Книга судьбы - Паринуш Сание - Страница 96

– Правда, мама?

– Почему ты сомневаешься в себе? Или твои чувства так сильны, что ты боишься, как бы они не затмили способность рассуждать здраво?

– О да! Ты себе даже не представляешь, как я боюсь!

– Это хорошо. Значит, мозг все еще работает.

– Честно – я не знаю, что делать.

– Обязательно надо что-то делать?

– А разве нет?

– Нет. Единственное твое дело – учиться, планировать будущее, а тем временем получше узнать и себя, и его.

– Но я все время думаю о нем и не могу перестать, – сказала Ширин. – Я хочу чаще его видеть, проводить с ним больше времени…

– Ты видишься с ним в университете, можешь приглашать его к нам, когда захочешь. Разумеется, только при мне. Я тоже хочу ближе с ним познакомиться.

– И ты не беспокоишься, как бы я… не знаю… как бы я не зашла чересчур далеко?

– Нет, – сказала я. – Я доверяю тебе больше, чем собственным глазам. К тому же, если девушка решится “далеко зайти”, она сделает это, хоть надень на нее кандалы и прикуй к стене. Нас держит то, что внутри, – и у тебя это есть.

– Спасибо, мамочка, мне стало намного легче. И будь уверена, у меня все под контролем.

Вскоре после новогодних праздников, когда Ширин отлучилась из дома, Масуд сел рядом со мной и сказал:

– Мама, мне нужно принять серьезное решение о моем будущем.

– Очень кстати, – отозвалась я, – я как раз хотела поговорить с тобой об этом. Но, должна сказать, я не верю в традиционный подход к выбору жены. Найди себе девушку, которая тебе понравится, узнай человека получше, убедись, что вы с ней друг другу подходите. Я надеялась, что ты встретишь такого человека в университете или на работе.

– По правде говоря, в прошлый раз я так промахнулся, что теперь боюсь и приступить. Но мне кажется, больше я уже так влюбляться не буду. Но сейчас у меня есть вариант, во всех отношениях разумный и практичный. Если ты одобришь, я посватаюсь к этой девушке. Ведь почти все мои друзья уже переженились, а я одинок.

Фирузе, Фирузе, вздохнула я про себя. А потом собралась с духом и сказала сыну:

– Расскажи, что за вариант.

– У господина Магсуди есть дочь. Ей двадцать пять лет, она учится в университете на химическом факультете. Он намекнул мне, что был бы не против принять меня в качестве зятя.

– Господин Магсуди прекрасный человек, и у него, я уверена, замечательная семья, – сказала я. – Меня только одно смущает.

– Что именно?

– Он заместитель директора департамента, это государственный пост.

– Право, мама! Это чересчур: неужели ты опасаешься, что его могут бросить в тюрьму и казнить?

– Как не бояться? Политика, политические интриги внушают мне ужас. Я с самого начала тревожилась из-за этого, когда ты пошел на работу в министерство, и взяла с тебя слово, что ты никогда не займешь должность, связанную с политикой, ту, на которую назначают сверху.

– Если бы все так рассуждали, кто бы управлял страной? – возразил Махмуд. – Прости, мама, но тебе стоило бы обратиться к психологу.

Не внимая моим предостережениям, он решился просить руки этот молодой женщины. Мы с Ширин должны были пойти вместе с ним к господину Магсуди, и вдруг Масуд сказал:

– Можно вас попросить? Из уважения к господину Магсуди не могли бы вы надеть чадру?

Терпение мое лопнуло, и я ему все высказала:

– Послушай, дорогой, мы тоже люди и не следует об этом забывать! Мы способны сами решать за себя, у нас есть собственные принципы и убеждения, мы не можем все время прикидываться кем-то другим. Знаешь, сколько раз мне приходилось менять свой облик? В Куме я носила чадру, в Тегеране – платок на голову, когда вышла замуж за твоего отца, он вовсе запретил мне покрывать волосы, а потом революция, и нас заставили закутаться в хиджаб, когда же ты задумал жениться на Ладан, ты хотел от меня моды и элегантности. Тогда ты был бы рад, если бы я надела платье с декольте, а теперь тебе приглянулась дочь босса – и снова чадра! Нет уж, сынок! Многим людям мне пришлось подчиняться, но родному сыну я как-нибудь сумею дать отпор. Мне уже не так мало лет, я видела в жизни и хорошее, и плохое, и я способна думать самостоятельно и выбирать себе наряд. Мы пойдем к ним в обычной своей одежде и не станем лицемерить, лишь бы им угодить.

