Книга судьбы - Паринуш Сание - Страница 43

Как-то летом в шесть утра зазвонил телефон. Хамид успел к нему раньше меня. Он произнес едва ли два слова и тут же повесил трубку, но его лицо вдруг стало бледным, испуганным. С минуту он стоял на месте, пытаясь овладеть собой, а я стояла напротив, со страхом глядела на него и не отваживалась задать вопрос. Хамид заметался, кинул в вещевой мешок какие-то вещи и прихватил все деньги, что имелись в доме. Стараясь сохранять спокойствие, я тихо спросила:

– Хамид, вас выдали?

– Думаю, да, – откликнулся он. – Пока еще непонятно, что произошло. Одного из наших арестовали. Все передислоцируются.

– Кого арестовали?

– Ты с ним незнакома. Он принят недавно.

– Он знает тебя?

– Не под настоящим именем.

– Ему известно, где мы живем?

– К счастью, нет. Здесь мы никогда не проводили собрания. Но могут взять и других. Не впадай в панику. Ты ни к чему не причастна. Переезжай к родителям, если там тебе будет спокойнее.

Звонок разбудил Сиамака. Напуганный, встревоженный, мальчик следовал по пятам за отцом. Ему передался наш страх.

– Куда ты пойдешь? – спросила я.

– Не знаю. Сейчас главное – уйти отсюда. Потом разберусь, где мне остановиться. И в ближайшую неделю я не дам о себе знать.

Сиамак обвил руками ноги Хамида и взмолился:

– Возьми меня с собой.

Хамид отпихнул его и сказал:

– Если они придут сюда и что-нибудь найдут, просто скажи им, что это не наше. К счастью, ты не знаешь ничего такого, что могло бы усугубить наше положение.

Сиамак вновь прильнул к нему и закричал:

– Я пойду с тобой!

Хамид сердито выдрал ногу из его цепких ручонок и приказал:

– Займись своими детьми и о себе подумай. Обращайся к моему отцу, если понадобятся деньги, и никому об этом не говори.

Он ушел, а я еще какое-то время стояла в растерянности. Нет, в ужасе: какая судьба нас ждет? А Сиамак дал волю своему гневу, бросался на стены, на дверь, хорошо, я вовремя заметила, как он ринулся к только что проснувшемуся Масуду. Я догнала Сиамака и подхватила его на руки. Он вырывался, бил меня руками и ногами. Бессмысленно было притворяться, будто все хорошо, ничего не случилось. Этот ребенок был слишком проницателен, он даже по моему дыханию мог угадать, как я встревожена.

– Послушай, Сиамак, – зашептала я ему в ухо, – нужно вести себя как ни в чем не бывало, а главное – никому не выдавать наш секрет, а то мы подведем папу.

Он сразу же затих и только спросил:

– Какой секрет?

– Нельзя никому рассказывать о том, как папа сегодня ушел второпях. Смотри, чтобы даже Масуд об этом не узнал.

Мальчик со страхом и недоверием уставился на меня.

– И не надо бояться. Мы должны быть храбрыми и сильными. Папа очень сильный, и он знает, как надо действовать. Не беспокойся, никто его не найдет. А мы – его воины. Мы должны вести себя как обычно и хранить его тайну. Ему нужна наша помощь. Ты согласен?

– Да.

– Дадим друг другу слово: мы никому ничего не расскажем и не будем поднимать шум. Договорились?

– Ладно.

Я знала, что он не в состоянии вполне постичь смысл моих слов, но это было не так важно: юный, склонный к фантазиям ум быстро заполнил все пробелы, раздувая и преувеличивая подвиги своего любимого героя.

Больше мы не возвращались к этому разговору. Порой, видя, что я погрузилась в свои мысли, он тихонько брал меня за руку и смотрел на меня, не говоря ни слова. И тогда я старалась отогнать тревогу, ободряла сына улыбкой и шептала ему: “Не беспокойся. Он в безопасном убежище”. И мальчик убегал, топал, шумел, возвращался к прерванной игре. Он стремительно выскакивал из-за дивана, испускал странные звуки, стреляя во все стороны из водяного пистолета. Быстро же у него менялись настроения.

