Самое ценное в жизни - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 4

Произнеся без запинки такое сложное слово, дядя Костя заметно возгордился собой и с важным видом обвел глазами сидящих перед ним руководителей.

Те переглянулись. Сидевший с краю важный толстый мужчина в дорогом черном шелковом костюме, но в заляпанных рыжеватой глиной кирзовых сапогах, поняв, что перед ним заурядный покупатель, высокомерно пояснил, недовольно барабаня во время своей маленькой речи пальцами по исцарапанной столешнице:

– У нас бумаги не хватит всем желающим накладные выписывать, гражданин. Мы производители, а не продавцы.

Татьяна подумала: если это управляющий, то дяде Косте ничего не светит. Чистой воды самовлюбленный бюрократ.

Дядя Костя, разозлившись еще больше, по-петушиному расправил грудь и безоглядно кинулся в борьбу за столь нужную ему картошку.

– Если производители, то и продавать можете как угодно, кто вам запрещает?!

Рассердившийся бюрократ заявил начальственным голосом:

– Хватит, гражданин, не мешайте работать! Мы тут важные дела решаем, а вы лезете с глупостями. Вам ведь русским языком сказали, что по мелочи мы не торгуем!

Бывалый Константин Иванович и не думал сдаваться. Обличающе уточнил:

– А может, вы с перекупщиками картельное соглашение заключили? Чтобы народу жить было тяжелее? Может, на вас в антимонопольный комитет жаловаться пора?

Собрание зашумело. Кто смеялся, кто ругался. Татьяна захотелось зажать уши, чтобы не слышать возмущенных восклицаний руководителей местного масштаба. Она потеребила дядю Костю за рукав, желая поскорее убраться восвояси, всё равно ничего толкового от этого непробиваемого толстяка им не добиться.

Тут из дальнего угла, не замеченный ею ранее, поднялся мужчина среднего роста с умным и решительным лицом. Все враз смолкли, выжидающе глядя на него. У Татьяны почему-то гулко екнуло сердце, когда она повнимательнее рассмотрела его строгие правильные черты. Казалось, она уже где-то его видела, хотя никогда прежде с ним не встречалась. Может, его черты знакомы по какой-нибудь картине? И в голове впрямь всплыл портрет генерала Тучкова-четвертого, висевший в Эрмитаже. Да, очень похож.

Не догадываясь о необычных мыслях посетительницы, мужчина вышел из-за стола и твердой походкой подошел к неучтивым визитерам. В отличие от пижонистых сослуживцев на нем были обычные синие джинсы и довольно потрепанная серая куртка. Он пристально окинул девушку цепким взглядом властных серых глаз. Ей сразу стало не по себе, по спине струйкой пробежал ознобистый холодок, о чем-то предупреждая, но характер не позволил отвернуть дерзкий взгляд в сторону, и она вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. Но лучше бы она этого не делала.

Тело внезапно вытянулось, как перед прыжком в неизведанное, подобралось и застыло в тягостной неподвижности, не собираясь повиноваться хозяйке. У нее возникла абсурдная уверенность, что в эту минуту что-то произошло, причем настолько значительное, что в ее жизни ничто больше не будет так, как прежде.

Его глаза странно зажглись, остановившись на ее губах, и ей показалось, что сейчас он подойдет к ней вплотную и поцелует, не обращая внимания на окружающих. Она рывком выдернула себя из странного транса, испуганно отшатнулась и отругала за излишнюю впечатлительность. Наверняка у него и в мыслях не было ничего подобного. Вот фантазерка!

Он прекратил озабоченное созерцание девушки и перевел ставший странно напряженным взгляд на ее спутника. Весомо разрешил, не делая лишних движений, будто экономя силы:

– Если вам нужен картофель, можете сами затарить его в мешки и взвесить на грузовых весах. Кузьмич вам поможет. Но предупреждаю – здесь не магазин. Пара килограммов туда-сюда – это нормально.

Мужики закивали головами, соглашаясь с ним, и даже толстый начальник не собирался оспаривать его слова.

Дядя Костя, уже отчаявшийся разжиться дешевой картошечкой, подскочил на месте и сразу взял быстрый старт, лишь кивнув на прощанье головой. Он считал, что добился справедливости сам и благодарить за это некого. Татьяна замешкалась, не понимая, что ее здесь держит, и снова взглянула на мужчину. Он смотрел на нее тяжелым сумрачным взглядом, что-то прикидывая. С трудом вырвавшись из-под гипноза его настойчивых серых глаз, она, исправляя недостатки воспитания своего водителя, быстро пробормотала ничего не значащие слова пустой благодарности, резко развернулась и стремительно побежала следом за Константином Ивановичем.

