После любви - Платова Виктория - Страница 14

– О какой же?

– О платежеспособной. О той, которая готова выложить денежки, чтобы избавиться от скуки. Позже мы поговорим об этом поподробнее…

У меня нет желания говорить об этом ни с Алексом, ни с кем бы то ни было – ни сейчас, ни потом. Так почему я медлю, почему не обрываю Алекса на полуслове? Наверное, потому, что подоспели брюссельская капуста, сыр и яичница с беконом. Все три пункта представлены в единственном экземпляре, мой брошенный вдогонку заказ проклятая Кондолиза проигнорировала.

– Девушке – то же самое, дорогуша, – строго говорит Алекс официантке и принимается за яичницу.

Он мог бы и уступить завтрак мне – так вышел бы из положения Доминик и наверняка Фрэнки; Жюль и его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин были бы с ними солидарны.

Атак и не примкнувший к миллионам Алекс Гринблат, орудуя вилкой и ножом, жрет свой бекон. Проглотив первый кусок, он аккуратно промакивает губы салфеткой.

–: Теперь о вас, Сашa. Несчастная любовь, да?

Ни жалости, ни сострадания, ни даже любопытства – голая констатация, кем он себя возомнил, Алекс Гринблат? После такого пассажа я уж точно должна была встать и покинуть «Ла Скала», не дождавшись завтрака и не застегнув пряжки на туфле.

Но я продолжаю сидеть.

– Несчастная любовь. Да.

Что сделал бы Доминик? И что наверняка сделали бы Фрэнки, Жюль, его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин – на том лишь основании, что они – мужчины, волей судеб оказавшиеся в обществе слабой женщины?

Они бы утешили меня.

«Роковая случайность, Сашa! только кромешный идиот не оценил бы вас по достоинству, Сашa, только слепой! вы прекрасны, Сашa!» – этого было бы вполне достаточно.

От Алекса Гринблата такой дежурной галантности придется долго ждать, и (в ожидании) я могу пропустить не только завтрак, но и обед, и ужин.

– Значит, несчастная любовь? И вы не нашли ничего лучшего, чем сбежать от нее в этот городишко?

– Не нашла, – честно признаюсь я.

Алекс Гринблат снова принимается за яичницу.

– Типично женская логика, – говорит он, заглатывая желток. – Время должно спасти, расстояние должно избавить… Все это чушь собачья, Сашa.

– Чушь.

– А ваш избранник – кромешный идиот.

Неужели я дождалась комплимента от Алекса Гринблата?! Как бы не так!..

– …не потому, что вы такая потрясающая, а он вас не оценил. Потому, что женщины чаще всего влюбляются в идиотов. Не думаю, что вы исключение.

– Я не исключение. А что бы вы сказали, если бы я влюбилась в вас?

На судьбу брюссельской капусты моя провокационная фраза никак не повлияла: она преспокойно исчезает в пасти Алекса.

– Не смешите меня, Сашa.

– Почему? Вы не верите в любовь с первого взгляда? – продолжаю нагнетать ситуацию я.

– Только в нее и верю. Но что касается меня… – Алекс делает многозначительную паузу. – У вас нет никаких шансов.

– Абсолютно никаких?

– Абсолютно.

– Потому что ваше сердце занято кем-то другим?

– Потому что я – не идиот. И это – единственная причина.

– Я не могу рассчитывать даже на мимолетную связь?

Бог мой, и во времена отвязного студенчества я не позволяла себе подобных сальностей – вне зависимости от количества выпитой водки и количества выкуренных косячков. А встретив I'amour, впоследствии оказавшуюся le tnerde, и вовсе решила, что полигамия – не для меня. Так же как и дружеский секс, секс по телефону, секс по интернету, секс для нормального функционирования яичников и секс на платформе сходных политических убеждений.

Политических убеждений у меня нет. И я не имею ничего против натурального меха и сафари в Кении, что же касается секса – за последние три года Эс-Суэйра выдула из меня даже воспоминания о нем, занесла их песком и похоронила под набегающими друг на друга волнами.

