Последний Хранитель - Плахотникова Елена - Страница 85

Игратос из клана Медведей

Стены, между которыми мы шли, заканчивались. Впереди уже виднелась площадь, когда вожак резко остановился, а потом повернул в сторону. Ипша и воин-Кот последовали за ним, а я немного задержался, чтобы погладить больную ногу. Вот тогда-то я и почувствовал ЭТО.

Там, на площади, что-то было. Голодное, похожее на хищного зверя, что поджидает в засаде добычу. И это что-то не было живым. Не таким живым, как я или вожак. Но мертвым, как песок, оно тоже не было. Оно было каким-то... другим.

Впереди притаилась опасность, может быть, смерть, и вожак учуял ее раньше, чем она смогла добраться до нас.

Все это я понял между вдохом и выдохом, а потом бессильный и от того особенно яркий огонь гнева ослепил меня. ЭТО, с площади, поняло, что добыча ускользнула. Я попятился и едва удержался на ногах. Ненависть ЭТОГО была сильнее, чем горный поток.

Наставник поддержал меня и что-то подумал об усталости и моей ноге. Я уже не злился, когда он помогал мне. Ведь не станешь злиться на падающий камень, просто подождешь, пока он упадет и откатится подальше. Главное, не дать ему подмять себя. Так и с Мерантосом: он не всегда будет возле меня, когда-нибудь я сам смогу заботиться о себе. И, может быть, это случится уже завтра. Сегодня вожак увел нас от опасного места, но оно не последнее в этом странном городе.

Древние оставили здесь много ловушек, и неосторожный путник может стать их легкой добычей. Но пугали не ловушки, а равнодушие этого города, даже не зло или гнев – такое я бы еще понял, но истинное равнодушие ко мне, ко всем нам... Умрем мы сегодня или доживем до завтра – город этого и не заметит. Даже если наши тела навсегда останутся среди его стен, город все едино будет стоять, пугающий и непонятный.

Я выбирался из этих странных и мрачных мыслей, как из снежного завала. Наставник все еще поддерживал меня. Мы брели между двумя рядами стен, и только когда вожак опять свернул, я понял, что очень старался не смотреть на них. Стены не были опасными, как ТО, с площади, ни злобы, ни голода я не чувствовал, но смотреть на них почему-то не хотелось. Только Прародитель ведает, для кого их строили, мой народ не стал бы жить среди них, ни одного дня не стал бы, даже полубезумные Ипши не устроили бы здесь логово.

Едва я подумал про Ипш, как Длиннозубая оглянулась. Она показала клыки – такими и руку можно перекусить! – и тихо, но грозно рыкнула.

Воин-Кот тут же замер, я тоже остановился и закрыл глаза.

– Все в порядке, малышка, – сказал вожак. – Я никому не дам тебя обидеть.

Это были странные и неправильные слова, но Ипша почему-то перестала рычать.

«Надо быть осторожнее с Зовущей», – услышал я тайный совет наставника.

«Еще одна Зовущая?..»

Но это предостережение недолго занимало меня. Со мной случилось такое, во что трудно поверить и невозможно забыть. Как только я закрыл глаза, возле Ипши появилась молодая т'ангайя. Темноволосая, темноглазая, с темной кожей и тощая, как воин-Кот. А еще смертельно опасная, как... как разгневанная Ипша. Я мало видел ее, а когда открыл глаза, т'ангайя исчезла. Осталась только Длиннозубая. Одна. Возле вожака. Но я же видел!.. Или зрил?

Мне хотелось проверить это, и побыстрее.

Вожак успокоил Ипшу. Я и не подозревал, что его голос может быть таким мягким. Мы пошли дальше, а ладонь вожака так и осталась на шее Ипши. И Длиннозубая почему-то не укусила его.

Я вздрогнул, представив, что случилось бы с моей рукой, прикоснись она к Ипше. Нет уж, Карающая еще не лишила меня разума, чтобы я повторял то, что делает вожак. Наставник часто говорил, что вожак может больше, чем воин, и я в который раз убедился в мудрости наставника. Не зря Мерантос был когда-то вожаком, и не зря он уступил место вожака в этом походе. Из чужака получился лучший вожак.

Когда я понял все это, то почему-то успокоился. А еще я удивился: почему не понимал этого раньше, как я мог быть таким глупым?

«Глупый не доживет до Испытания, а глупый воин никогда не станет вожаком. Когда-то это поучение наставника очень злило меня. Я так боялся оказаться глупым, что, наверное, был им. Теперь же, когда я знаю, что уже не стану вожаком и скоро сниму воинский пояс, мне почему-то все едино, какой я глупый, как мало я знаю и что об этом кто-то догадается. Многое стало неважным, и только одно занимало меня: понять, зрил я т'ангайю возле Ипши или болезнь еще не оставила моего тела?

Передо мной шел воин-Кот. Когда я смотрел вперед, то едва замечал его уши и шерсть на голове. Чтобы увидеть его всего, мне пришлось остановиться. Наставник ничего не спросил, он тоже остановился и стал ждать. А я целых четыре вдоха смотрел на воина-Кота, и тот недовольно дернул лопатками. Тогда я закрыл глаза...

...и опять стал зрящим!

Впереди, рядом с невысоким воином шел песчаный кот. Шерсть у Четырехлапого была короткой и рыжеватой, уши шевелились, кисточки на ушах смешно качались, и толстый, будто обрубленный, хвост слегка подрагивал. Оба – воин и кот – обернулись на ходу, посмотрели на меня одинаковыми зелеными глазами и отвернулись. Я еще успел почувствовать их досаду и удивление, а потом я открыл глаза.

Впереди шел воин-Кот. Опять один. Он переложил копье из левой руки в правую и убрал со лба растрепанные волосы, но те опять закрыли лицо. Через два шага воин опять пригладил волосы, но они снова упали на глаза.

Я смотрел, как он борется с непокорной гривой, и думал, на сколько же его хватит. А Кот то дергал головой, то отбрасывал волосы рукой и, кажется, не замечал, что делает. Наставник говорил, что ко всему можно привыкнуть. Может быть, это одна из привычек Кота?

– Свяжи их, – услышал я свой голос.

И удивился. У меня не было привычки раздавать советы.

Воин-Кот остановился так неожиданно, что я чуть не толкнул его.

– Что? – спросил он, задрав голову.

В его голосе и всей его позе угадывалось предупреждение: мы идем за одним вожаком и делим одну тропу, но если мне вздумалось понасмешничать...

– Свяжи их ремешком, – спокойно повторил я со всем дружелюбием и уважением, с каким бы я обратился к воину моего клана, что старше и опытнее меня.

Настороженность медленно уходила из тела Кота, даже пальцы уже не так сильно сжимали копье.