Невольно дернувшись в порыве отправиться за ней, мужчина своевременно вспомнил о своем долге руководителя и повернулся к собеседникам.

Быстро указал:

– Ну, что же, всё решено, давайте работать!

Толстый хотел что-то возразить, но он властно прервал:

– Хватит, Иваныч! Все знают, что болтать ты любишь больше, чем работать. Что делать, ты слышал, давай действуй!

Мужчины шумной толпой вывалились из домика, на ходу обмениваясь мнениями. Большинство подходили к поджидающим их одинаково потрепанным УАЗикам, садились за руль и разъезжались в разные стороны.

Не обращая внимания на царившую кругом суматоху, дядя Костя вытащил из багажника шесть штук вместительных матерчатых мешков и стал по очереди набивать их под завязку. Картофель был отменный – сухой, чистый, в меру крупный, приятно округлый, с прозрачной, еще молоденькой кожицей. У хозяйственного Константина Ивановича даже глаза заблестели от удовольствия.

Татьяна стояла неподалеку, наблюдая за погрузкой. Внезапно вздрогнула, почувствовав, что рядом кто-то стоит. Не оглядываясь, поняла, кто это. Казалось, у нее внезапно прорезался третий глаз или взыграло внутреннее чутье. Душа томительно заныла, с каждым мигом всё сильнее и сильнее страшась чего-то огромного, непонятного и угрожающего, что несла с собой эта неслучайная повторная встреча. Сразу захотелось убежать без оглядки. Представив, как она будет выглядеть, скача по дороге, как испуганный кролик, мрачно усмехнулась. Никогда с ней ничего подобного не было. Почему одно только присутствие этого человека рождает в ней такое странное чувство? Обхватив себя руками, с трудом заставила тело не двигаться.

Помолчав, натужно дыша ей в затылок, мужчина, казалось, через силу спросил, как ее зовут. Решив, что в безобидном вопросе ничего страшного нет, и никакого криминала не будет, если она ответит, тихо произнесла:

– Татьяна.

Он подвинулся еще ближе, почти касаясь ее плеча широкой грудью. Негромко представился:

– Владимир! – и тут же требовательно спросил: – Вы замужем?

Вместо того, чтобы сказать ему, что это не его дело, как она и ответила бы любому другому, сунувшему свой длинный нос в ее личную жизнь, послушно выдохнула, не понимая, откуда в ней такая покорность:

– Нет, уже нет… – И почти робко спросила, решив, что теперь и она имеет право на такой же вопрос: – А вы?

Он огорченно замялся, не желая оттолкнуть ее честным ответом. Сразу всё поняв, она бесстрастно заметила, чувствуя, как разочарование захлестывает сердце:

– Что же, говорить больше не о чем.

Владимир порывисто взял ее за руку, собираясь что-то сказать, но замер от охватившего его страстного томления, глядя в ее бледное лицо и не в силах собраться с мыслями. Она тоже оцепенела. От его руки по ее напрягшемуся телу побежал электрический разряд, свел в томительный комок мышцы живота и остановил сердце. Отдернув руку и низко склонив голову, она постаралась вырваться из окутавшей ее пелены чувственного наваждения.

Прерывисто вздохнула, тщетно силясь восстановить самообладание. Что это с ней такое? Зачем ей это надо? Уйти немедленно! Но ноги, приросшие к земле, идти никуда не хотели.

Собравшись с духом, подняла взгляд и с подчеркнутым осуждением посмотрела ему в вопрошающие глаза. Он был растерян и обеспокоен. Татьяна заметила, как у него на щеке несколько раз подряд дернулся нерв. Он растер щеку, снимая нервный тик, и обескуражено развел руками, не пряча свою раздвоенность. Медленно признался, с трудом преодолевая внутренний разлад:

– Не знаю, что со мной такое, обычно я вовсе не такой. Никогда ни с кем знакомиться желания не возникало. Но вы – другое дело. Почему-то отчаянно не хочется вас отпускать. – И с напором попросил: – Скажите, кто вы, и где живете. Я вас обязательно найду!