Бей первой, леди! - Казанцев Кирилл - Страница 34

В спину загудели машины, но Макс кое-как вырулил к правой обочине, перегнулся через спинку соседнего кресла и открыл заднюю дверь.

– Выходите, – потребовал он, и секретарь Левицкой вытаращилась на него мокрыми глазами.

– Быстро, быстро, – торопил ее Макс, – мне некогда, обстоятельства изменились. Да иди ты уже отсюда! – рявкнул он на отупевшую тетку, и та вздрогнула, как от удара. Зато ожила, шевельнулась тяжко и поползла к двери, жалобно поглядывая на Макса и не забывая про портфель. Кое-как выбралась, захлопнула дверь и принялась топтаться на газоне, обнимая портфель и озираясь по сторонам. Машины катили мимо, водитель из красной «Тойоты» высунулся из окна и покрутил пальцем у виска, крикнул что-то, но Макс не расслышал. Он развернулся через две сплошные и, наплевав на вопли и гудки в спину, вылетел на соседнюю полосу и погнал обратно к поселку.

Машину бросил у крыльца, выскочил и пулей пролетел через холл на второй этаж, промчался по коридору к Юлькиной комнате. Ворвался в небольшой зал с цветами и затормозил на ходу, едва не врезавшись в спины охранников. Те стояли у двери полукругом, один держал в руках топор, второй – длинную палку, и при ближайшем рассмотрении Макс опознал в ней ручку от швабры. Третий охранник стоял почему-то с ведром на изготовку, точно готовился метать его в цель, Рогожский распоряжался из комнаты. Ни Левицкой, ни Юльки поблизости не было.

Макс отодвинул охранника и вошел в комнату, быстро огляделся. Бардак потрясающий: мебель отодвинута от стены, шкаф нараспашку, окна настежь, одна штора полуоторвана, вторая валяется на полу, и под ней шевелится что-то, извивается, скручивается кольцом под тонкой тканью. Рогожский стоит поблизости, зажав в руке монтировку, и внимательно смотрит на эти кольца. Макс подошел было ближе, но запнулся, остался на месте, глядя на коврик у кровати. Хороший коврик, толстый, пушистый, приятного бежевого цвета, как и сбитое покрывало. На коврике лежала угольно-черная гадюка с размозженной башкой и пачкала коврик кровью и чем-то бурым, она еще дергалась, била хвостом в агонии, шкура змеи неприятно шуршала по полу.

К горлу подкатила тошнота, Макс отвернулся и встретился взглядом с Рогожским. Тот отвлекся от созерцания змеи под шторой, окатил Макса взглядом с ног до головы и спросил негромко:

– Где шлялся, телохранитель хренов? Тебе что было сказано?..

– Я помощницу Левицкой домой отвозил. По твоему приказу, между прочим. – Макс не сводил со змеи глаз. Она крутилась, извивалась, как в каком-то диком танце, попыталась сунуться под складку ткани, но Рогожский наступил на гадину через штору, и гадюка точно в штопор скрутилась. Светлая ткань заколыхалась, под ней раздался тошнотворный шорох, Рогожский выдохнул, нагнулся и врезал по полу монтировкой. Не угадал немного, змеища точно чувствовала свой конец и видела сквозь ткань. Успела отпрянуть и угадала – монтировка со звоном и грохотом врезалась в пол, охранники у двери дружно выдохнули, Рогожский матюгнулся и ударил еще раз.

Попал на этот раз, змея вытянулась во всю длину и замерла, потом дернулась, но уже от следующего удара. И так раз за разом, билась об пол как в агонии, хотя на самом деле давно сдохла, а по светлой шторе расползалось багровое с черным пятно.

Макс глубоко вдохнул-выдохнул, посмотрел в окно, потом на пол, на Рогожского. Тот вытирал со лба испарину и по-тихому крыл всех ползучих тварей скопом. Потрогал дохлую гадину носком ботинка, обернулся, посмотрел на вторую и швырнул монтировку на пол.

– Помню, приказывал, – пробормотал он, подходя к Максу, – было дело. И как все удачно получилось: ты сюда перед отъездом зашел, потом Светку повез, а Юлька в ванную пошла… Двух я видел, двух грохнул. Сколько их еще, ну? – Он наступал на Макса, тот шагнул назад раз, другой и остановился.

