Архипелаг исчезающих островов - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 26

Фотоснимки, сделанные с большой высоты и охватывавшие значительную площадь, последовательно фиксировали наш путь.

Над предполагаемым районом Земли Ветлугина летчик сделал несколько кругов.

Я был так обескуражен неудачей, что, вернувшись в Тикси, безропотно отдал проявленные фотопустышки напористому весельчаку-корреспонденту центральной газеты — просто как-то обмяк, душевно ослабел.

Однако заметьте, ни на минуту не позволил себе усомниться в Петре Ариановиче, в точности его расчетов, в правильности научного предвидения. Так и заявил корреспонденту — признаюсь, даже с некоторой запальчивостью.

Тот был поражен.

— Но вы же не видели землю! — сказал он.

— Туман… туман…

Корреспондент продолжал удивленно смотреть на меня.

— Туман помешал! — с раздражением пояснил я. — Длинные полосы тумана лежали над районом «белого пятна». За ними, конечно, и прячется земля!..

В Москву я вернулся в отвратительном настроении.

Еще бы! Побывать, хоть и мимоходом, над заповедными ветлугинскими координатами — и безрезультатно! Земля не пожелала показаться из тумана.

Я сам после этого ходил как в тумане. Был так рассеян, так погружен в свои мысли, что, прилетев из Тикси в Москву, забыл чемодан в аэропорту, но унты и шапку-треух зачем-то прихватил с собой.

А день выдался на редкость жаркий, что иногда случается в Москве в конце мая. Москвичи разгуливали в легковесных панамках и незапятнанных белых брюках, москвички в совсем уж невесомых сарафанах самой игривой и пестрой расцветки. Один я выглядел как заморское диво: в свитере, в пиджаке и суконных брюках, под мышкой унты, в руке треух, которым обмахивался вместо веера.

Мое появление в трамвае, где пассажиры стояли впритык, не вызвало энтузиазма.

— Хотя бы на подножке ехали! — простонал кто-то. — Такая духотища здесь, а тут еще вы с унтами со своими.

Стоявший навытяжку толстяк повертел шеей, потом, покосившись на унты, спросил слабым голосом:

— С периферии?

— Из Арктики.

Это признание сразу же сделало меня центром внимания в трамвае. Ропот прекратился. Вокруг приветливо заулыбались. Даже кондукторша, со свирепым видом отрывавшая билетики, разрешила мне сойти с задней площадки.

— Куда уж через весь вагон тесниться! — милостиво сказала она.

Стройная девушка, обогнав меня на тротуаре, засмеялась и оглянулась. Ей, верно, понравился треух. Я даже не улыбнулся в ответ. А ведь в Арктике в особенности не хватает звонкого женского смеха, женских голосов. Только после первых своих зимовок я понял, как при всем великолепии Крайнего Севера обеднена там звуковая гамма — звуки, так сказать, лишь в одном басовом ключе.

Я мрачно проследовал в переулок между Пречистенкой и Остоженкой. Чем ближе к дому, тем серьезнее и сосредоточеннее становился.

Предстояло объяснение с Андреем, который должен был вернуться в Москву на несколько дней раньше меня. Да, объяснение, а может быть, и головомойка, вполне заслуженная! Я сам ругал себя за то, что, не посоветовавшись с Андреем, отдал фотографии напористому корреспонденту.

Медленно, стараясь протянуть время, поднялся я по лестнице, повернул ключ в замке.

Тотчас же население коммунальной квартиры высыпало в коридор — выбежали сразу все, будто сидели, притаясь за дверью.

— А где же Андрей? — удивился я.

— Андрей Иваныч в зоопарке, — торопливо доложил востроглазый мальчик, один из сыновей ветеринара. — Он в зоопарке, и тетя Лиза с ним!

— Вам записочку просили передать.

Андрей писал:

«Пишу на случай, если разминемся. Мы собрались с Лизой в зоопарк. Приходи и ты. Если, конечно, не устал. Дело важное, касается и тебя. С полпервого до двух будем у площадки малышей. Не сможешь — вернемся, расскажем…»

Я обозлился, и больше всего, конечно, на Лизу. Уверен был, что это она продиктовала Андрею такую дурацкую, интригующую и бестолковую записку: уж я-то знал нашу Лизу! Она любила удивлять!

Но, повалявшись с полчаса на кровати, я вскочил и отправился в зоопарк.

