Сибирский валенок - Вьюгина Светлана Васильевна - Страница 5

– Мам, а мам, – успокаивал Вовка, – разве это беда?! Уберём мусор, не горюй.

День убирали, два. А Рома в очередной раз крылья расправит, взлетит, а за ним – фонтаном шелуха.

– Это не попугай, а летающий крокодил, – говорила мама. – Невозможно так больше жить!

– Мам, а мам! Он же птенец ещё, играет он. Потерпеть надо, – защищал попугая Вовка.

А сам потихоньку, как мог, наводил дома порядок…

Однажды Вовка заболел. Пришли родители домой – лежит сын, губы жаром обметало, горит весь, а попугай сидит смирно в изголовье и наговаривает ласково:

– Птичка, пти-и-ичка, пичужечка!

Мама приготовила клюквенный морс, напоила им сына, укутала одеялом. Потом села рядом, сказку начала рассказывать. Вовка очень любил, когда мама сказки ему рассказывала, читала книжки о жизни зверей и птиц.

Попугай сидел рядом и тоже внимательно слушал. Немного погодя мама пошла на кухню, чтобы принести ещё морса. Едва вышла, как услышала крик:

– Мам! А мам!

Мама бросилась к Вовкиной постели. Сын дремал, а Ромка сидел на прежнем месте и очень строго смотрел на маму. Мама пожала плечами и снова пошла на кухню. И снова услышала жалобное: «Мам, а мам!» Вернувшись к постели сына, мама услышала, что её звал… попугай!

Всю ночь Ромка беспокойно скороговорил: «Мам, а мам!»

Всю ночь просидела около Вовкиной постели мама. Утром температура у сына спaла.

… Вовка пил свой лечебный клюквенный морс и наблюдал за Ромкой. Попугай сидел смирно, время от времени чистил пёрышки и при этом очень даже весело напевал:

– Пти-и-чка, пти-и-ичка, пичужечка!

Но потом вдруг встрепенулся, взмахнул крыльями, разбросал шелуху по всему полу и весело так закричал:

– Мам, а мам!

А мама привычно уже взяла веник в руки и улыбнулась.

Черёмуховое крылечко

Мы сидели на верхней ступеньке деревенского крыльца. Крыльцо было тёплым, согретым долгим солнечным деньком – и белым. Это огромная черёмуха душисто отцветала, потом тихо осыпaла крылечко лёгкими лепестками и теперь скромно наклонилась над нами, как бы прислушиваясь к маминой вечерней сказке.

Я хорошо помню то лето: нам с Лёшкой было по шесть лет и мы проводили последнее вольное лето в маленькой деревушке на берегу Оки. На сон грядущий мама нам рассказывала разные истории и сказки, которые придумывала сама. Вот и в тот вечер мы с братом Лёшкой просили маму:

– Про черёмуху придумай сказку, про черёмуху!

Но мама не соглашалась:

– Черёмуха сама о себе рассказывает. А вот послушайте лучше про вечер… – И мама, сделав страшные глаза, перешла на шёпот. – Вечер – это такой маленький старичок. Он приходит к нам со снами, с мечтами, а непослушным детям засовывает туманные холодные пальцы за шиворот.

И тут мама схватила Лёшку в охапку. Вы бы слышали, как заорал Лёшка! Я от неожиданности даже чашку с молоком выронил. Вот тут-то мы и услышали эти странные крики:

– Ога, мога, подмога!..

Мама несмело улыбнулась:

– На помощь зовут?

Видно было, что она из последних сил скрывает страх. Но мы с Лёшкой даже и не думали от мамы таиться:

– Да не человеческий голос это вовсе! – И мы бросились в дом.

Успокоились, попили молока и только потом открыли окно. Тяжёлый черёмуховый дурман ворвался в комнату. Ивы, под которыми мы провели столько счастливых часов, показались нам суровыми великанами. Они качали седыми космами и надрывно скрипели.

