Страна Семи Трав - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 90

Краем глаза я увидел, что лица окружавших нас людей просветлели. Ошибки не было! Тынкага признал пришельцев! Это были люди одного с ним племени — стало быть, друзья «детей солнца»!

Из моих объятий Петр Арианович перешел в объятия Лизы, потом его подхватил Савчук и троекратно облобызал.

Все спуталось. Я даже забыл, что Петра Ариановича и Савчука надо познакомить.

Этнограф начал говорить что-то о тех ценных открытиях, которые сделал ученый в горах Бырранга.

— Да что вы? — искренне удивился наш учитель. — Я ведь сделал очень мало. Что же я мог сделать один?

— Нет, нет, сделали очень много, — убежденно сказал этнограф. — Вы сумели удержать «детей солнца» у последней черты.

Выражение «последняя черта» было правильным. В этом году «дети солнца», как никогда, боялись наступления зимы.

— Мы не были уверены, переживем ли эту полярную ночь, — сказал Петр Арианович своим негромким, глуховатым голосом. — Продовольствие, увы, на исходе… Животных в котловине осталось совсем мало…

Он рассказал, что, готовясь в самому худшему, спрятал в тайник все свои дневники и журналы наблюдений, которые вел на протяжении долгих лет, пребывая в котловине.

— Сейчас покажу вам, — сказал он. — Это самое ценное, что было у меня… Мой, так сказать, вклад в революцию…

Петр Арианович смущенно кашлянул, так как фраза показалась ему, наверное, слишком громкой.

— Не хотелось, знаете, возвращаться домой с пустыми руками, — признался он и неожиданно улыбнулся так хорошо, по-доброму, как умел улыбаться только наш Петр Арианович.

— Но ведь это тоже ваш вклад, — подхватила Лиза, указывая на толпившихся вокруг нас «детей солнца».

Да, это был, конечно, тоже «вклад», и немалый!..

— На глаз здесь человек около ста, — сказал я.

— Сто тридцать два, — педантично поправил меня Петр Арианович. — В чумах есть больные и старики, которым трудно ходить…

Мы двинулись вдоль стойбища.

«Дети солнца» не сопровождали нас толпой, как можно было бы ожидать. По знаку Петра Ариановича они занялись своими делами: одни набирали воду в деревянные котлы, другие подтаскивали дрова к кострам, третьи экономно накладывали на маленькие лотки полоски мяса.

Видимо, как ни бедны были хозяева Страны Семи Трав, но по случаю прихода соплеменников Тынкаги готовилось угощение.

Мужчины сидели к нам боком или спиной, проявляя редкое самообладание. (Видимо, считалось неприличным надоедать гостю преувеличенным вниманием.) Только женщины, хлопоча у огромных деревянных котлов, украдкой провожали нас любопытными взглядами.

— И подумать только, что все они могли стать жертвой тиража, вымысла, давно исчезнувшей двуглавой птицы, — пробормотал Савчук.

— А, вы уже знаете? — оживленно спросил Петр Арианович.

— В самых общих чертах, — поспешил оговориться Савчук. — Нам еще не ясна связь между эмблемой царизма и бегством «детей солнца» в горы.

— Тогда я знаю больше вашего, — сказал Петр Арианович. — Но пойдемте дальше: хочу «представить» вам Хытындо и Якагу. Они содержатся под стражей… Так вот, видите ли, до сегодняшнего дня я тоже бродил в потемках. Помогли Нуху и Неяпту. — Он показал на двух рослых воинов, которые молча следовали за ним по пятам. — Они отняли у Хытындо тщательно сберегавшийся ею «талисман».

— Где же он?

— Вот! — И Петр Арианович протянул нам клочок бумаги, пожелтевший по краям и на сгибах. Эта было последнее «письмо» из прошлого.

С разочарованием я убедился в том, что это всего лишь инструкция по переписи, датированная 1897 годом. Внизу жирным черным пятном расплылась гербовая печать. На ней довольно явственно виден был распяленный орел о двух головах.

Савчук бережно принял у Петра Ариановича листов и внимательно осмотрел его.

— Да, — сказал этнограф с удовлетворением, — с помощью этого документа можно связать все разровненные концы воедино…

Его прервали взволнованные возгласы. «Дети солнца», возившиеся возле котлов, стали подниматься со своих мест и указывать вверх.