Атефе оказалась набожной девушкой с хорошими манерами и, что важнее, с умом и сердцем. Светленькая, большие глаза цвета лесного ореха. Ее мать, кутавшаяся в чадру с головы до ног даже при нас с Ширин, любезно и церемонно принимала гостей. Господин Магсуди, которому я столь многим была обязана, был, как всегда, вежлив и добр. Он несколько располнел, волосы у него поседели, и он все время перебирал четки. Едва мы явились, как он пустился обсуждать с Масудом какие-то дела по работе, совершенно забыв о цели нашего визита.

Хотя атмосфера в их доме отчасти напоминала мне жилище Махмуда, отторжения у меня это не вызывало. Их набожность внушала мне мир и покой, в ней не было ни следа суеверного страха перед грехами и адским огнем – нет, я почувствовала присутствие любви и предвестие рая. Здесь не гнали прочь радость и смех, как в семействе Махмуда, так что даже Ширин, которая, насмотревшись на дядюшек, невзлюбила всех усердно соблюдающих веру людей, вскорости расположилась к Атефе, и они принялись болтать, словно две подружки.

Так все сложилось естественно, быстро, и в середине весны мы уже отпраздновали свадьбу Масуда и Атефе. Хотя несколькими годами ранее Масуд воспользовался привилегией служащего министерства и купил неплохую квартиру, господин Магсуди поселил молодых на втором этаже своего дома: там квартира пустовала, и он давно предназначал ее своей дочери.

Я изо всех сил старалась выглядеть веселой в тот день, когда Масуд собирал вещи. Я пожала ему руку, шутила, поддразнивала его, но когда он ушел, я села на кровать в опустевшей спальне мальчиков и уставилась в стену. Словно жилой дух ушел из квартиры, и сердце отяжелело от грусти. Я сказала себе: настало время, птенцы разлетаются, скоро гнездо опустеет. Впервые я почувствовала страх перед будущим: впереди простирались годы одиночества.

Ширин, только что вернувшаяся домой, приоткрыла дверь и сказала:

– Уехал? Тут так пусто.

– Да, дети разъезжаются, – вздохнула я. – Но это расставание – к счастью. Благодарение Аллаху, он жив, и мы наконец-то сыграли его свадьбу.

– Мамочка, мы-то с тобой остались совсем одни, – откликнулась Ширин.

– Но мы есть друг у друга, и пройдет еще несколько лет, прежде чем выпорхнешь и ты.

– Несколько лет? – изумилась она.

– Ты же не станешь думать о замужестве, пока не закончишь учебу, правда?

Она выпятила губы, пожала плечами:

– Почем знать? Может быть, через пару месяцев и выйду.

– Что? Нет, я не позволю! – твердо заявила я. – Что за спешка? Об этом и думать рано, пока не закончишь университет.

– Но могут так сложиться обстоятельства…

– Какие обстоятельства? Не позволяй никому себя уговорить. Учись спокойно, потом начнешь работать, встанешь на ноги, чтобы ни от кого не зависеть, чтобы не остаться у разбитого корыта, когда сама ничего поделать не можешь и вынуждена смиряться с унижениями. И вот когда обеспечишь себе все это, тогда только и начинай думать о браке. Замуж выйти никогда не поздно, но как только сыграешь свадьбу, до конца жизни будешь нести ответственность за дом и семью. Только пока ты молода и свободна, можешь пожить без забот. Эти годы коротки, и они никогда не вернутся. Зачем же сокращать лучшую пору своей жизни?

Масуд часто навещал меня и все повторял:

– Довольно, хватит тебе работать. В твоем возрасте пора уже отдыхать.

– Но, сынок, я люблю свою работу, – возражала я. – Для меня она стала чем-то вроде хобби, а без работы я почувствую себя ненужной.

Но он стоял на своем. Уж не знаю как, он ухитрился восстановить весь мой стаж и места, где я работала, и выхлопотал мне пенсию. Конечно, я была рада постоянному доходу, но работу все же не бросила и занялась несколькими новыми проектами. Масуд также давал мне больше денег, чем мне требовалось. Он получал большое жалованье, но не был доволен этой работой. И мне тоже не хотелось, чтобы он оставался на государственной службе. Я все приставала к нему: