Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

После любви - Платова Виктория - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

– Никому?

– Все попадали пальцем в небо.

– Вы – русская. И думать нечего.

Он угадал. Не потратив на процесс узнавания и минуты, он угадал. Все это время мне страшно хотелось приблизиться к Алексу Гринблату, сделать хотя бы шаг в сторону фанерной перегородки, один безнаказанный шаг. Вот и повод.

Сейчас или никогда.

– Вы русская. Я прав?

– Да. – Я делаю его, один безнаказанный шаг.

– Вы русская. И вас зовут Сашa.

«Сашa» в исполнении Алекса Гринблата тоже звучит вполне по-русски, путаницы с ударениями нети в помине. Но, произнесенное верно, оно вызывает во мне глухой протест.

– Я предпочла, чтобы вы называли меня так же, как и все остальные. Сашa.

– Пытаетесь прожить чужую жизнь? – Vip-персона, Спаситель мира Алекс Гринблат улыбается обезоруживающей улыбкой серийного убийцы. Еще мгновение – и он стянет мне горло струной от карниза.

– Просто пытаюсь выжить.

Сказанное мной не производит на Алекса Гринблата никакого впечатления, я же моментально оказываюсь в одной лодке со студентиком Мишелем, сочинившим трагическую историю, чтобы казаться значительнее в глазах окружающих. Та еще картина: русская дуреха на веслах, Мишель – загребной, оба – в одинаково пафосных матросках и парусиновых туфлях, в них-то и подкладывают трагические истории. Два-три сантиметра роста такие истории прибавляют, но выиграть регату… Выиграть регату нам не светит. Все регаты, как правило, выигрывает Алекс Гринблат, и спутники Алекса Гринблата, и спутницы Алекса Гринблата, есть же у него спутницы, черт возьми!.. Спутницы, ха-ха. Любовницы, так было бы точнее. И не какие-нибудь безмозглые фотомодели (за последние несколько часов образ Алекса Гринблата подвергся значительной корректировке), совсем нет. Холеные дамочки со стервинкой и вечнозеленым загаром, подцепленным в вертикальном солярии: они арендуют пентхаусы, драгоценности и платья от Dolche/Gabbana, ведут колонки в life-style журналах и всегда расплачиваются за себя в кабаках. И на вопрос «Пытаетесь прожить чужую жизнь» они, несомненно, нашли бы другой ответ. Гораздо более оригинальный.

– Это шутка, – я горю желанием избавиться от пафосной матроски и парусиновых туфель неудачницы. – Насчет выжить.

– Я так и понял. Так что вы делаете в Эс-Суэйре, Сашa Вяземски?

Он знает не только мое имя, но и фамилию, ого! Потрясающая осведомленность, хотя «Вяземски» звучит не слишком безупречно, в полузабытом подлиннике все было органичнее: Сашa Вяземская.

– Вы даже знаете, как меня зовут?

– Конечно. Ведь это вы написали мне письмо.

Алекс Гринблат, знаменитый галерист и теоретик современного искусства, поджарый, сильно загорелый мужчина лет тридцати пяти. Точно такой, каким я рисовала его в послеполуденных грезах у досок Доминика. И чертовски красивые глаза!..

– Значит, вы и есть Алекс Гринблат. Тот самый…

– Тот самый.

– И вы приехали сюда из-за моего письма?

– Из-за фотографий, приложенных к письму. Но и из-за самого письма тоже.

– Оно вас заинтриговало? – позволяю я себе маленькую вольность.

– Я нашел в нем пять орфографических ошибок, – тут же ставит меня на место Алекс Гринблат. – И три стилистических. И еще три – на согласование времен.

– Французский – не мой родной язык. И я никогда не писала писем на французском. – Зачем я оправдываюсь? Кому нужен этот школьный скулеж?

– А почему вы не послали его электронной почтой? Здесь нет интернета?

– Здесь есть интернет.

– Тогда почему?

В прозрачной, ничем не замутненной воде явно просматриваются подводные камни, моя задача – не налететь на них (я все еще сижу на веслах, пусть и без матроски, и без смытого волной студентика Мишеля); моя задача – не налететь на эти чертовы камни!

– Почему? Мне показалось, что письмо, напечатанное на машинке, вызовет больший интерес. Его нельзя будет стереть, от него нельзя будет отмахнуться.

– Чутье? – Алекс Гринблат пощипывает подбородок.

– Можно сказать и так.

– Вы поступили правильно, Сашa.