Мы проследили за направлением их взглядов. Почти по самому гребню быстро двигалась человеческая фигура. Вот она припала на одно колено, обернулась, спустила стрелу с тетивы. Потом, пригибаясь, снова побежала.

Из-за скал показалась вторая фигура. Преследователь бежал, не стреляя, видимо, рассчитывая каждое движение. В вытянутой руке его было копье. Я догадался, что это Кеюлькан. Сын Нырты мчался длинными прыжками, весь подавшись вперед. Тонкий силуэт его четко рисовался на фоне бледно-голубого неба. Оба — и беглец и преследователь — вскоре исчезли за скалой.

Я вспомнил слова: «Отца убил Ланкай. Сегодня Ланкай умрет!..»

Значит, наш проводник разыскал Ланкая, а тот был так растерян, так страшился возмездия, что не принял открытого боя.

— Мы нашли труп Нырты, — объяснила Лиза Петру Ариановичу. — Кеюлькан узнал, что Нырту убил Ланкай…

— Я понял! Кеюлькан мстит…

Он повернулся к сопровождавшим его Неяпту и Нуху, что-то повелительно сказал им. Воины переглянулись, насупились, отрицательно покачали головами. Потом один из них произнес длинную фразу.

— Тынкага приказывает вернуть Кеюлькана, — быстро перевел Бульчу. — Они отказываются.

— Боятся оставить меня одного, — пояснил Петр Арианович. — Обещали Кеюлькану не отлучаться ни на минуту. Но сейчас это уже не имеет значения…

Он снова обернулся к своим телохранителям. Наконец один из них, сердито сплюнув, отошел и скрылся за деревьями, другой придвинулся к нам поближе.

— Не хочу, чтобы Кеюлькан стал убийцей, — сказал Петр Арианович. — Надеюсь, что Неяпту вернет его… Но продолжайте ваш анализ инструкции с гербовой печатью.

Мы присели на траву подле одного из чумов.

В старое время в тундре, по словам Савчука, вообще боялись переписи. Понимали: чем больше людей перепишут, тем больше будет ясак (налог). Тут-то и выдвинулись на первый план Хытындо из рода Нгойбу и Якага из рода Нерхо.

По-видимому, жульническая комбинация созревала в голове Хытындо постепенно. Быть может, уводя с собой на север большую часть двух родов, она хотела только переждать перепись, а потом вернуться. Не исключено, что аппетиты ее разыгрались позднее, когда она убедилась, как выгодно держать сородичей в страхе перед Маук.

Так или иначе, инициаторы ухода заняли первенствующее положение в своих родах. Они беспрерывно подогревали паническое настроение, страх перед переписью.

«В тундре стало очень тесно, — нашептывали Хытындо и Якага. — Нганасанов хотят извести. Перепишут, потом изведут…»

Между тем на севере полуострова, в горах Бырранга, если верить сказкам, находилось нечто вроде тундрового первобытного рая: Страна Мертвых, или Страна Семи Трав. (Видимо, пласт угля уже горел в то время.)

Уговоры Хытындо и Якаги возымели свое действие. Часть родов Нгойбу и Нерхо скрытно откочевала на север.

Вскоре после этого в тундре разразилась эпидемия оспы, и оставшиеся нганасаны решили, что их соплеменники перемерли где-то в районе своей летней откочевки.

Однако первобытный рай оказался далеко не раем.

Домашние олени пали в пути или были съедены. В горах нганасаны были вынуждены оставить оленеводство и промышлять только охотой. Многое было забыто. Уединившись в своем оазисе, порвав все связи с внешним миром, «дети солнца» постепенно утратили навыки, приобретенные у русских, вынуждены были возродить забытую технику первобытной обработки камня, деградировали, покатились вспять.

Кочевая жизнь — это, по сути дела, поиски лучшего.

Но отклонившиеся роды Нерхо и Нгойбу, ища лучшее, вернулись в прошлое. Это и было их коренной ошибкой.

Вред самоизоляции сказывался с каждым годом все сильнее. Оторвав своих сородичей от русского народа, Хытындо и Якага увели их по ложному пути, завели в тупик.

— Понял! — вскричал я, прервав объяснение Савчука.

Все удивленно посмотрели на меня.

— Я понял, почему в преддверии оазиса находились все медные котлы, клинки, стволы ружей!