Эти наполненные тревогой дни тянулись бесконечно. Я изо всех сил следила за собой, чтобы не совершить какой-нибудь необдуманный поступок, и никому ничего не рассказывала. В кошельке у меня оставалось немного денег, и я, как могла, растягивала их. Я постоянно задавала себе вопрос: “Что с ним сделают, если его схватят? Во что он влип со своей группой? Неужели теракты, о которых я читала в газетах, их рук дело?” Никогда еще страх не подступал ко мне так близко – и такой страх. Прежде я воспринимала их собрания как интеллектуальную забаву, досуг, ребяческое упоение собственной значимостью, но теперь все изменилось. При воспоминании о той летней ночи, когда они вчетвером что-то затаскивали к нам в подвал, страх возрастал стократно. С тех пор на двери в глубине погреба всегда висел большой замок. Я несколько раз жаловалась Хамиду на это, но он возражал:

– Что ты ноешь? Какое тебе до этого дело? Ты и в погреб-то почти не заходишь. Тебе места мало?

– Нет, но меня это пугает. Что там хранится? Не подвергает ли нас это опасности?

Хамид уверял меня, что причин для тревоги нет, что это – чем бы оно ни было – не представляет для нас опасности. Но уходя, он дал мне указание: если в доме что-то найдут, говорить, что это не наше и я ничего об этом не знаю. То есть внизу все же что-то такое лежало, и он предпочел бы, чтобы не доискались.

Неделю спустя посреди ночи меня от неглубокого тревожного сна пробудил звук открывшейся двери. Я выбежала в холл и зажгла свет.

– Выключи, выключи сию минуту! – зашептал Хамид.

Он был не один. С ним две странного вида женщины, плотно укутанные в чадру. Только стопы виднелись – в разбитых мужских ботинках. Втроем они прошли в гостиную, потом Хамид вышел оттуда один, прикрыл за собой дверь и сказал:

– Теперь включи настольную лампу и расскажи мне, что нового.

– Нового ничего, – ответила я. – У нас тут ничего не происходит.

– Это я знаю. Ничего подозрительного не заметила?

– Нет…

– Ты выходишь на улицу?

– Почти каждый день.

– И тебе не показалось, что за тобой следят? Новые соседи не появились?

– Нет, я ничего такого не замечала.

– Ты уверена?

– Ну как уверена? Вроде бы все как всегда.

– Хорошо. Теперь накорми нас, чем сможешь. Чай, хлеб с сыром, остатки от ужина – что найдется.

Я поставила чайник на плиту. Хотя я понимала, что опасность еще вовсе не устранена, все же при виде мужа я почувствовала облегчение и радость: он невредим. Чайник закипел, я положила на поднос сыр, масло, салат и травы, недавно сваренное варенье и весь хлеб, который имелся в доме, и понесла в гостиную. У двери я негромко окликнула Хамида. Я знала, что самой мне входить не следует. Он открыл дверь, торопливо принял из моих рук поднос и сказал:

– Спасибо. А теперь ложись спать.

На глаз мне показалось, что он немного потерял в весе и в бороде его к перцу примешалась соль. Мне захотелось его поцеловать.

Я вернулась в спальню и плотно закрыла дверь. Пусть спокойно воспользуются ванной. И я еще раз возблагодарила Бога за то, что вновь свиделась с Хамидом, живым и здоровым. Но дурное предчувствие глодало меня. Смутные образы витали вокруг, сгущались…и я провалилась в сон.

Когда я проснулась, солнце только-только взошло. Я спохватилась, что в доме кончился хлеб. Оделась, умылась, сходила на кухню, включила самовар и вернулась в холл. Дети проснулись, но дверь в гостиную оставалась закрытой. Сиамак вышел вслед за мной на кухню и шепнул:

– Папа вернулся?

Я растерялась, спросила:

– Как ты узнал?

– Там что-то странное: дверь в гостиную закрыта, а за стеклом видны тени.

Дверь в гостиной была из матового многослойного стекла.

– Ты угадал, дорогой. Но папа не хочет, чтобы кто-нибудь знал, так что мы будем молчать.

– Он пришел не один?

– Нет, с ним двое друзей.

– Я буду следить, чтобы Масуд не проведал.

– Молодец, сын мой! Ты уже мужчина, но Масуд еще слишком юн, он может проговориться.

– Знаю. Я не подпущу его к двери гостиной.

И Сиамак занял пост у двери с такой вызывающей решимостью, что Масуда тут же разобрало любопытство и он решил во что бы то ни стало выяснить, отчего же туда нельзя. Назревала драка, но тут из гостиной появился Хамид. Масуд остановился в изумлении, а Сиамак бросился к отцу и обхватил его ноги. Хамид обнял и поцеловал обоих по очереди.