Книга судьбы - Паринуш Сание - Страница 5

– Мне нужен пластырь.

– Сейчас принесу.

Парванэ ткнула меня локтем в бок и шепнула:

– Кто это? Такой красавчик!

Молодой человек подал Парванэ пластырь, и она присела, чтобы достать деньги из своего ранца. Мне она шепнула:

– Эй! Погляди же на него! Он так красив…

Я поглядела на молодого человека, на миг наши взгляды встретились. Странное это было ощущение, во всем теле: я почувствовала, как запылали щеки, и поскорее уткнулась взглядом в пол. Со мной такое случилось впервые в жизни. Я обернулась к Парванэ и сказала:

– Пойдем отсюда, скорей! – И выскочила из аптеки.

Парванэ выбежала вслед за мной и спросила:

– Да что с тобой такое? Впервые человека увидела?

– Я смутилась, – сказала я.

– Из-за чего?

– Из-за того, как ты обсуждала постороннего мужчину.

– Что в этом такого?

– Что такого? Это не очень-то прилично. Боюсь, он тебя слышал.

– Ничего подобного! Ничего он не слышал. И разве я сказала о нем плохое?

– Сказала, что он красивый и…

– Полно! – сказала Парванэ. – Даже если он меня слышал, то, скорее всего, был польщен. Но, между нами говоря, я присмотрелась повнимательнее и поняла, что не так уж он хорош собой. Надо будет рассказать отцу, что у доктора Атаи появился помощник.

На следующий день мы немного запаздывали в школу, но когда поспешно проходили мимо аптеки, я заметила, что молодой человек смотрит на нас. На обратном пути мы заглянули в магазин сквозь витрину. Он был занят, работал, но мне показалось, он нас видел. С того дня, словно заключив без слов уговор, мы виделись таким образом каждое утро и каждый день. У нас с Парванэ появилась новая увлекательная тема для разговора. Вскоре слух о помощнике аптекаря распространился в школе. Девушки только и говорили, что о красивом молодом человеке, который работает у доктора Атаи, и выдумывали всевозможные предлоги, чтобы наведаться в аптеку и как-то привлечь его внимание.

Мы с Парванэ привыкли видеть этого молодого человека ежедневно, и я могла бы поклясться, что он тоже ждал, когда мы пройдем мимо. Мы поспорили, на какого актера он больше похож, и в конце концов решили, что на Стива Маккуина. Да, так далеко я ушла к тому времени от Кума – я знала уже имена знаменитых иностранных актеров. Однажды я упросила маму сходить со мной в кино, и ей очень понравилось. С того времени мы каждую неделю втайне от Махмуда наведывались в кинотеатр на углу. Там по большей части шли индийские фильмы, на которых мы с мамой ручьем проливали слезы.

Парванэ вскоре разузнала, кто этот помощник аптекаря и откуда. Доктор Атаи дружил с ее отцом и сказал ему: “Саид учится в университете на фармацевта. Хороший мальчик. Он из Резайе”.

С тех пор мы переглядывались уже как знакомые, а Парванэ придумала юноше прозвище: “Хаджи Беспокойный” – дескать, у него такой вид, словно он все время чего-то ждет, беспокоится, ищет кого-то.

То был лучший год в моей жизни. Все складывалось замечательно. Я прилежно училась, мы с Парванэ все больше сближались, пока не сделались единой душой в двух телах. Одно лишь омрачало те ясные и счастливые дни: пугающие разговоры, что я слышала дома все чаще, по мере того как приближался конец учебного года. Я боялась, что на том моя учеба и оборвется.

– Немыслимо, – твердила Парванэ. – Не могут они так поступить с тобой.

– Ты не понимаешь. Им все равно, хорошо я учусь или плохо. Они говорят, после трех лет средней школы девочке дальше учиться незачем.

– После трех лет? – вознегодовала Парванэ. – Да по нынешним временам и школьного аттестата мало. Все мои родственницы обязательно поступают в университет – ну, то есть те, кто справляется со вступительными экзаменами. Ты-то сдашь непременно! Ты умнее моих родственниц.

– Какой уж тут университет! Хоть бы школу дали закончить.

– Значит, борись с ними, не поддавайся!

Подумайте, что она говорила! Парванэ понятия не имела о том, как я живу. С мамой я еще могла поспорить, могла отстоять свое мнение. Но перед братьями я умолкала.

В конце года мы сдали экзамены, и я оказалась второй в классе. Наша учительница литературы очень хорошо ко мне относилась и, когда раздавала нам табели, сказала:

– Молодчина! Ты очень способная девочка. Какой главный предмет ты выберешь?

– Я бы хотела заниматься литературой, – призналась я.

– Замечательно! Я как раз это и хотела тебе предложить.

– Но я не смогу. Моя семья против. Они считают, что для девочки достаточно и трех лет в средней школе.

Госпожа Бахрами нахмурилась, покачала головой и ушла в учительскую. Оттуда она вернулась вместе с директрисой. Директриса взяла мой табель и сказала:

– Садеги, скажи отцу, чтобы он завтра зашел в школу. Я хочу с ним поговорить. И скажи ему, что, пока он не придет, я не отдам твой табель. Не забудь!

Вечером я сказала отцу, что его вызывает директор школы. Он удивился и спросил:

– Что ты натворила?

– Ничего, клянусь!

Он обернулся к матери и сказал:

– Женщина, сходи в школу и узнай, чего они хотят.

– Нет, отец, так не годится, – вмешалась я. – Они сказали, чтобы пришел именно ты.

– Как это так? Чтобы я зашел в школу, где учатся девочки?

– Почему бы и нет? Все отцы приходят. Она сказала, пока ты не придешь, мне не отдадут табель.

Отец свел брови и сильно нахмурился. Я налила ему чай и попыталась приласкаться:

– Отец, не болит ли у тебя голова? Может быть, тебе таблеток принести? – Я подоткнула ему за спину подушку и подала стакан воды, и в конце концов он согласился наутро пойти со мной в школу.

Когда мы вошли в кабинет директрисы, она встала из-за стола, тепло приветствовала отца и усадила его рядом с собой.

– Поздравляю вас с такой дочерью, – сказала она. – Девочка очень способная, прекрасно учится и к тому же хорошо воспитана.

Стоя у двери, я опустила глаза, но невольно улыбнулась. Директриса обернулась ко мне и сказала:

– Дорогая Масумэ, подожди, пожалуйста, за дверью. Я хочу поговорить с господином Садеги.

Не знаю, как она с ним говорила, но отец вышел, весь раскрасневшийся, глаза его искрились, на меня он поглядел с гордостью и любовью и сказал:

– Пойдем прямо сейчас в канцелярию и запишем тебя на следующий год. Некогда мне по два раза в школу ходить.

Я чуть в обморок не упала от радости. Шла следом за отцом и повторяла:

– Спасибо, отец! Я тебя так люблю! Я буду лучшей в классе, обещаю! Все буду делать, как ты велишь. Да позволит мне Аллах стать жертвой за тебя!

Он рассмеялся и сказал:

– Довольно! Жаль, что твоим ленивым братьям не досталось ни капельки такого прилежания!

Парванэ ждала нас у дверей школы. Она так волновалась, что почти не уснула той ночью. Жестами, знаками она спросила меня, что произошло. Я состроила грустную мину, покачала головой, пожала плечами. Слезы у нее уже были наготове – так и хлынули. Я подбежала к подруге, обняла ее и сказала:

– Нет-нет! Я пошутила. Все в порядке. Меня записали на следующий год.

Мы выскочили в школьный двор, прыгали, смеялись, как безумные, утирая друг другу слезы.

Братья расшумелись, узнав, какое отец принял решение, но он твердо стоял на своем:

– Директриса сказала, девочка очень талантливая и может стать большим человеком.

А у меня голова кругом шла от счастья, и я не обращала внимания на их слова и на злобные взгляды Ахмада.

Настало лето, и хотя это означало, что мы с Парванэ вновь разлучимся, я не грустила в ожидании следующего школьного года, когда мы опять будем вместе. На этот раз мы провели в Куме всего неделю, а потом Парванэ чуть ли не каждую неделю находила предлог, чтобы вместе с отцом приехать в Тегеран и повидать меня. Она звала меня хоть на несколько дней в Голаб-Дарэ, и я рада была бы поехать, но знала, что братья ни за что не позволят, и даже не заговаривала об этом. Парванэ думала, что ее отец мог бы поговорить с моим отцом и убедить его отпустить меня, но я не хотела его просить – я знала, отцу будет трудно отказать господину Ахмади, но спорить и ссориться с моими братьями ему тоже было бы нелегко. Я предпочла угодить матери и записаться на курсы шитья: пусть у меня будет хотя бы один навык, обязательный для женщины, а то с чем же отдавать меня к мужу в дом.