Под знаком Близнецов - Серова Марина Сергеевна - Страница 15

– Иван Константинович Гольцов? Так ведь он умер, – мягко напомнила я.

Вася замотал головой:

– Это совершенно неважно!

Я так и не узнала, что собирался сообщить мне педагог, потому что из-за угла раздались индейские вопли и близнецы заявили, что снимут скальп со всех бледнолицых в доме, если немедленно не пойдут на улицу. Пришлось пойти.

Бульдоги были одеты и построены. На некоторых красовались комбинезоны, на остальных – только жилетки, прикрывающие спину и грудь: желтые, красные, зеленые и синие. Собаки пританцовывали на месте, предвкушая прогулку. Альберт Николаевич держал их за поводки. Казалось, что в руках у него гроздь разноцветных воздушных шариков.

Глебушка, который сегодня находился на посту, распахнул входную дверь, и лавина детей и собак выкатилась во двор. Сегодня был солнечный день, снег переливался алмазными искрами, верхушки елей по краям участка выглядели так, будто кто-то уже нарядил их для праздника. Аня и Антон скакали по двору и вопили, за ними по пятам неслись бульдоги. Я удивилась – даже толстенькие экземпляры, вроде Мао и Черчилля, скакали весьма проворно. Что уж говорить про молодняк!

– Французский бульдог в отличие от своего английского собрата, очень подвижная собака, – раздался у меня за спиной аристократический голос, манерно растягивающий гласные. Я обернулась. Альберт Николаевич, садовник, стоял рядом, держа на руках пузатую самочку. На садовнике под пальто был жилет в елочку, красный шейный платок, длинные седые волосы зачесаны назад. Тонкие пальцы поглаживали короткую шерсть собаки.

– Это Жозефина, – представил Альберт уже знакомую мне собаку. – Наша гордость. За последние пять лет она принесла восемь первоклассных щенков. Вон тот, смотрите, – ее старший сын. Его зовут Фидель.

– Вы продаете щенков или они остаются в доме? – поинтересовалась я. Всегда хотела узнать, как ведут свой бизнес заводчики.

Альберт пожал плечами:

– Ну, Иван Константинович занимался бульдогами не ради денег, а для собственного удовольствия. Очень их любил. Так что он многих оставлял у себя – просто не мог расстаться. Но некоторых, конечно, продавал. Он следил за чистотой породы. Не терпел, когда появлялись бракованные щенки. У бульдогов много проблем со здоровьем – ведь эту породу вывели специально. Вообще, чем дальше собака отстоит от волка, чем больше от него отличается, тем больше у нее проблем…

– Вижу, вы отлично разбираетесь в собаках?

Альберт кивнул:

– Да, мы с Иваном Константиновичем вместе начинали. Первого бульдога он привез с собой из-за границы еще в восемьдесят шестом году. Потом подобрал ему подружку – ее пришлось везти из Москвы, в Тарасове до середины девяностых вообще ни одного бульдога не было, только те, что у Ивана Константиновича.

Альберт спустил пузатую Жозефину на снег:

– Детка, побегай немного.

Та заковыляла прочь.

– Скажите, неужели Катерина повезет с собой за границу всю эту компанию?

Я обвела рукой двор, прямо-таки кишащий собаками.

– Нет, разумеется. Собаки останутся, – снисходительно пояснил Альберт.

– И кому же оставят такое богатство? – удивилась я. – Ведь бульдог – не дворняжка. Эта собака стоит довольно дорого…

Альберт поджал губы и смерил меня высокомерным взглядом. Упс! Так, кажется, я знаю ответ на тот вопрос, который только что задала…

Альберт устремился разнимать парочку молодых бульдогов, подравшихся у крыльца, а я подошла к детям. Они кидались снежками и, казалось, напрочь забыли о вчерашнем происшествии.

– Так как насчет ездовых собак? – спросила я.

Дети кинулись к садовнику и завопили, перебивая друг друга:

– Альберт, миленький, дай нам кого-нибудь в санки запрячь!

– Ну, пожалуйста!

– Давай мы возьмем Адама и Еву!

Вначале садовник сопротивлялся, но близнецы не сдавались. Альберт не смог долго противостоять такому натиску и вскоре сдался:

– Ладно, но только недолго. Бульдогам это вредно! И возьмите кого-то покрепче!

