Страна Семи Трав - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 83

Помолчав, он добавил задумчиво:

— Беспрозванные…

— Какие беспрозванные?

— Такую фамилию носят некоторые наши сибиряки. (Вы ведь знаете, я сам отчасти сибиряк.) Мне приходилось встречать Беспрозванных, Бесфамильных…

— А я знала одного сибиряка — Безотчества. — перебила Лиза. — Так и в паспорте стояло — Иван Сергеевич Безотчеетва.

— Вот видите. Меня заинтересовало, как могли возникнуть такие фамилии. Стал расспрашивать. Оказалось, Беспрозванные и Бесфамильные являются потомками тех переселенцев, которые не хотели сообщать начальству свои фамилии. Иначе говоря, то были внуки и правнуки беглых ссыльных или крепостных, скрывавшихся от полиции… Быть может, интерес к «детям солнца» идет отсюда…

— Понимаю вас. Подумать только: целый народ, состоящий из таких вот Беспрозванных, Бесфамильных, не знающих родства!..

— Ну, родственников-то я как будто уже разыскал, — пробормотал Савчук.

— Я всегда говорила, что вы глубоко эмоциональный человек, — неожиданно объявила Лиза.

Савчук засмеялся.

— Что вы!.. Наоборот! Меня считают сухарем.

— Безусловно, несомненно эмоциональный!.. Так, впрочем, и положено каждому русскому, каждому советскому ученому! Разве мы находились бы здесь, если бы это было не так?

Вдруг Бульчу, не проронивший ни слова после того, как мы покинули могилу Нырты, схватил меня за руку.

— Дым! — коротко сказал он, указывая вверх.

Мы подняли головы и увидели столб дыма, поднимавшийся над кронами деревьев. По-видимому, костер был разложен на самом видном месте, на гребне горы.

Но минут пять назад никакого дыма там не было.

— Еще дымы! Вон, вон! — взволнованно сказала Лиза.

Проследив за направлением ее взгляда, я увидел второй столб, а еще дальше из-за деревьев медленно поднимался третий. Все три столба раскачивались от сильных порывов ветра и были хорошо видны на фоне светло-голубого неба.

— Сигналы?

— Да!..

Рот Савчука был плотно сжат, глаза прищурены.

Сомнений не было. Это «дети солнца», сопровождавшие нас, передавали по горам весть о нашем приближении…

— Что же мы расселись тут? — сердито спросила Лиза. — Положение таково, что у нас один-единственный выход: идти вперед и вперед, не колеблясь, не останавливаясь!

Маленький отряд Савчука сомкнулся еще теснее.

Мы двигались теперь не по дну ущелья, а примерно посередине лесистого склона. Перед нами открывался значительно больший кругозор. «Детям солнца» труднее было приблизиться незамеченными и напасть на нас врасплох.

Мы шли, вполголоса перебрасываясь короткими фразами.

В этом проклятом лесу было очень странное эхо. Стоило произнести громко какую-нибудь фразу, как оно торопливо подхватывало ее конец и принималось повторять, коверкая на все лады, точно передразнивая.

Вначале эхо забавляло меня. Проворное, быстрое эхо весело прыгало с уступа на уступ, как горный баран. Потом надоедливая тарабарщина, не отстававшая от нас ни на шаг, стала раздражать и серьезно беспокоить.

Не проделки ли это «детей солнца», которые идут за нами по пятам, пытаясь запугать, остановить всяческими колдовскими хитростями? От Хытындо и ее подручных можно было ждать любой нелепой каверзы.

Но я остерегся высказать свои подозрения вслух. Не хотелось зря пугать Савчука, Лизу и Бульчу. И без того лица моих спутников выдавали их затаенную тревогу.

Река матово отсвечивала внизу. Она снова стала сравнительно глубокой. Каменистые перепады и мели, которые отняли у нас столько сил, остались далеко позади. Пожалуй, мы могли бы пройти здесь на своей лодке. Жаль, что пришлось оставить ее на пороге мертвого леса.

Вдруг я увидел на реке человека. Это было так неожиданно, что от изумления я остановился как вкопанный. Остановились и мои спутники.

