Битвы божьих коровок - Платова Виктория - Страница 50

Почувствовав кончики быковских пальцев в опасной близости от своего плеча, Настя резко развернулась на пятках и затрусила в сторону голубовато-желто-розовой Мицуко. И устроилась прямо перед ней, сложив ноги по-турецки.

Ничего не поделаешь, “лотос” ей не по зубам.

– Кто это? – спросила Настя. – Ваша модель?

– Одна из моих… моделей. – Подошедший Быков тоже сел перед Мицуко по-турецки.

– Она какая-то особенная.

– Все мои девушки выше всяких похвал.

– Но ведь она стоит не в общем зале. Значит…

– Это ничего не значит, дорогая. Это означает только одно: последнюю по времени работу. Я бился над ней около трех месяцев. Закончил только два дня назад.

Около трех месяцев… На первой странице Кирюшино-го дневника проставлена дата: “17 июля”. Сейчас конец октября, следовательно, по времени все сходится. Или практически все. Возможно, обрезанная фотография Мицуко сделана именно в ресторане “ШтандартЪ”, где ее окучивал Быков. В роскошных имперских декорациях, как сказала бы Марина. И Мицуко согласилась ему позировать, этой пухлой гадине с проволочными губами.

Возможно, она даже осталась здесь на ночь, закутанная в драпировки…

А Кирюша страдал. Знал обо всем об этом – и страдал.

Настя с неприязнью посмотрела на жидкие усики соперника брата. А он еще пытался ее поцеловать! А она еще пыталась накачаться его вином! Ужасно!

– Два дня назад?

– Да… А теперь нахожусь в бесплодных поисках новой музы… Впрочем, мне кажется, что не таких уж бесплодных.

– Есть положительные сдвиги?

– Еще какие!

Настя и опомниться не успела, как оплывший донжуан уже положил голову ей на колени. Не очень-то грациозно у него получилось, но брюшко, растекшееся по бокам, все-таки исчезло.

– Вы полагаете, что это я? – спросила Настя.

– А вы разве возражаете?

– Нет, но…

Определенно, у нее что-то не в порядке с головой. Или это сухое “Вазисубани” (Кирюша всегда называл его “Вася с зубами”), наложенное на джин-тоник, играет с Настей злую шутку? Или это из-за кольца? Или из-за помады, которую она вытащила у Мицуко из косметички? Или из-за волос, которые она так безжалостно обкорнала ровно наполовину? Или из-за Кирюшиной одежды? Или из-за его тяжелых, как утюги, “гриндеров”? Вздор, ведь сейчас же она сидит босиком!

А вот теперь еще и почетное звание музы. Как говорила Марина – “загорелая, обветренная, с зубами как у ротвейлера”? Ничего не скажешь, у Быкова странные представления об эфемерных спутницах художников.

– Значит, не возражаете?

Сама Мицуко, должно быть, сильно бы веселилась, увидев, как преуспевающий дизайнер окучивает “тупую деревенскую бабу”. Или вцепилась бы ей в волосы. Мицуко не из тех женщин, которых устраивает приставка “бывшая”.

Пусть даже и “бывшая муза”.

– Как ее зовут? – спросила Настя, безуспешно пытаясь сдвинуть с колен тюленью голову Быкова.

– Кого?

– Эту девушку?

– Я знал ее как Мицуко. Справедливости ради, ей очень шло это имя.

– А она видела этот светильник?

– Увы…

– Разве вы не показываете девушкам конечный результат их работы?

– Показываю, конечно. Я даже позвонил ей позавчера. Чтобы она заглянула на огонек.

– . И что же? Она отказалась?

– Нет. Она уже не могла отказаться. Она уже ничего не могла. – В голосе Быкова послышались меланхолические нотки.

Неужели взбалмошная Мицуко послала его к черту?

– Почему не могла?

– С ней произошла неприятная история…

Странно, когда в прошлую субботу они так мило поговорили в туалете ресторана “Аризона-69”, Мицуко не производила впечатления человека, попавшего в неприятную историю. Напротив, все истории – неприятные и даже страшные – могли вызвать в ней только одно чувство. Чувство жгучего, немного детского любопытства.

– Моя жена как в воду глядела. Но все равно проиграла – как всегда… Она как-то застала Мицуко здесь.

– И что же произошло? – Настя даже затаила дыхание.

