Страна Семи Трав - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 65

Вначале тот сердился, обижался, усматривая в этом праздное любопытство, даже каверзный подвох, желание унизить.

— Говорю тебе: большой стал род, — кричал самолюбивый Бульчу. — Слушай, сколько семей!

Он принимался загибать пальцы.

— Но раньше, до революции, был маленький род? — допытывался Савчук.

— До революции, верно, маленький был, — неохотно соглашался Бульчу.

— Почему?

— Беда была. От оспы родичи умерли.

— А где могилы их?

— Не знаю. Где-то далеко на низу. Говорят, умерли во время летней откочевки.

— Стыдно, стыдно. Старый человек, а не знаешь, где могилы твоих родичей…

Бульчу что-то сердито отвечал.

Названия нганасанских родов: Асянду, Нгойбу, Нерхо, Кокары — повторялись в разговоре очень часто с усыпляющим однообразием. Для меня это была абракадабра, и я заснул.

А когда проснулся, то увидел, что и Бульчу сморил сон: он прикорнул в ногах у Лизы. Все участники экспедиции спали. Один Савчук сидел неподвижно все в той же позе, скрестив ноги, похожий на углубившегося в себя толстого Будду. На коленях у него лежал позеленевший клинок ножа.

— Новая догадка, Владимир Осипович? — спросил я сочувственно.

Он пошевелился.

— Вижу, все вижу, — продолжал я. — Находка «братского кладбища» дала новый поворот вашим мыслям.

— Важно понять, — медленно сказал Савчук, — что возникло в тундре раньше: сказка о Стране Семи Трав или сказка о «каменных людях»?

— Какое это может иметь значение? — удивился я.

— Очень большое…

— И это связано с малочисленностью рода Нерхо?

— Начинаю думать, что так.

— Все-таки не понимаю…

— Видите ли, возможно, что произошла ошибка в хронологии. «Дети солнца», к моему глубокому сожалению, не являются пранародом, древнейшим народом Сибири, как мне казалось раньше.

— Что же заставило вас усомниться в первоначальной догадке?

— О, все эти занятные штучки! — Он подбросил на ладони клинок, потом указал им на груду металлолома, извлеченного из ямы. — Они подсказывают мне новое, неожиданно простое решение проблемы. Впрочем… — Савчук оборвал объяснения и взглянул на ручные часы: — Полчаса прошло, Алексей Петрович. Подъем, подъем! Будите товарищей!

Помогая мне поднять на плечи рацию, Бульчу шепнул:

— Ничего не замечаешь?

— А что я должен замечать? — спросил я тоже шепотом.

— В лесу кто-то есть.

— Кроме нас?

— Да.

Мы шагали рядом, негромко переговариваясь.

— Я думал, чудится, — сказал я. — Представь себе, и я ощущаю. Будто кто-то невидимый сопровождает нас по лесу. Неприятное ощущение… — Я поежился.

— А Володя запретил стрелять, — пробормотал Бульчу. (Подобно Лизе, он запросто называл Савчука Володей.)

Я ускорил шаги, нагнал нашего начальника и сообщил о моих и Бульчу опасениях.

— Давно замечаю, — отозвался этнограф. — С первого момента, как вошли в лес. Поэтому и не спал на привале. Теперь надо знаете как? Теперь надо ухо востро!

— А что заметили? — поинтересовался я. — Иногда шорох, да? Негромкий треск, прерывистое дыхание?

— Нет. «Дети солнца» умеют маскироваться. Просто интуитивно, кожей, что ли, чувствую присутствие чужих людей. Неприятно, конечно. Приходится терпеть. Не думаю, чтобы они стали в нас стрелять. До сих пор не стреляли.

Все же по его приказанию мы стали держаться более компактно. Савчук, как вожак, двигался впереди, Лиза шла посредине, Бульчу и я охраняли фланги и тыл.

Только хруст веток под ногами да наши голоса, пониженные, приглушенные раздавались в лесу.

Птиц и животных здесь не было. Тишина, царившая в мертвом лесу, казалась неестественной, тревожной. Такой бывает стоячая вода в болоте, на черной глади которого то и дело вскипают пузыри, будто какое-то чудовище тяжело ворочается на дне.

Все было нереально, странно вокруг.

Такой лес, лежавший вповалку, торчащий корнями вверх, накренившийся направо или налево, мог только присниться, и то лишь во время болезни, при очень высокой температуре.

Лиза вздохнула.

— Ты о чем? — спросил я.

— Не знаю, не знаю, — пробормотала она. — Иногда кажется, что мы гоняемся за призраком. Будто призрак ведет нас за руку по этим горам, через ямы и бурелом, через этот страшный мертвый лес, мимо глубоких пропастей…

— Нервы, — подал голос Савчук.

— Ты просто очень устала, Рыжик, — сказал я, нагоняя ее и с беспокойством заглядывая ей в лицо. Лиза брела, согнувшись под тяжестью поклажи. Ко лбу прилипла прядь волос, которую она поспешила отбросить, заметив мой взгляд…

Минуло уже около трех часов, как мы оставили лодку и углубились в лес, а пройдено было еще очень мало — каких-нибудь три-четыре километра.

Лес обычно сосредоточивает, углубляет мысли. Тундра, степь — просторное открытое пространство — рассеивают их, — у меня, по крайней мере.

Этот мертвый вымерзший лес настраивал на самые невеселые мысли.

О, как холодно, одиноко, тоскливо было здесь, наверное, зимой!

— Да, да, ужасно тоскливо, — сказала Лиза, видимо угадав по выражению моего лица, о чем я думал. — Стволы торчат, как кресты старого деревенского кладбища…

— А мне напоминают толпу нищих на паперти.

— Вернее, души грешников в аду, — поправил Савчук. — Помните: в одном из кругов дантовского ада есть заколдованный лес?

— Ну как же! Души грешников, которые обращены в деревья.

— Да. Стонут и плачут, вздымая к небу скрюченные пальцы.

Нервное напряжение нарастало.

Кто-то, кроме нас, был в мертвом лесу или что-то было в нем! И мы приближались к этому непонятному «кому-то» или «чему-то»…

Бульчу первым увидел стрелу и, подняв руку, предостерегающе крикнул.

Участники экспедиции остановились. Над грудой камней, в нескольких шагах от нас, чуть покачивалось пестрое оперение стрелы, словно это бабочка присела отдохнуть на камень.

Мы с опаской приблизились. Но смерть, по крайней мере сейчас, не угрожала нам. Она побывала здесь до нас.

Это был, несомненно, могильник, но камни были набросаны наспех, кое-как. Присмотревшись, мы увидели, что из-под нижнего камня высовывается наконечник копья.

Кто был похоронен здесь?

Мы стали с осторожностью снимать верхние камни. Под ними сначала обнаружили плечо, потом, когда отвалили нижние камни, увидели весь скелет целиком.

Мертвец лежал ничком. Стрела, торчащая в спине, настигла его, по-видимому, в тот момент, когда он перелезал через упавшее дерево. Он лежал животом на стволе, ноги его скрывались в ветвях, голова и правая рука свешивались по эту сторону ствола. Левая же рука, странно изогнутая, была подвернута и крепко прижата к груди.

— Человек убит давно, — сказал Бульчу, приглядываясь к трупу. — Несколько лет назад.

Мы сгрудились возле разрытого могильника.

— Умер сразу, — продолжал Бульчу, прищурясь. — Стрела попала в сердце.

Он тронул древко стрелы, и та послушно закачалась, словно кивая в знак согласия.

Старый охотник, неслышно ступая, обошел полянку, внимательно осмотрел кучи хвои, кусты. Лицо его было сосредоточенно, серьезно. Видимо, обстоятельства убийства делались для него все более ясными.

— Тут удобно для засады, — объявил Бульчу. — Человека догоняли и обогнали. Убийца стоял в кустах.

Он отмерил шагами расстояние от кустов к могильнику.

— Однако убитый молодец был удалой человек, — с уважением сказал наш проводник. — Боялись его. Близко боялись подойти…

— Ну, все сказал? — нетерпеливо спросил Савчук.

— Все как будто, — с достоинством ответил Бульчу, отходя в сторону. — Мало тебе?

— А кто на него камни навалил? И зачем?

— Как — зачем? Похоронили его. Чтобы песцы не сожрали труп.

— Значит, друзья хоронили?

— Да.

— Нет, враги. Убийцы его…

— Что вы, Володя? — изумилась Лиза. — Убийцы бросили бы на произвол судьбы.