Дипломная работа по обитателям болота - Черчень Александра - Страница 75

— Ну и какой смысл так вопить, если все равно никто не… — иронично начал Лельер, но конец фразы я не расслышала, так как ее заглушил взрыв, который просто вынес входную дверь вместе с косяком, и в неровном проеме застыл злобный и изрядно кошмарный Феликс Ла-Шавоир.

Окутанный непонятным флером, силой, которая маревом дрожала вокруг его фигуры, он стремительно прошел в зал. По помещению прокатилась непонятная волна, от которой попадали все предметы.

До меня дошли уже остатки этой силы, но она окружила мягким покрывалом, впрочем, сознание все равно померкло, и меня поглотила спасительная темнота. Я ощутила, как меня подхватывают знакомые сильные руки.

А последнее, что видела, — это как столбом стоящий Лельер закатил синие глаза, рухнул с гримасой боли на лице.

Мастер Пытки.

Лельер Белый феникс.

Эпилог

Той же ночью.

Сектор Малахит.

Изумрудный город,

дом на улице Пропавшего рассвета

Темная комната была освещена пламенем свечи, которое лишь немного рассеивало мрак кабинета. Ровно настолько, чтобы осветить темную сгорбленную фигуру светловолосого мужчины, сидящего напротив большого зеркала. Он сжимал в побелевших пальцах смычок виолончели, и тишину раз за разом как будто разрезала противная, скрипучая трель.

Лельер Хинсар был во тьме. Физически и морально.

Ночь — самое сложное время. Ночью на поверхность поднимается все то, во что мы днем даже верить не желаем. То, что при свете солнца прячется в темных уголках.

Впрочем, шут никогда не был дураком в прямом смысле этого слова и самообманом уже давно не занимался. Свыкся, научился извлекать выгоду из того, что было его частью… или даже сутью.

Он вскинул светлую голову, в полумраке его лицо казалось алебастровым, а синие глаза черными, но в них все равно сверкало… Пламя?

По зеркалу пробежала дрожь, несколько секунд ничего не происходило, но вот отражение стало меняться. Подернулись маревом очертания кабинета, и он уже стал совершенно другим, испарился инструмент, одежда поменялась на деловую и классическую, а в руке отражения материализовался бокал с темным напитком. Лишь лицо осталось тем же.

Полуночное рандеву, которое повторялось уже не первый раз.

Никто из них, наверное, и не знал, почему один иногда засиживается в кабинете допоздна, а другой… время от времени проверяет именно ЭТО зеркало.

Возможно, они просто были чем-то похожи?

Услышав такую гипотезу, Лельер Хинсар бы только рассмеялся, а тот, кого в этом мире звали Зеркальником, окинул бы глупца надменным взглядом и скривил губы в презрительной усмешке.

Но факты, знаете ли, господа, — это такая настолько железная вещь, что ее даже коррозия не берет.

Зеркальник задумчиво оглядел шута и с усмешкой проговорил:

— Меня всегда удивляло, что наедине ты эту леди заставляешь петь настолько отвратительно. Ведь на публике она восхитительно сладкоголоса.

— Вся в хозяйку, — не поднимая головы, откликнулся Лель. — Чем опять обязан?

— Еще скажи, что не ждал. — Его визави холодно усмехнулся. — Лельер Белый феникс, последний из своего рода. Белек… так она тебя называла?

— Белек умер. — Хранитель задумчиво улыбнулся. — Умер в игровых комнатах Серебрянки. Теперь есть или Лель, шут его величества Гудвина, или Мастер Хин, Пытка сектора Малахит.

— А ты забавный… — хмыкнул Зеркальник, медленно растворяясь в темных стеклянных глубинах. Когда рябь на зеркале исчезла, то оно снова отражало лишь феникса.

Лельер Хинсар задумчиво улыбнулся и вновь поднял руку со смычком, касаясь струн своей ненавистной подруги.