Знак фараона (сборник) - Бекитт Лора - Страница 31

Услышав ответ, усмехнулся:

– Пять золотых дебенов?[16] Не слишком ли много ты просишь? Перекупщики наверняка продали его намного дешевле.

Торговец почтительно поклонился.

– Воля твоя, господин, это так. Раб не годился для работы в каменоломне, потому что был тяжело ранен. Я выходил его и поставил на ноги. Только боги знают, сколько денег я потратил на его лечение! И сейчас я почти ничего не зарабатываю на продаже!

– Ты лжешь, – спокойно произнес Мериб, – но я его покупаю, потому что он мне подходит.

– Ты не пожалеешь, господин! – оживился торговец. – Он понимает наш язык. Он молод, красив и…

– Да хоть бы он вообще не имел языка и был уродлив – мне все равно, – перебил его Мериб. – Главное, что он силен и вынослив на вид. Вот твоя плата. – Архитектор велел взвесить золото и передал торговцу мешочек. Потом бросил рабу: – Иди за мной!

Прежде раб смотрел в пыль под ногами. Теперь, звякнув цепями, он поднял глаза. У него был разящий, как стрела, взгляд и выразительное лицо.

Этот человек не выглядел сломленным, покоренным: он хмурил брови и сжимал губы, будто с трудом удерживал готовый вырваться наружу поток слов. У него были рыжие волосы, серые, словно сверкающие серебром, глаза и светлая кожа. Кое-где ее покрывали рубцы и шрамы – то ли позорные следы бича работорговца, то ли почетные отметины войны.

Тия подошла ближе. Анок остановилась рядом с ней и заявила по обыкновению непререкаемым и капризным тоном:

– Я возьму этого раба себе!

Мериб обернулся.

– Зачем он тебе? Я покупаю его для строительства новой гробницы.

Анок упрямо тряхнула головой.

– Для тяжелой работы подойдет и другой, а этот слишком красив. Он будет носить мои носилки.

Мериб усмехнулся.

– Рыжий цвет приносит несчастье.

– Если он и принесет несчастье, то только ему самому. Да еще тем людям, которые осмелятся перебегать мне дорогу!

– Он выглядит строптивым. На стройке его усмирит плетка надсмотрщика, а что станешь делать с ним ты?

– Он привыкнет. Все привыкают, потому что хотят есть и пить. И жить. – Девушка усмехнулась и добавила: – Мне надоели безделушки. Я выбираю себе в подарок этого рыжего раба.

Мериб покачал головой, но не стал возражать.

Конец цепи, сковывающей руки невольника, прикрепили к задней стенке колесницы. Вознице было велено ехать помедленнее, чтобы пленник успевал бежать следом. Позаботившись таким образом о своей покупке, Анок на время потеряла к ней интерес, и только Тия то и дело тревожно оглядывалась, желая убедиться, что раб не погиб под колесами какой-нибудь повозки, что его безжизненное тело не волочится по земле. Девушке было жаль человека, которого жестокая судьба превратила в игрушку, а люди пытались лишить гордости и душевных сил.

Он оказался выносливым, упорным и не сбавлял скорости. На его сильном теле играли упругие мышцы, а рыжие волосы сияли в лучах солнца подобно золотому шлему.

Когда прибыли домой, раба отвязали и поставили посреди двора. Он тяжело дышал; его грудь вздымалась, как кузнечные меха, но взгляд оставался ярким и острым.

– Как тебя зовут? – спросила Анок.

Молодой человек сжал губы и не ответил, хотя было ясно, что он понимает вопрос. Тия догадывалась, в чем дело. Назвать свое имя означало стать уязвимым, подставить себя невидимым стрелам судьбы, позволить отнять последние силы.

– Ты будешь носить мои носилки вместе с тремя другими рабами, – заявила сестра Мериба, после чего они услышали голос невольника:

– Я не стану поднимать твои носилки, девушка, потому что я не раб, не слуга, а воин.

Он произнес это сухо и твердо, так же как судья выносит приговор, таким же тоном, каким приказывала сама Анок.

Девушка скривила губы.

– Чей ты воин и где твое войско?! Ты – грязный раб! Грязный, пока тебе не позволили помыться и не дали чистую одежду. Эй! – крикнула она слугам. – Заприте его в сарае, не снимая цепей, не давайте есть и пить. Через три дня я послушаю, что он скажет.