Человек плыл посередине стрежня в маленьком челне и греб изо всех сил, проворно перебрасывая короткое весло из стороны в сторону. Голова его была непокрыта. Длинные волосы развевались по ветру.

Мы не успели опомниться от удивления, как из-за поворота показались еще три челна. От яростных ударов весел запенилась узкая горная река.

Это была погоня!

Человек с непокрытой головой пригнулся. Весло замелькало в его руках еще быстрее, сверкая на солнце, как крылья стрекозы.

— Стреляют! В него стреляют! — крикнул Бульчу.

Я увидел, как один из преследователей спустил тетиву лука. Стрела пронеслась над головой беглеца и нырнула в воду.

Расстояние между челнами все сокращалось. Один из преследователей, работая веслом с непостижимой быстротой, начал уже вырываться вперед. Он пытался обойти беглеца, прижать его к берегу, но тот удвоил усилия.

Тут лишь подумал я о том, что этим беглецом может быть Петр Арианович, и стремглав побежал со склона к реке. За мною с громкими возгласами последовали Бульчу, Савчук и Лиза.

Наше внезапное появление на берегу произвело замешательство среди преследователей. Перекликаясь тонкими голосами, они стали поспешно поворачивать свои челны, развернулись и погнали их назад против течения. Мгновение — и все трое скрылись за поворотом.

Только беглец остался на реке. Сейчас мы увидели, что это не Петр Арианович. Это был смуглый юноша в разорванной и потертой меховой одежде, который подгреб к берегу, пристально вглядываясь в нас очень живыми черными глазами.

Сильным толчком весла он послал вперед свой челн и выскочил на песок.

Минуту или две мы стояли друг против друга в молчании. Глаза юноши тревожно перебегали от меня к Савчуку и от Савчука к Лизе и Бульчу. Потом он невнятно сказал что-то и выжидательно замолчал.

Видимо, догадавшись по выражению наших лиц, что мы не расслышали его слов, юноша повторил громче и явственнее, по слогам:

— Ле-нин-град!

Он произнес это слово не совсем уверенно, со странным акцентом, с какими-то птичьими интонациями.

Юноша ждал ответа, подавшись вперед. Весло, на которое он опирался, заметно дрожало в его руке.

Меня осенило. Я вспомнил «льдинку, которая не тает», вспомнил текст записки, вложенный внутрь гидрографического буя. По слову «Ленинград» Петр Арианович догадался, что в России произошла революция.

Сейчас слово «Ленинград» заменяло пароль.

А что же было отзывом?

Ну конечно, слово «СССР» — второе слово, которое так поразило Петра Ариановича в записке!

И, шагнув вперед, я сказал уверенно и внятно:

— СССР!.. Ленинград, СССР!..

Лицо юноши, сумрачное, настороженное, просветлело.

— Ты правильно сказал: «Ленинград, СССР», — заговорил он медленно, ломаным языком. — Я шел навстречу тебе и твоим друзьям. Меня послал Тынкага. Я Кеюлькан!

И вынул из-за пазухи четырехугольник бересты, на которой рукой Петра Ариановича было нанесено несколько слов:

«Торопитесь! Полностью доверьтесь гонцу. Это мой Друг».

10. Маленькое солнце Кеюлькана

Итак, Петру Ариановичу удалось, наконец, установить с нами непосредственную связь!

Мы ошеломленно смотрели на гонца. Так вот он какой, Кеюлькан, внук Хытындо, сын Нырты и друг Тынкаги!

Кеюлькан молча протянул что-то скомканное, бесформенное.

Сначала я принял это за флаг или платок красного цвета. Потом, приглядевшись, понял, что передо мной оболочка шара. К ней был прикреплен тросик с дощечкой, на которой чернели четыре буквы: «СССР», а внизу дата — «1940».

Чем иным могло это быть, как не одним из тех шаров-пилотов, которые применяются для изучения воздушных течений?

Честно выполняя обещание, данное студенту-метеорологу, родственнику Аксенова, мы изучали скорость и направление ветров в пути и выпустили в воздух все шары на подходах к оазису. Ущелье втянуло их, как гигантская аэродинамическая труба, и они помчались вперед, обгоняя нас.

Стало быть, наиболее удачливый приземлился в самом оазисе.

Мы обступили Кеюлькана, нетерпеливо требуя объяснений: