Рыжее пророчество - Платов Сергей - Страница 42

– Здрав будь, Феликлист! – поприветствовал я княжича.

– И тебе не хворать, боярин, – хмуро отозвался тот.

Несмотря на то что наследник старательно маскировал под пышной прической свое левое ухо, мне не составило труда разглядеть, что тут не обошлось без рукоприкладства. Похоже, Бодун сегодня разошелся не на шутку, коли на своего сынка руку поднял.

– Ну и чем твой батюшка сегодня недоволен? – поинтересовался я, взглядом показывая, что маскироваться больше не нужно.

– Так тобой.

– Мной? – удивился я, прикидывая так и эдак, чем мог прогневить титулованную особу. Не найдя в памяти ничего подходящего, я только пожал плечами. – Это нормально.

Обычно весьма говорливый, Феликлист сейчас, словно красна девица, переминался с ноги на ногу, и даже сквозь ровный слой пудры выступил яркий румянец. Поведение наследника меня по меньшей мере озадачило – нечасто мне представлялось лицезреть его в таком вот виде. Дальнейшая же фраза меня заинтриговала еще больше.

– Только ты не смейся, но у меня вопрос к тебе есть, – начал издалека Феликлист и после длительной паузы и выразительного сопения добавил: – Интимный.

– Слышь, Феликлист, ну мы же давно все обговорили, – опешил я от такого откровения, – я не по вашей части.

– Да знаю я, знаю, – нетерпеливо отмахнулся наследник, – я про другое.

– В смысле? – удивился я, совсем сбитый с толку.

– В смысле как оно, житье женатое?

– В смысле? – заклинило меня, но я ничего поделать не мог, я действительно не понимал, чего он от меня хочет.

Феликлист опять запылал словно маков цвет, собрался с мыслями и пояснил:

– Понимаешь, папаша мой гневается, говорит, чтобы я женился. Раньше думал, отверчусь, но, похоже, нет, не удастся. – Тут он осторожно потрогал распухшее ухо. – Вот я и спрашиваю: каково оно женатому?

Ответил я не сразу. Поначалу главной целью для меня было не рассмеяться, а уже потом, когда я с этой задачей справился, стал подбирать слова для корректного ответа на поставленный вопрос.

– А что тебя конкретно интересует?

– Все! – заявил Феликлист, но потом поправился: – Но вкратце, конечно.

– Ну если вкратце, так это для кого как, – попытался я выкрутиться, но молодой князь был настроен весьма решительно:.

– Расскажи, что это значит лично для тебя.

Нет, я вообще-то не ханжа, но и обсуждать мою личную жизнь с посторонними не привык. Я опять прикинул шансы уклониться от нелепого разговора и, уяснив для себя их ничтожность, махнул рукой. Да ладно, чего уж там, чай, не маленькие, да и Феликлист уже давно Селистене что-то вроде подружки.

– Знаешь, наверное, я в свое время нагулялся вволю, так что в женатой жизни не вижу ничего плохого, даже наоборот.

– Что, что наоборот? – засуетился Феликлист.

– Да нравится мне моя жизнь, вот что наоборот! – вырвалось у меня. – Приятно, когда рядом любящий и любимый человек, когда дома тебя ждут и всегда рады твоему приходу. А ейный папаша хоть и смотрит на тебя криво, но когда каждый вечер ты ложишься с женой в одну кровать, то даже он ничего не может сказать против! А ты проводишь восхитительную ночь и поутру даже не скрываешь того счастья, что подарила тебе жена.

Что-то меня понесло… Это для меня вообще больная тема, слишком долго на пути к моей рыжеволосой Селистене стоял ее папаша и вездесущий Шарик. До сих пор получаю удовольствие от взгляда, которым нас провожает в спальню Антип.

Тут я хотел было поправиться, рассказать про ячейку общества, про обязанности и права, но меня остановило блаженное выражение, которое нарисовалось на лице Феликлиста.

– И так каждую ночь? – уточнил он.

– Если здоровья хватит, то каждую, – подтвердил я.

Некоторое время он сомневался, но вскоре со свистом рубанул рукой воздух.

– Решено, женюсь!

Глядя на его реакцию, как-то непроизвольно мой язык ляпнул на первый взгляд совершенно нелепую фразу:

– Но жениться нужно на женщине.

