Битвы божьих коровок - Платова Виктория - Страница 44

– Сдаюсь. – Для убедительности Пацюк даже поднял руки.

Давай, Даня! Давай, Даниил Константинович Забелин! Сейчас все станет на свои места.

– На Пограничника Гарькавого, – с выражением, четко отделяя одно слово от другого, произнес Забелин. – Знакомый адрес?

Пацюк затравленно смотрел на Забелина. Ай парень, ай актер, ничего не скажешь! Сейчас будет разыгрывать удивление, потом – изумление, потом – оскорбленную невинность. А играет как! Надо же, прямо Смоктуновский тебе из “Гамлета” с черепом в обнимку… Верный “Макаров” и только что прирученная янтарная бритва приятно холодили забелинские бока, а сам он разглядывал стажера с детским любопытством Христа, только что вознесенного на небо.

К пункту “оскорбленная невинность” Пацюк так и не перешел. После “изумления” последовало “сильное изумление”, затем – “очень сильное изумление”, а затем – “изумление в 12 баллов по шкале Рихтера”. Пацюка заколотило, как Японию (опять чертова Япония!) во время землетрясения 1996 года, и он только и смог выдавить из себя:

– Я не понимаю…

– Что же тут непонятного? Часы нашли на Пограничника Гарькавого, двадцать три, квартира сто восемь. Во время обыска у убитой гражданки Алексеевой Елены Сергеевны. В ванной, на полке.

– Этого не может быть…

– Еще как может. Все задокументировано, запротоколировано и приобщено к делу.

– Но ведь меня там не было… – Пацюк потихоньку приходил в себя. Теперь он даже был в состоянии говорить более-менее связно. – Меня не было при обыске.

– При обыске не было, верно. Но, думаю, ты успел там побывать раньше. Гораздо раньше.

– Что значит – гораздо раньше?

– Это значит, когда девушка была еще жива.

– Это… Это бред какой-то… Я никогда не был в ее квартире…

– Может быть, ты с ней вообще незнаком?

– Я не утверждаю этого…

Положительно, по парню убивается “Оскар” за лучшую мужскую роль. Что-что, а отчаяние вперемешку с яростью и скорбью он подавать умеет. Изворотливый, подлец… А Забелин еще всегда ему симпатизировал… Спокойный, уравновешенный, детективы японские в столе… Из серии, где одно несчастное убийство пятьсот страниц готовят, а потом столько же обсасывают… И не дурак, и с честолюбием все в порядке… Такой может перерезать горло только из любви к чистому искусству. Сукин сын!

– Тогда, может, объяснишь мне, как они там оказались?

– Нет… Я не могу объяснить.

– Плохо, – нахмурился Забелин.

– Плохо? – переспросил Пацюк.

– Очень плохо. Хреново. Полные кранты. У тебя неприятности, Егор.

– Из-за этих часов?

– Не только. Хотя, как я успел заметить, вы с потерпевшей обменялись верительными грамотами. У нее твои часы и еще кое-что…

– Что?!

– Об этом потом. А она, как я посмотрю, расположилась у тебя основательно. Даже щеточку зубную перетащила… Я уже не говорю о косметике…

Лицо Пацюка исказилось. Если бы он мог – он бы зарыдал.

– Черт возьми… Вы не понимаете…

– А ты просвети меня, темного, откуда это все у тебя… Или, может, в комнату пройдем и ты мне вещи покажешь? Которые у тебя в кровати пораспиханы…

Пацюк схватился за голову и стал раскачиваться, как самый натуральный китайский болван.

– Нет. Нет… Вы не понимаете, нет…

– А чего же тут понимать? Все и так ясно. Думаю, это не единственные ее вещи…

– Это я купил, – Пацюк наконец-то перестал качаться, и в глазах у него появилось осмысленное выражение. – Это я купил… Но она никогда…

– Кто ж сомневается, что ты купил? Мужчины иногда делают подарки любимым женщинам… Не всякие мужчины, конечно, и не всяким женщинам, – Забелин невольно вспомнил свою бывшую супружницу, записную нимфоманку. – И не всякие подарки. Хотя, если мужик преподносит бабе белье… Что это значит?

– А что это значит? – послушно переспросил Пацюк.

– А это значит… – призрак бывшей супружницы, записной нимфоманки, по-прежнему зудел перед лицом Забелина стрекозиными крыльями. – А это значит, что они вступили в определенные отношения. Так сказать, в войну полов, с рукопашными схватками по два раза на дню… Или у тебя больше выходило?