– Почем я знаю, – так же тихо ответил Макс, глядя Рогожскому в глаза, – тебе лучше знать. Хотя какая тебе разница, ты ж не стал искать того, кто петарду в манеж кинул. Лень или знал…

Рогожский замер, подался вперед, и Максу показалось, что еще мгновение – и тот схватит его за горло. Быстро покосился вправо-влево, прикидывая, куда бы уйти и вообще как бы без разрушений обойтись. Зафиксировал на полу место, где валялась монтировка – хорошая вещь, между прочим, в ближнем бою самое то, – и чуть согнул руки в локтях. Пауза длилась с полминуты, Рогожский дышал очень тихо и спокойно, рожей не краснел, глаза не выпучивал, он просто смотрел, и все, а Макс ждал, не сводя с того глаз. Из коридора послышались голоса – спорили, вернее, орали друг на друга две женщины, и Максу стало легче, когда он услышал Юлькин голос. Вдова тоже была где-то поблизости, раздался и ее крик с истерическими, каких раньше слышать не доводилось, нотками. Рогожский мельком глянул туда и шагнул назад, наступил на дохлую гадюку, что протянулась через коврик, покачнулся и едва удержал равновесие. Охранники у дверей сошлись было в «стенку», но Юлька плевать на них хотела.

Ворвалась в комнату, растолкав охрану, глянула на коврик у кровати, на штору и здоровенное пятно на ней, на Макса и пошла к шкафу.

– Юля, не надо! Там могут быть еще!.. – крикнула вдова, да так, что ее слышали, наверное, и на первом этаже. Девушка молча открыла шкаф, вытащила из него свою несуразную сумку, накинула куртку и направилась к двери.

– Поехали, – махнула она Максу и вышла в коридор. Охрана расступилась перед ней, но больше никто не двигался. Юлька оказалась точно среди восковых фигур, что умеют дышать и водить глазами. Макс не двигался, Рогожский тоже, Левицкая шагнула было к Юльке, но замерла, наткнувшись на ее взгляд.

– Не подходи, – жутко спокойным голосом произнесла Юлька, – стой где стоишь, дрянь. Ты мои деньги не получишь, поняла? Поняла, сука подзаборная? Мой отец тебя на помойке подобрал, а ты, ты… Поехали, чего стоишь?! – это уже относилось к Максу. Он шагнул к двери, но его опередил Рогожский, подвинул с дороги, стал между Юлькой и телохранителем.

– Тебе лучше остаться дома, – сказал он, – выходить опасно, могут быть еще… эпизоды. Сейчас здесь все уберут, а ты пока посиди в кабинете…

Ответить Юлька не сочла нужным, она вернулась в комнату, взяла гадюку за хвост, подняла, посмотрела на ее разбитую башку и швырнула в лицо Левицкой. Вдова заорала не своим голосом, отшатнулась, налетела спиной на растение в кадке, оно немедленно грохнулось, горшок разбился, по полу рассыпалась земля, припорошила и гадюку, и туфли вдовы.

– Жри, гадина! – Юлька улыбнулась и снова махнула Максу: – Поехали, мне тут надоело. Да не стой ты, иди уже!

И вышла в коридор, пошла дальше, даже не взглянув на бледную, враз постаревшую лет на пятнадцать вдову. Макс глянул на Рогожского и пошел следом за девушкой, шел и чувствовал спиной устремленные на себя взгляды. Было не то что неприятно – некомфортно, но Макс не торопился, да и девушка не спешила. Обернулась, убедилась, что Макс идет следом, улыбнулась, но не своей, а какой-то восторженной улыбкой, как улыбаются люди на пике счастья или в эйфории, и пошла дальше, закинув сумку на плечо.

– Юля! – крикнул им в спину Рогожский. – Вы куда? Мне знать надо, скажи, куда поедешь?

– Не твое дело, пес! Сиди и сторожи свою суку! – повернув голову, крикнула Юля. – Куда прикажу, туда он меня и повезет! Не твое дело!

И побежала по лестнице вниз.

Полдороги она с ним не разговаривала, буркнула у съезда на трассу «направо» и уставилась в окно, точно впервые видела и лес, и город, и машины, что проносились мимо. Макс не торопился, ехал в правом ряду, никого не обгоняя, и все посматривал назад. Юлька сидела к нему в профиль и не двигалась, только часто моргала, но плакать не собиралась. И молчала, молчала упорно, точно еще раз переживала про себя всю недавнюю боль и страх, держала в себе, копила, и Макс знал, что такие вещи до добра не доводят. Истерикой это закончится или еще чем похуже, поэтому не выдержал и спросил:

– Как все было? Расскажи мне.

Юлька повернула голову и теперь смотрела на дорогу перед собой, накручивала на ладонь ремень сумки. Глянула на Макса в зеркало заднего вида, слабо усмехнулась и сказала: