Страна Семи Трав - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 67

— Я здесь, Нырта! — раздавалось за спиной.

Охотник неуклюже поворачивался, как обозленный медведь, но снег был рыхлый, непрочный.

Впереди возникал кустарник, за ним стволы деревьев.

Куда ни кидался растерявшийся «сын солнца», всюду натыкался на пустоту, запаздывал. Ему приходилось прыгать по снегу, увязая в сугробах, а чужеземец носился вокруг него, как вихрь, на своих удивительных скользящих палках.

Да, то было новое, невиданное колдовство!

Зрители с хриплым воем и улюлюканьем перебегали по склонам.

Сейчас уже нельзя ни за что ручаться. Сколько стрел израсходовал Нырта? Уже три? Ага!.. А чужеземец не выстрелил ни разу. Бережет стрелы. Хочет бить наверняка!

Нырте стало жарко. Он сбросил верхнюю одежду на снег. Мокрое от пота лицо раскраснелось, глаза сердито блестели. Он распалялся все больше и больше.

На поединок со своим бывшим другом Нырта согласился с неохотой. Он чувствовал привязанность к чужеземцу. Это был хороший, приветливый человек — и храбрый; в котловине помнили, как бесстрашно кинулся он на выручку Кеюлькана, поразив всех неожиданностью своего появления.

Но чужеземец нарушил запрет, пытался бежать, и совет старейшин приговорил его к смерти. А Нырта не смел ослушаться совета старейшин.

Конечно, он предпочел бы, чтобы чужеземца убил кто-нибудь другой, например Ланкай. Много лет уже продолжалось соперничество между ними, но сейчас Нырта охотно уступил бы Ланкаю. Совет, однако, избрал Нырту.

Впрочем, мало чести для такого прославленного охотника убить человека, почти не умеющего владеть оружием. Нырта хотел кончить-нежеланный поединок быстро, одним ударом.

Чужеземец, однако, перехитрил его. Он надел на ноги удивительную обувь. Вот уж обувь так обувь!.. Не то что эти заговоренные унты, которые увязают в рыхлом снегу. Никчемное колдовство!

И заговоренные стрелы летят совсем не туда, куда надо, хотя Хытындо сказала Нырте, что они сами найдут цель. Нырта спустил уже три стрелы с тетивы, а противник его еще жив. Самолюбие охотника было уязвлено. Его выставили на посмешище перед народом! Десятки зевак глазели на него сейчас и глумились чад ним!

Глупец Ланкай, наверное, приплясывает на месте от радости и бормочет: «О Нырта! О плохой охотник Нырта! Зря совет старейшин избрал тебя, чтобы ты убил чужеземца. Нет, видно, чужеземец убьет тебя!»

И Фано, жена Нырты, стоит с другими женщинами в толпе и смотрит, как муж ее, хвалившийся первой же стрелой положить чужеземца, бегает за ним, пыхтя, отдуваясь и увязая в снегу. Ей стыдно смотреть на мужа. Она отвернулась, закрыла лицо рукавом.

Ныртой овладел гнев. В приступе неудержимой ярости он метнулся за облаком снежной пыли. Убить чужеземца, убить!..

Но чужеземец скатился со склона и невредимый исчез между деревьями. Четвертая стрела, жалобно пропев, пролетела мимо.

Луна, поднявшись уже довольно высоко над зубчатыми гребнями гор, лила спокойный плотный свет на толпу людей в развевающихся меховых одеждах.

«Дети солнца» вошли во вкус потехи, старались не пропустить ничего в удивительном зрелище. Давно уже отстала Хытындо — плелась позади, с трудом переставляя короткие толстые ноги, проваливаясь в снежные ямы и ругаясь сиплым голосом. Якага забыл о ней и, вприскочку перебегая между деревьями, подбадривал Нырту пронзительными выкриками.

Но Нырта выдохся. Ему казалось, что уже много ночей подряд кружит он по лесу в погоне за тенью, за неуловимым снежным облаком. Голова шла ходуном от беспрестанного мелькания черных и белых полос. Лунный свет, пронизывая лес насквозь, придавал ему какое-то колдовское очарование. Стволы, пригнувшиеся под тяжестью снега, стояли неподвижно, раскинув ветви-руки, будто пряча за собой чужеземца.

Где же чужеземец?..

Колчан Нырты был пуст.

Охваченный азартом погони, охотник израсходовал все стрелы до одной. Теперь лишь копье было в его руке.

Крепко сжимая древко, он озирался по сторонам. Лунный призрачный лес тесно сомкнулся вокруг. Где-то внизу под горой раздавались голоса. Приближалась толпа.

