Последний Хранитель - Плахотникова Елена - Страница 65

Коты-охотники могут выследить и принести живьем бородатую пирру. Это самая пугливая тварь, какую я знаю, а найти ее гнездо очень-очень трудно. Такое дело не для когтей охотников. Я не получил бы пояс воина, если бы не принес яйцо пирру. Дикую пирру не приручишь, она не хочет есть в клетке. Домашние пирру появляются из яиц, что находят воины, но домашние никогда не строят гнезд. Вот будущие воины и доказывают свое умение и отвагу: тихоня пирру становится опасным противником, когда защищает свое гнездо. Нужно выждать, когда самец оставит кладку и улетит кормиться. Только тогда можно забрать одно яйцо. Второе брать нельзя, пирру тогда оставит пустое гнездо и станет искать похитителя. Рассказывают о пирру и ученике воина, что разорил гнездо. Пирру догнал обидчика, когда тот вернулся в клан, и ослепил его. Глупый ученик убил пирру и был изгнан в болото, а перед изгнанием стало известно о его обмане. Утопив первое яйцо, обманщик не стал искать другое гнездо, а вернулся к тому, где уже был. Неосторожный и торопливый мостит дорогу в трясину.

Я не хотел быть похожим на этого глупца. Очень медленно и осторожно я повернул голову и краем глаза стал смотреть на удивительную т'ангайю. Она была не выше т'ангай моего клана, но совсем, совсем другая. Трудно рассказать о красоте утреннего цветка тому, кто видит его только ночью и закрытым.

Эта т'ангайя – самая необыкновенная и самая красивая из всех, кого я видел. Хоть она совсем и не т'ангайя. Но назвать ее самкой я не могу. К самке всегда рвется Зверь, а на эту т'ангайю хотелось смотреть и смотреть.

Ее блестящие и черные волосы похожи на волосы Кугаров, а гладкая, как у чужаков, кожа такая же желтоватая, как шкура Мерантоса. Не каждая Кошка может похвалиться таким гибким и стройным телом, а вот большие и приподнятые к ушам глаза у т'ангай Кошек иногда бывают. Это указывает на чистую древнюю кровь. Но ни одна Кошка не умеет так двигаться и так петь. Тело незнакомки то струилось и трепетало, как вода под ветром, то призывно изгибалось, соблазняло и манило. Ее голос звенел ручьем и радостью жизни. Если бы незнакомка захотела, я бы пошел за ней, как за Зовущей, ничего не спрашивая и не медля. И радовался бы тому, что она выбрала меня, а не кого-то другого. Яркие тонкие одежды укрывали ее тело, что делало ее еще желанней. Ни одну т'ангайю я не хотел так, как эту незнакомку. Она уже не танцевала, а порхала над спиной Мерантоса, а он... закрыл глаза, уложил голову на скрещенные руки и улыбался. Как я завидовал ему и... ненавидел! Это для него, а не для меня танцует прекрасная т'ангайя. Я приготовился убить его, если он коснется плясуньи.

Не знаю, что творилось со мной, как долго я был безумным, но, когда соплеменник Медведя зарычал, я опять стал собой. Незнакомка исчезла, едва я обернулся. Остались только дремлющий Мерантос и вожак, медленно переступающий по его спине.

«Меня не должны отвлекать», – вспомнились слова наставника, и я бросился раненому поперек пути.

«Постарайся не убивать». – Я будто услышал еще один приказ, и жало копья остановилось у горла воина.

Тот замер, так и не поднявшись, только рычание стало глуше. Вслушавшись в него, я понял, что у меня появился еще один враг.

Мерантос повернул голову к соплеменнику, что-то сказал на тайном наречии, и раненый медленно и неохотно лег. Я опустил копье, и он повернулся спиной, притворяясь, что меня рядом нет. Раненый лежал и не двигался, но не спал, спящие так не дышат. Воин будто приготовился к битве, но с кем он хотел сражаться, непонятно. Может, со мной или с вожаком? Но ведь Старший отказался от его помощи, зачем же тогда злиться и готовиться к битве?.. Непонятные они, эти Медведи.

Плясунья исчезла и больше не появлялась. Спасибо ей, что была, и спасибо, что ушла и перестала мешать мне. Жаль, если я больше не увижу ее, но водяные цветы живут только одно утро. Внутри меня что-то пело и болело. Никогда такого еще не было со мной.

За одно утро я стал старше на несколько сезонов.

Когда вожак закончил исцелять Мерантоса, тот смог подняться и ходить. Он шел медленно и осторожно, но шел сам!

Потом мы еще немного посидели, смотрели, как бледнеют полосы на плитах убежища. Только возле двери-стены оставались еще яркие пятна.

Мы вошли в тот ход, что выбрала Зовущая. Вошли все четверо. Плиты, по которым мы ступали, светились слабее, чем древняя Дорога. Темнота впереди неохотно уползала с нашего пути.