Мериб не стал возражать. Когда раба увели, он направился в дом. Поджидавшая его за колонной Тия вышла навстречу и взволнованно произнесла:

– Неужели нельзя облегчить участь этого человека?

Удивленный тем, что ее интересует судьба невольника, архитектор обернулся и равнодушно обронил через плечо:

– Это не мой раб! Я подарил его Анок. Поговори с ней. А мне пора ехать на стройку.

Разумеется, разговор с Анок ни к чему не привел. Сестра Мериба держалась высокомерно и холодно. Она заявила, что не привыкла, чтобы кто-то вмешивался в ее дела, и недвусмысленно дала понять Тие, что считает ее лишней в их доме. А потом и вовсе закрыла перед ней дверь.

Тия вернулась к себе. В комнате была Хнут, она перебирала какие-то вещи. Увидев огорченное лицо хозяйки, девушка выпрямилась и спросила:

– Что случилось, госпожа?

– Ничего. Просто я чувствую себя в этом доме, как птица в клетке. Как тот раб, которого сегодня купили на рынке и заперли без воды и еды!

– Кто он? Я видела его из окна.

– Мне неизвестно, к какому народу он принадлежит, – ответила Тия, – однако меня беспокоит его судьба. Мне кажется, этого человека будет трудно сломить. Что его ждет?

– Не знаю, – тихо промолвила Хнут. – Однажды госпожа Анок ударила рабыню плеткой по лицу так, что у той вытек глаз.

У Тии на мгновение перехватило дыхание.

– Что было потом?

– Девушку продали. Госпоже Анок нравятся лишь безупречные вещи и красивые слуги.

– В доме моего отца не могло произойти ничего подобного, – прошептала Тия.

Она вспомнила Эффе, городок, стоявший между гладью воды и небом, вспомнила, как домочадцы – мать, Харуя, служанки, рабыни, она сама – дружно собирали виноград, а после делали вино. Рабыни смеялись и болтали, не боясь присутствия господ.

Все было хорошо, пока с Харуей не приключилось несчастье. Тия в досаде прикусила губу. Прошлое таило в себе неисправимый изъян, оно не могло служить утешением. А будущее? Девушку пронзил внутренний холод. Она стала женой Мериба и останется ею. Изменить судьбу невозможно. Ей никогда не вырваться из этого плена!

Когда с наступлением ночи Мериб пришел в комнату Тии и велел жене идти в спальню, девушка не выдержала и разрыдалась. Она видела, что Мериба разозлила ее истерика, но не могла остановиться. Стоило ему сделать к ней шаг, как она разражалась новым потоком слез. В конце концов архитектор не выдержал и заявил:

– Я ухожу. Мне не доставит удовольствия брать тебя силой. Я могу подождать еще несколько дней, возможно, так и впрямь будет лучше, но потом тебе придется покориться. Ты моя жена и обязана делить со мной постель.

В этот вечер Тия не могла дозваться Хнут, а утром девушка прятала от нее глаза. Не нужно было быть слишком догадливой, чтобы понять, что случилось. Несколько минут Тия колебалась, а потом спросила напрямик:

– Ты спала с господином?

В темных глазах рабыни блеснули слезы. Она опустила голову, и волна упругих черных кудрей скрыла ее лицо.

– Ты вправе обвинять меня, госпожа!

Тия постаралась, чтобы ее голос не дрожал.

– Полагаю, ты не виновата, Хнут. Это случалось и раньше?

Рабыня кивнула и, не смея поднять взгляд, промолвила:

– Я живу с господином с того дня, как попала в этот дом. А прежде принадлежала другим. Хозяева спят с приглянувшимися рабынями, даже если имеют законных жен. – И добавила: – Попроси господина дать тебе другую служанку!

– Зачем?

– Разве ты меня не прогонишь? Прежняя госпожа, догадавшись о том, что происходит, приказала меня продать.

– Нет. Ты не виновата. Я не ревную. Мне безразличен этот человек. Я его не люблю. Будь моя воля, я никогда бы не вышла за него замуж!

Хнут молчала. Было заметно, что она думает о чем-то своем.

– Он тебя обижает? – спросила Тия.

Рабыня робко вздохнула.

– Нет. Я боюсь не объятий мужчин, а того, что за этим следует.