Малыши, разморенные жарой, почивали в низенькой пристройке — был «мертвый час». Андрей с Лизой нерешительно топтались у двери.

— А вот и Леша! — сказала Лиза с таким выражением, точно мы расстались только вчера.

Андрей молча стиснул мне руку и Обернулся к служительнице, стоящей у входа:

— Вот и товарищ интересуется! — Он кивнул на меня. — Сегодня прилетел из Арктики и, видите, сразу к вам…

— В положенное время, гражданин, в положенное, — невозмутимо сказала служительница. — Как все посетители.

— Так он же не все! — заступилась Лиза за Андрея, подхватив его под руку и легонько подталкивая к двери. — Ведь это он ее доставил в зоопарк, понимаете?

— Ну, а коли доставил, подарил, то и должен подчиняться распорядку! Сказано: «мертвый час». Не ведено будить.

— Что тут происходит? — спросил я недовольно.

— Да спутал время, понимаешь! — Андрей присел на скамейку и вытащил портсигар. — Черт их знает, «мертвый час» кончается у них в час, а не в полпервого, вот и…

— Медвежонка привез, что ли?

— Нет, ты спроси, где он раздобыл его! — вмешалась Лиза. — В этом все дело!

— Ничего не понимаю, — сказал я, присаживаясь рядом с Андреем на скамью. — Ну, привез медвежонка, ну и бог с ним! У меня на сердце кошки скребут, а ты с медвежонком каким-то…

— Из-за чего кошки-то?

— Из-за фотопустышек этих, будь они трижды неладны!

— Пустышек? Каких пустышек? — спросил Андрей, точно просыпаясь. — А, тех, что в газете!

— Как? — ужаснулся я. — Их успели в газете тиснуть?

— А что ж такого? И мои там есть. Фотографии как фотографии. Безотрадная картина тумана и льдов, как говорится.

Я молча глядел на него.

— Уж и испугался! То-то, смотрю, лицо у тебя такое странное. Нет, брат, медвежонок, которого я привез, враз все эти фотографии — и твои и мои — слопал. Так, знаешь, гам — и нет их! Я, конечно, выражаюсь фигурально.

Лиза засмеялась. Она явно наслаждалась моим изумлением и любопытством, которых я и не пытался скрыть.

— Тут, понимаешь ли, — неторопливо продолжал Андрей, — вышло именно по той старинной поговорке: не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Ну, несчастье-то было не ахти какое: маленькая неисправность в моторе. Но пришлось нам, когда уже во второй раз возвращались с эвакуированными, сделать вынужденную посадку на лед и малость посидеть на нем…

— Ну, ну!

— Вот и мы то же долдонили бортмеханику: «Ну, ну!» Торчали возле него, подавали советы кто во что горазд, пока один из матросов с «Ямала» не приметил на горизонте медведей. Звери-то, сам знаешь, непуганые в тех местах, человека отродясь не видали. Очень, надо думать, заинтересовал их самолет. Не съедобен ли, смекают. Вот, видим, приближается к нам вразвалку из-за ропаков и торосов медведица с двумя медвежатами…

— То-то пальба поднялась!

— Нет, народ все опытный, полярники. С одного выстрела уложили мать, с двух — детеныша. А второго медвежонка взяли живьем. Оказалось — девчонка. И назвал я ее знаешь как? Улика Косвенная! По всем правилам: имя и фамилия! Каково?

Лиза снова засмеялась.

— Но почему же Улика? — пробормотал я.

В это время толпа ребятишек стремглав кинулась со всех сторон к площадке молодняка и плотно обступила ее. «Мертвый час» кончился.

Первое животное, появившееся из дверей пристройки, вызвало дружный смех ребят. То была свинка, обыкновенная, домашняя, и не аристократических кровей, пегая.

— Для развлечения держат, — сообщил Андрей, вставая со скамейки. — Чтобы медвежата лучше ели.

Свинка, подрагивая хвостиком, с чрезвычайно озабоченным видом обежала площадку, остановилась у бассейна, наполненного водой, и взволнованно захрюкала.

— Тоскует! Жить без них не может, — снова сказал Андрей, который, видимо, стал в зоопарке своим человеком.

Пестрым комом выкатились из дверей львенок и тигренок. Потом сломя голову вылетела лисичка и принялась носиться по вольере, не обращая ни на кого внимания. Следом за лисенком неторопливой походкой вышел взрослый жесткошерстный терьер. Заметив его, свинка замолчала, а лисичка перестала носиться по вольере.