Охотник заскрипел зубами. Конечно, его противник прячется за одним из этих стволов. Но почему же он до сих пор не спустил стрелы? Чего ждет?

Настороженный слух уловил слабый скрип снега. Ветви разлапистой ели, стоявшей шагах в двадцати от него, дрогнули.

— Ага! Вот он где!

Вложив в удар всю свою злость, Нырта с силой метнул копье на шум. Оно мелькнуло над сугробами снега и, свистя, умчалось к подножию ели, где притаился неуловимый враг.

И тотчас же совсем в другой стороне раздался хохот, гулкий, раскатистый, показавшийся Нырте громовым. Хлопьями посыпался снег с веток, и волосы у охотника встали дыбом: он понял, что обманут.

Обманут, обманут!.. Чужеземец хорошо запомнил уроки, которые Нырта давал ему в пору их дружбы. Хитрость Нырты использовал против Нырты: сидя где-то в стороне, кинул снежок или камень к подножию ели и заставил охотника подумать, что это враг его притаился там.

Пропало все! Нырта беззащитен, безоружен. Стрелы его рассеяны без толку по всему лесу. Копье качается, воткнувшись в ствол ели. А у чужеземца еще семь нетронутых стрел в колчане.

Подбежать к копью, вытащить из ствола? Куда там!.. Стрелы врага остановят на полпути, пригвоздят к земле.

Лопатками ощущая холодок настигающей стрелы, Нырта нырнул в заросли, скатился по склону.

— Я здесь, Нырта! — послышалось сзади.

Охотник метнулся в сторону, пополз, распластавшись по снегу, и вдруг провалился в глубокую яму.

«Теперь конец», — подумал он.

Рядом заскрипел снег. В яму посыпались комья, потом над ней склонилось широкое бородатое лицо, показавшееся Нырте краснее и больше луны. Он собрал все свое мужество и поспешно встал на ноги: непристойно «сыну солнца», воину и охотнику, умирать лежа или сидя.

Чужеземец молчал.

— Я готов, — хрипло сказал Нырта, снизу вверх глядя на него. — Ты победил. Убей!

Но вместо ответа чужеземец протянул ему руку. Жест был понятен. Нырта ухватился за руку и проворно вылез из ямы.

Из-за деревьев уже показались люди. Толпа приближалась, гомоня, шаркая подошвами по снегу, ломая ветки.

Значит, чужеземец хочет убить Нырту при всех? Что же, это его право!

Нырта покорно встал перед чужеземцем, опустил руки, тяжело дыша. Сопротивляться было бесполезно. У врага его торчало в колчане семь стрел, в руке было копье.

Но вместо того чтобы ткнуть Нырту копьем в грудь, как тот ожидал, бывший его приятель нагнулся, и быстро развязав ремни на волшебных палках, поднял их и отдал охотнику.

— Дарю! — сказал он.

Нырта не понял. Он оглянулся на своих соплеменников, которые остановились в недоумении.

— Бери, бери, — повторил чужеземец. — Бери скорей, а то отдам Ланкаю…

Он пошутил. Это было понятно. Однако Нырта поспешно ухватился за палки обеими руками.

— Но ведь я буду сильнее тебя, — пробормотал он, задыхаясь. — Буду бегать быстрее всех!..

Чужеземец только усмехнулся ему, как усмехаются непонятливому ребенку.

Забыв обо всем на свете, Нырта прикрепил волшебную обувь к ногам, двинулся между деревьями, облитыми лунным светом, сначала неуверенно, робко, раскинув руки, потом все быстрее, смелее.

Кто-то из подростков погнался за ним, поскользнулся, упал и съехал с горы на спине, отчаянно дрыгая в воздухе ногами. В толпе восторженно захохотали. Толкаясь, спеша, оступаясь, зрители ринулись со склона вслед за Ныртой — полюбоваться, как тот перенимает магическое искусство чужеземца.

Видно, Нырте не повезло, и он упал внизу, потому что до Ветлугина, оставшегося в одиночестве, донесся новый взрыв смеха.

Так — смехом — кончился этот странный поединок!

Хытындо предоставили кричать, завывать и плеваться, сколько ей угодно. Теперь любому самому глупому человеку было ясно, что она ошиблась. Чужеземец, даже нарушив запрет — наверное, по незнанию, — не мог желать зла «детям солнца». Ведь он не убил Нырту, хотя имел возможность сделать это. Наоборот, поделился с ним (а значит, и со всем народом гор) своей удивительной магической силой!