Последний Хранитель - Плахотникова Елена - Страница 52

– Я не ем, – повторил вожак, перекладывая камешек за щеку. – Это помогает от жажды. Попробуй. – Он бросил воину маленький камень. – Представь, что это глоток воды, и держи его во рту.

Я недоверчиво хмыкнул тогда. Очень тихо, Кот и не заметил, а наш вожак услышал. Он не должен был услышать, но почему-то услышал.

– Или кусочек льда, – сказал вожак уже для меня. – Мелочь, ерунда, а выжить помогает. – Он пожал плечами и опять повернулся к большому камню. – Мне помог...

Вожак говорил так, будто ему все едино, поверим мы или нет. Он наставник, он учит, а ученик учится. Умный ученик – тот, что наденет воинский пояс и сам когда-нибудь станет наставником. Старый Фастос говорил, что глупых воинов не бывает; что есть умные, из них получаются вожаки, и не очень умные – это они подчиняются вожакам, а глупые... таких нет. Глупец не выдержит Испытания, он даже не доживет до него. Вот такой у меня наставник. Сначала я понимал одно из десяти сказанных им слов, но запоминал все. Думал – пока не понимаю, так пойму потом. Когда я стал понимать одно слово из семи, то перестал чувствовать себя глупцом, что не доживет до Испытания. Перед этим походом я думал, что понимаю почти все, о чем говорит старый Фастос. И вдруг опять почувствовал себя глупцом, что смеется над словами наставника.

Еще до заката я поверил словам вожака. Перекатывал во рту маленький камешек, думал о куске льда и... это помогало. Пить хотелось меньше, и язык не напоминал подошву старых тонби. Иногда я совсем забывал, что хочу пить, и только шел и шел, думая... Не помню, о чем я тогда думал, может, и не думал совсем, а просто передвигал ноги и смотрел через голову молодого воина вперед, на спину нашего вожака. Тот уверенно вел нас к далекой Дороге, будто не раз и не два прошел этим путем. Ветер трепал концы выгоревшего лоскута, каким вожак повязал себе голову. Может, это тоже помогает выжить?.. Но спрашивать не хотелось, не было лишних сил, и лоскута такого у меня не было. Думать тоже не хотелось, мысли уползали подальше от горячей головы. Зачем мне думать о вожаке? Тот дойдет, куда ему надо. Переживет всех нас и дойдет. Я... дойду, может быть. А Игратос?.. С такой ногой...

Земля вздрагивала подо мной, как гора при оползне. Воздух обжигал в носу, а песок что-то шептал горячему ветру.

Все это было днем, до заката, а теперь я сижу на песке, слушаю дыхание стаи, перекатываю во рту уже привычный камешек и жду восхода зеленой луны. Теплый ветер шевелит мех на спине.

Мы бежали. Давно бежали, долго. Ночь и день. Еще ночь и еще один день. И еще... Эта ночь последняя. Для нас и для тех, кто не найдет укрытия, когда придет завтрашний день.

Мы бежали. Тени испуганно вздрагивали впереди, пытались оторваться от нас и... не могли. Ветер толкал в спину, подгонял. Сильный ветер, теплый, он пока не обжигал, пока... Его пора придет завтра утром. А сегодня – ночь. Последняя ночь. Она и обе ночи перед ней изменились, они перестали быть темными. А привычные луны – зеленая и оранжевая, уже не следят за нами. И ночи становятся все светлее и светлее. Эта ночь самая светлая, еще светлее ночи белой луны. Но ее пора еще не настала, а оранжевая и зеленая затерялись в блеске Карающей. Вчера ночью их еще можно было увидеть, а теперь все небо в облаках. И у них цвет крови на снегу. Завтра...

А завтра ночи не будет.

Будет день. Долгий, долгий ДЕНЬ.

День, когда на небо приходит третье солнце. День, когда все живое прячется под землю, в пещеры и убежища, прячется и ждет. Ждет, когда долгий, долгий день сменится ночью. Ночь будет короткой и светлой, за ночью придет обычный день, теплый или жаркий. Потом опять ночь и опять день... Пройдет еще много лет до следующего долгого-долгого дня. Дня, что длится три обычных дня и три обычные ночи. Дня, после которого умирают все, кто не нашел убежища. Умирают сразу или через сезон-другой. Теряя шерсть, зубы, глаза, покрываясь ранами и струпьями.

Идет День Смерти, День Кары.

Ту, что смотрит на нас багровым глазом, так и называют – Карающая.

Мы бежали от Карающей.

Не знаю, смог ли кто-нибудь убежать от нее. Убегу – узнаю. Кажется, я научился смеяться над собой. Вожак тоже иногда так смеется.

Наш долгий бег начался с вопроса.

Вожак разговаривал с Зовущей. Я слышал их и не слушал. Т'ангайя иногда говорила с вожаком, не часто, но чаще, чем со мной или с другим т'ангом. Часто она разговаривала только со своим Четырехлапым. Я старался не подходить к Зовущей. От ее запаха кружилась голова, кровь приливала к низу живота, и Зверь начинал ворочаться и рваться к самке. Думаю, у Зовущей подходила пора выбора. Или уже подошла. И кого она выберет? До поиска Игратоса я бы, не задумываясь, сказал, что кого-то из Кугаров. Но после Чаши Крови так уже не скажу. Просто не знаю. Нет, не после Чаши, позже. После камня Ипши. Когда я заметил, как Зовущая смотрит на меня. Или на нашего вожака. Вот я и не знаю, кого она выберет. Может, любого из нас. Я только прошу Прародителя, чтобы это был не Игратос. Лучше уж меня. Или Кота. Вряд ли она позовет Охотника. Думаю, его она позовет, если он останется единственным самцом возле нее. Или не позовет – только Прародитель знает, что творится в голове Зовущей. Почему одного т'анга выбирают два-три раза подряд, а другого ни разу? Не знаю. Ни одна из них так и не сказала.

Чтобы Зовущая выбрала не т'анга... Еще вчера я бы сказал, что такого быть не может. Но вот смотрю на Зовущую рядом с нашим гладкокожим вожаком, и «быть не может» медленно тает, как лед в руке. Почему быть не может? А надевать ошейник на Зовущую – это можно? А собрать такую стаю, как у нас? А у кого еще был такой вожак?

Очень странное мне думалось, пока я смотрел на двоих, что сидели рядом, но как бы в стороне от всех. Их тихие голоса терялись в темноте, ветер трепал клочки слов и тут же уносил их дальше в пески.

Это было на привале, после заката, когда темнота обступает со всех сторон, лун еще нет и кажется, что света никогда не было и уже не будет. После того привала, с колодцем, мы целый день уходили от Дороги, а горячий песок хватал нас за ноги и не торопился отпускать. Я лежал, вспоминал вчерашний колодец и вкус его воды. Только вспоминал, набрать воду нам было некуда. С собой мы взяли только то, что смогли выпить.