Антон выбрал двух палевых кобелей. Эти были довольно крепкие на вид. Конечно, настоящей собачьей упряжи у нас не было, но я показала, как запрягают собак на Крайнем Севере с помощью обыкновенного ремня. И вскоре близнецы уже носились по двору на санках, запряженных бульдогами.

Минут через двадцать близнецам надоело, да и собаки устали. Дети распрягли собак и уселись на крыльце, тяжело дыша. Жозефина пристроилась рядом.

Картину безмятежного отдыха ничто не нарушало, но мне все время казалось, что я чувствую чей-то взгляд. Я до рези в глазах всматривалась в границы участка. Вроде бы там, за забором под елью, что-то темнеет. Или мне это только мерещится? Я не хотела оставлять детей без присмотра – все-таки до забора далеко, поэтому осталась на месте.

Я взглянула на дом. На втором этаже у открытого окна стоял Макар. Он был все еще в халате. Мужчина курил в окно. Он не смотрел на детей, резвящихся во дворе. Взгляд его блуждал где-то в пространстве. Макар разговаривал по телефону и улыбался. Лицо его озаряла такая искренняя улыбка, что я поневоле загляделась на него. Надо же, обычно отец детишек выглядел так, будто у него постоянно болел живот. А тут такая солнечная улыбка… Интересно, кому она предназначена? С кем разговаривает Макар? Ладно, это не мое дело…

У другого окна стояла Катерина. Она откровенно любовалась картиной безмятежного веселья. Учитель притаился на втором этаже. Он тоже смотрел во двор. Я помахала ему варежкой, и он вяло махнул мне в ответ.

Но самое большое потрясение ждало меня в окне первого этажа. На меня таращилась морда с выпученными глазами, вывернутыми слюнявыми губами размером вдвое больше человеческого лица.

– Мамочки! Кто это там? – невольно воскликнула я.

Альберт Николаевич рассмеялся:

– Это Ильич, наш ветеран. Самый старый бульдог в питомнике. Иван Константинович любил его больше всех. Ильич – внук того, которого советник выписал из Парижа. Он слишком стар, чтобы гулять в такой холод. Попозже я одену его как следует и выведу ненадолго.

– Ильич?! Ничего себе!

Альберт усмехнулся в ухоженные усы:

– Иван Константинович не очень-то любил советскую власть. Он слишком хорошо знал, что она может сделать с человеком. Да и сам он был вынужден уйти в отставку раньше положенного, и пенсия у него была не так велика, как он заслуживал.

Ничего себе – обиды на советскую власть! И это говорил человек, у которого двухэтажный загородный особняк, девятнадцать бульдогов и три автомобиля!

– А почему Ивану Константиновичу пришлось уйти в отставку? – заинтересовалась я.

– В стране, где он тогда служил, случился переворот, пострадали несколько сотрудников посольства. Получилось, что Гольцов несет за это косвенную ответственность… Гитлер, фу! Плохая собака!

И Альберт устремился в кусты, где Гитлер трепал найденный пакет.

Пакет?!

– Не трогать! – заорала я в спину Альберту и бросилась за ним. Кто знает, откуда взялся этот предмет и что внутри? Вряд ли на участке Гольцовых лежат кучи мусора. Значит, пакет появился здесь недавно.

Я немного опоздала – Альберт замер от моего окрика, но пакет разодрали собаки.

То, что из него выкатилось, заставило Альберта Николаевича позеленеть и согнуться в приступе тошноты.

Я быстро прикрыла предмет пакетом и скомандовала:

– Аня, Антон! Собаки замерзли. Вам поручается спасательная миссия – отвести всех в тепло. Кто загонит больше собак, тот выиграл. Альберт Николаевич будет судьей.

Садовник взглянул на меня с благодарностью и побрел к дому вслед за детьми, которые начали собирать бульдогов, как овчарки – овечек.

– Пришлите ко мне Глеба! – крикнула я садовнику. Тот, не оборачиваясь, кивнул.

Глеб прибыл минут через пять.

– Смотри! – Я сняла пакет.

На снегу лежала отрубленная голова собаки. Это был не бульдог, а дворняжка. Голове было явно больше недели, судя по ее состоянию. Глеб шмыгнул носом:

– И чего это должно з-значить?

– Понятия не имею. Но мне это не нравится. Похоже на угрозу, тебе не кажется? Скажи, Глеб, ты осматриваешь участок?