Две брюнетки: одна – капризна и хамовата, другая – импульсивна и хамовата ничуть не меньше. Одна в состоянии сказать любую непристойность. Другая – в состоянии любую непристойность совершить. Две пантеры, две тигрицы, два боксера в весе пера. Чем закончится встреча – неизвестно…

– Представьте себе, Настя… В самый разгар сеанса в мастерскую врывается эта тварь, эта провокаторша… моя женушка… И устраивает здесь выездное выступление Берлинского мюзик-холла. А моя обнаженная муза терпеливо выслушивает все гадости, после чего говорит, что в возрасте Марины нужно уже попивать валерьяночку в отдельной палате геронтологического центра.

Настя живо представила себе всю картинку: голая Мицуко, сидящая на подиуме в позе лотоса. И раздающиеся над ее головой проклятья Марины. Нет, Мицуко идеальная женщина. Только идеальная женщина никогда не чувствует неудобств от того, что обнажена. В любой ситуации.

– И что ваша жена?

– Сказала, что геронтологический центр – это вопрос времени. А время проходит очень быстро. И что койка в центре для Мицуко уже забронирована. Как, впрочем, и для всех остальных.

– Надеюсь, муза нашлась что ответить?

– Конечно. Иначе она не была бы музой. Подождите, я даже попытаюсь воспроизвести дословно… “Я не доставлю такой радости ни вам, ни времени… Я никогда не постарею”. И, представьте, у нее получилось.

– Получилось что?

– Не постареть, дорогая моя, не постареть! Смерть – вот лучшее лекарство от старости… – торжественно провозгласил Быков. – И главное – принимать его в точном соответствии с рецептами врача.

– Подождите, я не поняла…

– Она умерла, что ж тут непонятного? Позавчера я позвонил ей. Хотел пригласить на… так сказать, интимную презентацию нового шедевра. А мне сообщили, что в субботу девушка скончалась.

Быков даже хихикнул от полноты чувств, а у Насти потемнело в глазах.

– Как – скончалась?!

– Очень просто. Раз – и в дамках. Обвела мою гремучую змею вокруг пальца! Оставила ее с носом, да что там с носом – с ее любимыми угрями на носу! Моя-то будет дряхлеть и злиться на весь мир по этому поводу. А красотке – ничего уже не страшно.

– Вы хотите сказать, что девушка умерла?

Шэни дэда моутхан, в субботу, подкрашивая пухлые губки в туалете “Аризоны-69”, Мицуко вовсе не собиралась умирать, наоборот! Мицуко была полна капризов и пороков, которые единственно и придавали смысл ее жизни. Капризов и пороков, которых она, Настя, напрочь лишена.

– Но… Как же так… – пролепетала Настя. – Это невозможно…

– Еще как возможно, – с готовностью подтвердил Быков. – А вы-то что взволновались?

– Нет, ничего. А что с ней произошло?

– Меня никто не посвящал в подробности. Просто сказали, что Лены больше нет в живых. И что звонить по ее домашнему телефону бессмысленно…

Лена.

Оказывается, ее зовут Лена, самое обыкновенное имя. С таким именем не посидишь голой в позе лотоса. И не будешь поднимать на ноги всю милицию – только для того, чтобы вызволить из ванной своего любовника сумочку с помадой “Angel № 63”… Имя “Мицуко” – совсем другое дело. Имя “Мицуко”, взращенное на русской почве, – это индульгенция на любое безумие. А вот Кирюша, на некоторое время оказавшийся рядом с ней, этого не выдержал.

Ну, конечно же, как она могла забыть, зачем явилась сюда! Ведь ни на какой вечеринке никакого Эль-Хамади она не была и никакого предложения о работе не получала. И мясистого господина Быкова видит в первый раз! И вообще – она здесь только потому, что двинулась по Кирюшиной тропе. И ей даже удалось ухватиться за ниточку Быков – Мицуко – Кирилл, но…

На этом она и оборвалась…

И даже если Мицуко знала больше, чем сказала Насте, все равно к ответу ее теперь не призовешь. Она обвела вокруг пальца не только гремучую змею Марину, но и бесхитростную, как коза тоггенбургской породы, Настю.

Смерть – вот она, маленькая и невинная женская хитрость!..

Настя так была погружена в свои собственные невеселые мысли, что даже не заметила, что с Быковым творится что-то неладное. И только когда затылок дизайнера с силой ударил ее по коленям, только тогда Настя пришла в себя.