Знак фараона - Бекитт Лора - Страница 60

Светильник погас. Лицо Инары смутно белело в темноте шатра, а ее глаза продолжали ярко блестеть.

Что он должен был сказать, после того, что произошло между ними?

Молодой человек сжал руку Инары.

— Да, я женился бы на тебе.

— Я это запомню! — со страстным вздохом прошептала девушка. Потом сказала: — Я должна идти.

— Оставайся до утра, — сдержанно предложил Тамит, думая о том, что будет, когда Инара выйдет из его палатки на глазах у всего лагеря.

— Не могу. — Инара вздохнула и тут же добавила: — Не волнуйся, я буду приходить каждую ночь, все ночи, которые тебе предстоит провести среди нас!

На прощание Тамит сжал ее в объятиях с чувством благодарности за ее понимание, жертвенность и любовь.

Последующие дни пролетели как во сне. Инара действительно приходила, причем не только ночью. Однажды они занимались любовью в прохладной волнистой траве под розоватым рассветным небом, в другой раз — в полдень, под сенью огромного одинокого дерева. Девушку притягивала кажущаяся возвышенной отдаленность Тамита, тогда как юношу влекли ее безыскусность, раскованность и страстность.

Когда войско хеттов наконец достигло цели, египтянин из вежливости осмотрел крепость, хотя на самом деле его мысли блуждали где-то далеко.

— Из тебя не получится разведчик, — сказал сопровождавший его Кармел. — Ты глядишь не по сторонам, а в самого себя. — И вполне серьезно повторил свое предложение: — Оставайся. Мы плохо понимаем ваши письмена и не слишком разбираемся в ваших богах. Нам нужны такие люди, как ты. У тебя будет все: дом, золото, слуги. Ты сможешь жениться на Инаре.

И испытующе посмотрел ему в глаза.

Тамиту стало неловко.

— Я догадался, что ты знаешь, — сказал египтянин. — Так получилось, прости. — Он умолк, не находя нужных слов.

— Что случилось, то случилось, — небрежно произнес Кармел. — Честно говоря, я не в восторге от того, что моя сестра упала в объятия чужестранца, но мне известно, насколько человек зависим от воли своего сердца, даже если он — воин. Что говорить о женщине!

Тамит кивнул. Да, это так. Даже на суде Осириса самый страшный обвинитель, как и главный защитник умершего, — его собственное сердце!

— Разве я могу жениться на принцессе? — спросил юноша.

— Почему нет? Ты не простой воин, а Муваталли признает величие Рамсеса, его страны и народа.

На миг у Тамита мелькнула мысль о том, что он мог бы согласиться. Чужая страна, чужой народ, любящая его девушка, красивая и страстная, — вот что помогло бы ему позабыть о прошлом. О Тие. Вместе с тем в Египте его ждут отец и мать. Он их любит. Он в долгу перед ними. И он не способен причинить им боль.

— Прости, но мне необходимо вернуться домой.

— Как хочешь, — сказал хетт и спросил: — Не можешь одолжить мне свою пектораль?

Тамит хотел спросить зачем, но передумал. Он снял украшение и протянул младшему брату царя хеттов.

Через несколько дней, в течение которых египтянин обитал в красивом доме, в хорошо обставленных покоях и наслаждался любовью Инары, к нему пришел Кармел, вернул пектораль и сказал, что Тамит должен предстать перед царем.

— Муваталли хочет на тебя посмотреть.

Тамиту тоже было любопытно взглянуть на царя хеттов и сравнить его с Рамсесом. Прежде он видел Муваталли только издали. Он уже знал, что повелитель хеттов не так далек от своих подданных, как египетский фараон. Если Рамсес превращался в человека только на поле битвы, то хеттский царь никогда не обожествлялся при жизни.

Его дворец оказался много скромнее дворца Рамсеса; сам Муваталли был облачен в длинное одеяние и замысловатую накидку, на голове царя красовалась плотная шапочка, а в руках он держал длинный посох.

Войдя в зал, Тамит низко поклонился, а затем, выпрямившись, заметил, что глаза царя и его советников прикованы к его лицу, в особенности к украшению на его груди. В зале присутствовал переводчик. Египтянину задали несколько вопросов, после чего хетты заговорили между собой на своем языке: они то ли совещались, то ли спорили.