Блаженное выражение лица наследника престола исчезло так же быстро, как и появилось.

– А по-другому никак нельзя? – с мольбой в голосе спросил он.

– Нельзя, – отрезал я, – хотя…

– Что, что «хотя»? – встрепенулся наследник.

– Я вспомнил, что в некоторых иноземных странах такое непотребство разрешают.

– Почему непотребство? – больше для проформы возмутился Феликлист. – А у нас нет, даже в виде исключения?

– У нас нет, – сухо подтвердил я свои слова.

– Эх, далеко еще Руси до просвещенной Европы… – задумчиво протянул Феликлист голосом, полным неподдельной грусти.

– Что касается меня, то хоть бы нам в этом деле Европу вообще никогда не догонять, – буркнул я себе под нос.

Хорошо что Феликлист не услышал моих слов, а то обязательно попытался бы обратить меня в свою веру. Сколько раз говорил ему, что я по другой части, так нет, никак не успокоится.

Между тем наследник впал в какую-то прострацию. Выражения его лица менялись с такой скоростью, что я невольно засмотрелся. Блаженство, брезгливость, кротость, ярость, равнодушие, упрямство – вот список чувств, что я сумел разглядеть на его челе, пока он не очнулся.

– Ладно, будем искать в этом деле положительные стороны, – подвел он итог нашему разговору, – Зато батюшка меня надолго оставит в покое.

– Не оставит, – добил я Феликлиста. – Ему этот брак нужен, чтобы ты внука ему подарил. Так что отсидеться не удастся, придется пыхтеть по полной программе.

Сраженный наследник престола в изнеможении опустился на скамью и накрыл голову руками. От такого удара ему в ближайшее время уже было не оправиться, а как успокоить человека в подобной ситуации, я попросту не знал. Поэтому просто ободряюще похлопал его по плечу и решительно толкнул двери в покои деспотичного папаши.

– Заходи, заходи, прогульщик! – раздался зычный бас верховного правителя города и его окрестностей.

Я быстро преодолел расстояние от двери до своего непосредственного начальства и смог получше его рассмотреть. Скажите, пожалуйста, какие мы грозные! На троне сидим, строго глядим, глаза красные, кулаки нервно сжаты. Ну прямо тиран-деспот в момент творческого кризиса и затяжной душевной меланхолии. Всего-то на два дня оставил без присмотра, а уже такие перемены. Ох уж мне эти самодержцы, никогда не знаешь, куда их светлость в порыве самодурства занесет. Что ж, потерпим. В конце концов, я тоже не подарок и Бодуну подчас со мной еще сложнее приходится, чем мне с ним.

– Что сразу прогульщик-то? Подумаешь, пару деньков на службе не появился, так не по доброй воле, а токма по не зависящим от меня обстоятельствам.

– Знаю я твои обстоятельства, – отмахнулся князь. – Антип все рассказал.

– Тогда вообще не понимаю, в чем проблема? – удивился я. – Вначале с нечистью разбирался, потом семейство в надежное место эвакуировал, когда тут о службе думать? Вот вернулся в город – сразу к вам. Только нос во дворец сунул, а тут шум, гам, и вы гневаться изволите.

– Я князь, что хочу, то и делаю, – огрызнулся Бодун.

– Кто ж спорит, что князь, – пожал я плечами. – Кстати, хочу заметить, что битье посуды, почетные и непочетные ссылки, каторжные работы и просто банальные казни – это дело полезное и даже нужное для поддержания властвующего образа, а вот наследника престола по уху съездили зря. У него и так с авторитетом сложно, а тут еще вы в глазах окружающих так своим вниманием отметили.

– Что, я не могу своему сыну подзатыльник дать?

– Сыну можете, а вот наследнику нет.

Бодун внимательно на меня посмотрел и вполне выразительно сжал кулаки.

– Ты что это, учить меня вздумал?!

– Ни в коей мере, – отмахнулся я, на всякий случай отодвигаясь на пару шагов. Рука у него тяжелая, и ходить с таким ухом, как у Феликлиста, мне как-то не улыбается.

– Изволь стоять на месте, когда я гневаться изволю! – выдал оригинальную идею князь и сделал шаг мне навстречу.