И вдруг снова на улице что-то сердито заохало:

– Ога, мога, перемога…

Всю ночь мы спали не выключая света, а дверь подпёрли кочергой. Нам даже показалось, что пошёл снег, черёмуховый снег…

Проснувшись, мы бросились к окну. И наши страхи в одночасье растаяли. Так тает туман поутру. Крыльцо было по щиколотку в цвету. Аромат маленьких черёмуховых лепестков показался нам сегодня нежным. Листочки ивы тихонько трепетали на ветру.

А тут ещё мама сонным утренним голосом пропела:

– Ну что, напугала вас вчера моя страшная сказка?!

И мы с Лёшкой согласно закивали.

Вот только бабушка Таня, наша соседка, выслушав рассказ про ночного крикуна, насупилась:

– Эх, да не померещилось вам. Это домовушка балуется…

– Какой такой дымовушка?

Мы думали, что это про грибы баба Таня толкует. Знаете, такие дымовики, белые шарики? Их ещё дождевиками называют. Когда эти грибы маленькие, из них варят вкусный суп. А из перезревших мы с Лёшкой дымовые шашки делали. Наступишь на такой дымовик, а из него струйка жёлтого дыма…

– Нет, детки. Домовик – это не гриб, а существо.

– Существо?! – притворно ужаснувшись, завопили мы.

– Да-да, существо, – грустно улыбнулась нам бабушка Таня. – Я сама его никогда не видела, но, говорят, домовик – маленький и мохнатый. Раньше домовики в каждом доме жили: охраняли хозяев от нечистой силы. А вашего домовика обидел кто-то, а может, ваши проделки ему надоели.

– Баба Таня, так вы нам сказки рассказываете? – засмеялись мы с Лёшкой и весело переглянулись. – Мама каждый вечер нам такие придумывает…

– Сила ваша, воля Божья. – И, почему-то обидевшись, бабушка Таня ушла.

А вечером всё снова повторилось:

– Ога, мога, перемога…

Мало-помалу отцвёл жаркий июль. Лето красное катилось с горки. Мы стали привыкать к таинственному Угоше и уже не подпирали входную дверь кочергой. Но в ивах играть перестали, да и вечерние небылицы мама рассказывала уже не на черёмуховом крылечке, а в доме.

– Августовские ночи холодные, – говорила задумчиво мама.

Все побаивались Угошу, но никто не хотел признаться в этом первым.

Так бы мы и съехали с дачи и вернулись в город, не посидев поздним вечером на черёмуховом крылечке. Но как-то бабушка Таня хмуро сказала:

– Ребятки, вот вы уезжаете, а с домовушкой не помирились…

Легко сказать – не помирились! Мы с Лёшкой этого домовушку и не знали вовсе. В глаза не видели.

– А вы попробуйте приманить его. – Баба Таня поджала губы, и было непонятно, шутит она или говорит серьёзно.

– Мёдом, что ли, крылечко намазать?! – захихикал Лёшка.

– Ну, мёдом не мёдом, а молочка свеженького налейте в блюдце да на крыльцо поставьте…

Сказано – сделано. Мы с Лёшкой блюдечко маленькое нашли, молока налили в него и оставили на крылечке, а сами сели у окна и стали наблюдать. Но никто к нашему блюдцу не подходил. Мы и сухарик чёрный рядом положили. А толку?

– Утро вечера мудренее, – сказала мама и отправилась спать.

У неё-то день не зря прошёл: огромный таз варенья сварила и теперь разливала его большой деревянной ложкой по банкам. Мама была похожа на усталую пчелу, яблочное варенье – на мёд. А на кого были похожи мы? Нам не хотелось об этом думать. Мы тоже без дела не сидели – домовика приваживали. Пока у нас ничего не получилось. А вот завтра… С этими мыслями мы и спать легли. Не знаю, что снилось Лёшке, но он ночью во сне кричал, а когда мы с мамой его разбудили, сказал, что во сне приходил Угоша и утащил банку с вареньем. А мне снился мохнатый домовой. Он держал в маленьких лапках блюдце и пил из него молоко.

Утром мы первым делом бросились к своей приманке – сухарик исчез, да и блюдце было пустым, а на крылечке, мокром от росы, три следика осталось, три растопыренные чёрточки.