Кармел стоял в стороне. Молодой хетт внимательно следил за участниками разговора. Когда к Кармелу обратились, он что-то веско произнес, но при этом на его лице промелькнула неприятная для египтянина усмешка. Тамит понял, что сейчас присутствующий в этом зале Кармел был одним из тех, кто считал жителей страны Кемет своими врагами.

Когда Тамиту велели покинуть зал, он не удержался и украдкой задал хетту вопрос:

— О чем они говорили?

— Тебе не следует этого знать, — ответил Кармел и добавил: — Радуйся, египтянин! Тебя отпускают домой.

Когда они остались одни, хетт протянул Тамиту прочно зашитый мешок и сказал:

— Это золотые таблички с текстом послания. Они скреплены оттиском царской печати. Передай их своему фараону. И поклянись, что никому о них не расскажешь.

Тамит отдернул руку.

— Меня не пропустят во дворец Рамсеса!

В серых глазах Кармела появился металлический блеск.

— Пропустят, если наденешь свою пектораль. Советники Муваталли сказали, что это царская вещь.

Тамит покачал головой.

— Мой отец сказал, что пектораль — награда за его воинские заслуги. Он не хотел, чтобы я ее надевал. Я думал, что раскрыл все тайны, а оказалось, что нет.

Юноша задумчиво взвесил украшение на ладони. Оно было с ним, когда он жил на болотах и считал себя сыном Шеду, когда стал наследником Интеба и когда поравнялся с колесницей Рамсеса и бросился к фараону, желая его защитить.

— Зачем сопротивляться судьбе? — спросил Кармел. — Иди вперед до тех пор, пока это возможно. И еще: ты не должен быть один. Мир не признает одиночек.

— Я не один, — возразил египтянин.

— Но только не там, внутри.

«Только не говори об этом Инаре», — хотел сказать Тамит, но промолчал.

Им предстояло проститься, и, по всей вероятности, навсегда.

Это случилось скорее, чем он мог предположить, потому что время неумолимо к тем, кто хочет приостановить его бег. Тамит стоял перед Инарой, и ему чудилось, будто он видит перед собой пепел потухшего костра. Как быстро все закончилось! И так же скоро забудется. Ему было неловко и стыдно, и он не знал, что сказать девушке. Лучше не иметь дело с женщинами, которых, как бы ни старался, не можешь полюбить всем сердцем, к которым только влечет!

Инара, казалось, тоже не знала, о чем говорить. Печально улыбнувшись, она достала браслет из мудрено сплетенных тонких полосок кожи и надела на руку Тамита.

— У тебя будет много золота, а такого украшения тебе никто не подарит. Обещай, что не станешь его снимать. Оно не позволит тебе позабыть о моей любви.

Он сжал ее запястье. Инара права: иногда ценность заключается не в материале, а в искусной работе. В чувствах, с которыми была сделана вещь.

— Обещаю. Инара! Если я чем-то обидел тебя, прости.

— О нет, ты подарил мне радость! Жаль только, что я не жду от тебя ребенка.

Тамит с облегчением вздохнул, тогда как предательский внутренний голос шептал: «У Тии уже двое детей — от другого мужчины!»

Вечерний воздух опьянял свежестью, как молодое вино. Мир казался чудесным, как мечта, деревья и травы волновались, словно корабли на якорях. Это был один из тех моментов, какие исчезают бесследно, хотя на самом деле хочется, чтобы они никогда не кончались.

Тамит знал, что Инаре пора возвращаться обратно, и все же не смог устоять перед желанием еще раз вкусить ее страсть. Мешок с загадочными табличками упал в траву, шелковистые волосы девушки накрыли Тамита мягкой волной. Одежда обоих промокла от вечерней росы. Никто не слышал их криков и стонов отчаяния и радости, разве что птицы, парящие высоко в небесах, да неприметные земные твари.

Когда девушка поднялась с земли, ее лицо было залито слезами. Тамит впервые увидел, как Инара плачет. Она прошептала:

— Возвращайся, я буду ждать!

Глава 4

Когда-то Тамиту казалось, будто он может забыть Фивы. Город с его неповторимыми ароматами, звуками, зданиями, чарующей атмосферой величия и вечности. Сейчас юноша понимал, насколько он сроднился с этим городом, как сильно рад тому, что вернулся домой.