Ура! От подводных камней не осталось и воспоминаний, передо мной расстилается водная гладь и где-то впереди маячит спина везунчика Алекса Гринблата. Расстояние между нами сокращается, и – кто знает! – может быть, оно сократится до минимума. И исчезнет совсем.

– Хотите посмотреть доски, Алекс?

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Я полна энтузиазма, я даже готова потревожить Доминика, и я почти уверена: Алекс Гринблат непременно даст согласие, не для того он совершил столь стремительныи бросок в Эс-Суэйру, чтобы остановиться в двух шагах от цели.

– Боюсь, это не слишком хорошая идея.

– Нуда. Не слишком.

Алекс Гринблат устал. Стремительный бросок в Эс-Суэйру еще нужно пережить, учитывая, как я продинамила Алекса в самом начале, закрыв автобусные дверцы у него перед носом. Плюс дорога по утомительному горному серпантину: она изматывает и меня, давно к ней привыкшую, что уж говорить об Алексе Гринблате, столкнувшемся с ней впервые!..

– Вы устали. Понимаю.

– Причина не в этом, Сашa.

– В чем тогда?

– Прежде, чем я увижу их, мне бы хотелось, чтобы вы о них рассказали. О них и об авторе.

– Я ведь не эксперт. И я даже не знаю, с чего начать…

Мне не совсем понятно, куда клонит Алекс Гринблат. И зачем ему мои россказни о том, что и так говорит само за себя. Рыбный рынок. Водостойкие мечты о Марракеше, Касабланке, Рабате. Женщины, вещи, чувства…

– Начните с автора. Кто он?

– Хозяин гостиницы.

Черт возьми, я несправедлива к Доминику, из всех возможных определений я выбрала самое неудачное; «трусишка Доминик» выглядело бы не в пример человечнее, «громила-сержант Доминик» выглядело бы не в пример мужественнее; «Доминик, сделавший предложение запеченным креветкам» могло хотя бы вызвать улыбку. Но нет – «хозяин гостиницы», что может быть унылее? Прости меня, Доминик!

– Ваш хозяин, ага.

– Не совсем так.

– Разве вы не работаете на него?

– Я работаю с ним, но мы, скорее…

– Любовники.

Алекс Гринблат не спрашивает и не утверждает, скорее – уточняет. Ничего, кроме интереса, смахивающего на производственный. В своей прошлой жизни в России я уже сталкивалась с чем-то подобным. Вспомнить бы только: когда и где.

– Нет, мы не любовники. И никогда не были любовниками. И вряд ли станем любовниками. Мы друзья.

Брови Алекса ползут вверх, ощущение такое, что он вообще впервые слышит это слово – «друзья». Не в контексте «Un Homme Et Une Femme»5 и не в контексте американской мыльной оперы; слово «друзья» напрочь отсутствует в лексиконе Спасителя мира Алекса Гринблата, не в этом ли причина возникновения большинства торнадо и скоропостижного таяния антарктических льдов?..

– Мы друзья, но это не имеет никакого значения, Алекс. Доминик талантлив, чертовски талантлив. Вы и сами знаете это.

– Пока еще нет.

– Но вы ведь приехали сюда!

– Ваше письмо показалось мне убедительным. Ваше письмо меня покорило.

Один безнаказанный шаг. Он давно уже сделан. Второй и третий, последовавшие за первым, несущественны. Совершив несколько движений, больше похожих на ритуальный танец, я устраиваюсь прямо на перилах, в опасной близости от Алекса Гринблата. Стоит протянуть руку – и я смогу коснуться его плеча. «Ваше письмо меня покорило» можно считать опосредованным комплиментом, признаком заинтересованности, но что-то мешает мне думать, что дело обстоит именно так. Наскоро прополоскав рот аперитивом «Доминик», мы переходим к главному блюду: – доски Доминика.

В этой теме гораздо больше пространства для маневра. В этой теме я чувствую себя как рыба в воде. Доминик прекрасно осведомлен о вещах, к которым не имеет никакого отношения, никто не смешивает краски с таким вдохновением и с такой дерзостью, как Доминик; никто не в состоянии лучше, чем Доминик, переплавить мечты в реальность и заставить поверить, что эта реальность – единственная из всех возможных. Доминик – это целый континент, целая страна, в ней найдется место и для Марракеша, и для Касабланки, и для Рабата; благословенная Франция тоже не будет забыта. Женщинам в этой стране не нужны паспорта, им не нужны возлюбленные, даже в именах они не нуждаются…

вернуться

5

Мужчина и женщина (фр.).