усмехнулся; его глаза засеребрились, как глаза матери, бывшей жрицы Кибелы.

— Ничего.

— А мои люди? Те, что приехали со мной?

— Не беспокойся. Я позабочусь о том, чтобы их обменяли на наших пленных.

Тамит поднялся с места.

— Тогда нам с Инарой нужно собираться.

Хетт удержал египтянина, взяв его за руку. В его прикосновении были уверенность, твердость и скрытое повеление.

— Инара останется в Хаттусе.

Тамит смотрел на него в упор.

— Она моя жена.

— По хеттским, а не по египетским обычаям, — заметил Кармел.

— Этот брак заключен в моем сердце. — Тамит приложил руку к груди.

Кармел резко поднялся.

— Я не могу подвергать сестру опасности. Я не знаю, что ее ждет в незнакомой стране, среди чужого народа.

— Ты только что назвал меня братом.

— Тебя, а не других египтян. Я спасаю твою жизнь, а взамен требую, чтобы Инара осталась здесь.

— Она не захочет.

— Ей придется послушаться тебя. Ты сможешь ее убедить. В крайнем случае обмани. Пообещай, что скоро вернешься.

Тамит подумал об Инаре. О тех моментах, когда она отдавалась в его власть и он уносил ее душу на невидимых крыльях туда, где обитал его дух. Как ни странно, это происходило в минуты телесного сближения, в моменты накала страсти. Если она исчезнет из его жизни, он потеряет все.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — согласился египтянин, и Кармел облегченно вздохнул.

Хетт ушел, а Тамит долго и мучительно размышлял. В конце концов он не выдержал и все рассказал Инаре. Египтянин удивился, когда она оживилась, воспрянула духом и будто сбросила с плеч тайный груз.

— Это та самая разлука, о которой говорил жрец! Ты правильно сделал, что во всем признался. Теперь мы сможем перехитрить судьбу. Я — часть тебя, я поеду с тобой.

— Я не знаю, почему Кармел так настаивал. Быть может, он знает больше, чем мы? — задумчиво произнес Тамит.

— Мой брат ревнив, как все мужчины, а я одна из хеттских женщин, хотя и его сестра.

Возможно, она была права. Тамит боролся с собой, заранее понимая, что искушение окажется сильнее. Что-то внутри его существа сопротивлялось любым разумным доводам и заставляло идти на риск.

Когда Кармел пришел второй раз, принес охранные таблички и рассказал, куда идти, Тамит притворился, что сумел уговорить Инару. Девушка великолепно сыграла роль скорбящей, подавленной грядущей разлукой жены. Она упросила брата позволить ей ненадолго остаться в доме мужа, чтобы помочь ему собраться в дорогу, и Кармел согласился. Тамиту Инара сказала, что найдет способ обмануть брата.

— Обещаю, что буду ждать тебя по ту сторону ворот.

— Но как ты сможешь...

Она не дала ему договорить и, гордо вскинув голову в короне сияющих золотом волос, промолвила:

— Я — царская дочь и сестра царя!

Тамит с улыбкой подумал о том, что она наверняка будет пользоваться среди его соотечественников ошеломляющим успехом.

Вечером Кармел привел двух лошадей.

— Одна на смену, — пояснил он.

— Как Инара? — осведомился Тамит.

— Она хорошо держится, — сказал Кармел и положил руку на плечо молодого человека. — Не беспокойся, мы позаботимся о ней. А если у нее родится ребенок, то и о нем тоже.

Когда они шли по улицам Хаттусы, стараясь держаться в тени, Тамит спросил:

— Почему Инара должна остаться? Мне кажется, ты не называешь истинной причины.

— Потому, — ответил хетт, — что наша мать сказала: «Не отпускай мою дочь с египтянином, он увезет ее на погибель». А она никогда не ошибается.