– Что вы имеете в виду? – Пацюк наконец-то нашел себе занятие: теперь он сгибал и разгибал чайную ложку.

– Близость. – Язык во рту Забелина моментально распух и превратился в детский валенок двадцать четвертого размера. – Близость я имею в виду.

Такую близость, что дальше некуда. Можно и ушко облизать в порыве страсти, а можно и глотку перерезать…

– Близость?!

Несколько секунд Пацюк сидел молча, а потом начал хохотать. Да так, что глаза его едва не вылезли из орбит, а челюсть едва не сорвалась с насиженного места.

– Вы думаете, что?..

– Ну, я не могу утверждать…

Смех Пацюка не очень понравился Забелину. Тем более что в нем проявилось то самое легкое сумасшествие, в котором следователь некоторое время назад стал подозревать стажера.

– Отчего же не можете? – Пацюк резко оборвал смех и теперь угрюмо смотрел на Забелина. Сумасшедший, как есть сумасшедший! – Давайте, подозревайте. Навесьте на меня ее убийство. И все другие убийства в городе. За последнюю неделю. Прямо по сводке. Давайте, ну!!!

– Если бы я хотел навесить на тебя что-то, я бы сюда не пришел…

– А пришли зачем?

– Чтобы ты объяснил мне кое-какие вещи.

– Про часы я сказал. Не знаю, как они там оказались… И кому нужно было…

– Ладно, оставим часы в покое.

Еще раз осмотрев кухню на предмет очагов пацюковского сопротивления, Забелин открыл папку. Пацюк же затих окончательно.

– Теперь давай по пунктам. В квартире покойной были найдены твои отпечатки пальцев. На бокале в кухне.

– Бред.

– Кроме того, на подушке в ее спальне обнаружены твои же волосы.

– Чушь.

– С наукой не поспоришь, дорогой мой. – Забелин похлопал по папке. – На все имеется заключение эксперта.

– И где же вы взяли мои отпечатки? И волосы?..

– Ну, работаем бок о бок… Пацюк вцепился в край стола.

– Статья 303 УК РФ “Фальсификация доказательств”. От трех до семи. И статья 299 УК РФ “Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности”. От трех до десяти. Вы рискуете, Даниил Константинович. Забелин улыбнулся.

– Это ты рискуешь, Егор. Какая у тебя там группа крови? Запамятовал…

– А зачем вам моя группа крови?

– Ты смотри, мне ведь еще пару-тройку документов поднять ничего не стоит.

– Четвертая… резус отрицательный… – нехотя сказал Пацюк.

– Ага. Достаточно редкая. У станции переливания крови ты на вес золота, а? Кровь сдаешь?

– Сдаю.

– Одной рукой сдаешь, а другой отнимаешь, – со значением произнес Забелин и сам улыбнулся своей немудреной шутке.

– Мне все труднее вас понимать.

– Да чего уж трудного. Часы на полке, отпечатки в квартире, волосы на подушке…

– Это преступление?

– Да нет, конечно. Не преступление и то, что ты снюхал… что ты стал встречаться с этой женщиной. Твое дело. Плохо, что ее убили.

– К чему вы клоните? Вы меня подозреваете?

Вот видишь, ты сам об этом заговорил. Хороший мальчик.

– Рубашка из фланели? – неожиданно спросил Забелин.

– Не знаю. – Пацюк дернулся, как от удара током, и инстинктивно спрятал руки под стол.

– Сдается мне, что из фланели. Причем красной. И из-под ногтя жертвы было извлечено нечто похожее. Ну да экспертиза установит…

Тело Пацюка обмякло, готовое вот-вот свалиться на пол. Бедняга… Хорошо, что Забелин зашел к стажеру. Может, удастся хоть что-то прояснить. Если кто-то думает, что Забелин испытывает моральное удовлетворение, загоняя беднягу в угол, то глубоко ошибается. Пацюк, конечно, сукин сын, но наш сукин сын, как говаривали сильные мира сего! Да и сама потерпевшая слова доброго не стоила, положа руку на сердце. Точная копия забелинской бывшей супружницы, записной нимфоманки. А со своей бывшей супружницей Забелин бы и не такое сотворил, будь его воля. Не только бы надрезал горлышко (и кто там только не побывал!), но и добавил бы еще с десяток рукотворных отверстий к естественным, ей-богу…