И вот теперь – разговор с малознакомым мужчиной о мимолетной связи. Как мило.

– На мимолетную связь может рассчитывать любой, – поигрывает ножом Алекс. – Но не всякий оказывается к ней готов.

– А лично я – могу?

– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам все равно с кем спать.

– В противном случае…

– В противном случае, секс со мной не доставит вам никакого удовольствия. Как и большинству женщин.

Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешает вновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно или не преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно ли считать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..

Устраивать скандал я не стану.

– Хотите еще поговорить о сексе? – интересуется Спаситель мира.

– Пожалуй, нет.

– Тогда вернемся к вам. Ваши волосы…

Не короткие и не длинные, не темные и не светлые, что-то среднее. Какими бы они ни были – страсти в них больше не запутаться. А ведь меня многие считали страстной, иногда – чересчур; человек, бывший моей l’amour, отбыл в неизвестность именно с этим убеждением. Осев в Эс-Суэйре, я совсем махнула на себя рукой.

Чтобы не сказать – опустилась.

Это особенно бросается в глаза на фоне холеной физиономии Алекса. «Хлыщ» – назвал его Доминик. Справедливое замечание.

– …А что – мои волосы? Вам не нравится прическа?

– Мне совершенно все равно, какая у вас прическа. Но если бы вам пришлось выбирать – вы бы отрастили их или наоборот – постригли самым кардинальным образом?

– Я уже выбрала.

– Это не ответ. Отрешитесь от события, которое загнало вас в такую дыру. Что бы вы выбрали?

Тест-драйв продолжается, даже забавно.

– Я бы постриглась. Очень коротко.

– Так я и думал, – удовлетворенно хмыкает Алекс.

– Мне развить эту тему или вы сами разовьете?

– Тут и развивать нечего. Все, что можно было узнать о вас, – я узнал из вашего письма.

– Странно. В нем не содержалось никаких биографических данных. И никаких ссылок на косметические, кулинарные, сексуальные и иные предпочтения. И о состоянии ротовой полости там не было ни слова. Только подпись.

– Я умею читать между строк, Сашa.

– Кто бы сомневался! – Достаточно ли иронично это прозвучало? – Что же такого интересного вы вычитали?

– У вас есть чувство юмора, – принимается загибать пальцы Алекс. – Вы обладаете вкусом, энергичны, умеете убеждать, умеете взглянуть на вещи с неожиданного ракурса, вы русская, наконец…

– Это так важно?

– Это важно. Позже я объясню вам – почему… И потом – вы хороши собой.

Ха-ха.

– Не красавица, конечно, – тут же поправляет себя Алекс. – Далеко не красавица. Но в вас есть то, что обычно называют шармом. Изюминкой.

– Это вы тоже почерпнули из письма?

– Это – нет. Это я увидел уже по приезде сюда. Это можно считать бонусом. Дополнительными баллами.

– Дополнительными – к чему?

– Я объясню вам. Позже.

– После завтрака?

– Позже – значит позже.

Письмо не выглядело ни особенно оригинальным (на мой взгляд), ни особенно длинным, две с половиной страницы, напечатанные на пишущей машинке. Не такой старой, чтобы на ней было совсем уж неудобно работать, Доминик называет ее «portative»8 – она, как и бритва, как и музыкальная шкатулка была забыта в одном из номеров. Никаких дополнительных аксессуаров к машинке не прилагалось, лишь вставленный в каретку лист, с обрывком фразы:

…что мешает нам начать игру? Давай отбросим все и начнем…

По ее поводу у нас даже возник бесплодный спор с Домиником. Доминик считает, что это – финал мегабестселлера, завоевавшего рынок, я же убеждена, что это – начало заурядной книжонки, изданной ограниченным тиражом и полностью провалившейся. В любом случае мы с Домиником так и не узнали о судьбе других фраз на других листах, а машинка осталась у меня. К сочинительству она не особенно располагает.

Мертвый груз.

Алексу так не показалось.

Поэтому он и сидит сейчас напротив меня, отложив вилку и нож и подперев руками подбородок: завтрак окончен.