Последний Хранитель - Плахотникова Елена - Страница 39

Мерантос. Воин из клана Медведей

Возле меня стояли Кугары. Настороженные, готовые к битве, даже слегка испуганные, но у каждого было копье. А я не видел, с кем надо сражаться.

Вожак тоже был рядом. Проверил «веревку» из поясов, кольцами уложенную между мной и Котом, стал в ряд копьеносцев, выдохнул: «Приготовились...» Спокойный, уверенный, как и положено вожаку перед битвой.

Похоже, я один не вижу врага! До этой ночи я и не задумывался, какое зрение бывает у ущербных. Оказывается, такое же, как и у т'ангов: могут видеть днем, могут – ночью, а могут, как Ипши, и днем, и ночью. Хороший у нас вожак!

– Давай! – еще один приказ.

Я не успел удивиться его непонятности. Кот понял и бросил копье. «Веревочные» кольца быстро разматывались и исчезали в темноте. Два копья полетели следом. Кугары бросили их почти одновременно и тут же рванули из песка запасные. Приготовились, вглядываясь в темноту. Вожак тоже застыл, как перед прыжком.

И вдруг я словно бы раздвоился. Одна моя часть ухватилась за копье, что воткнулось в склон чуть выше моей головы. И у меня из-под локтей, коленей, из-под пальцев ног потекли песчаные ручейки. Будто я за ледяной карниз цеплялся, а он таял под солнцем. Что-то, может быть весенняя вода, поднималось к моим ногам. Но ни оглянуться, ни поджать ноги... Вторая моя часть стояла над ямой и быстро выбирала веревку. Кажется, скоро начнется что-то странное. Или уже началось.

– Тащи!..

Остальные слова вожака заглушил крик. Но я и так тащил. Изо всех сил. Никогда и никого я не вытаскивал так быстро. И никогда я не просил прародителя Медведя даровать крепость веревке и терпение тому, кто кричит. Не знаю, что нужно сделать, чтобы т'анг так закричал. Я слышал крик Игратоса, но не мог поверить этому – воины клана Медведей умеют не замечать боль. Плох тот наставник, кто воспитал слабого воина.

Игратос кричал, пока я тащил его, и все слышали этот крик.

Еще два копья полетели в яму, и безоружные Кугары остановились за моей спиной. А вожак и Кот замерли впереди меня. Их копья ждали врага.

Появилась луна, и две тени ринулись в яму, навстречу поднимающейся темноте. А голодная темнота смотрела на меня. Я не видел ее глаз и не знаю, нужны ли они темноте.

Потом веревка закончилась, и показались копье и руки Игратоса, мертвой хваткой вцепившиеся в древко. Так держатся за горло врага, которому нельзя оставить жизнь.

Еще один рывок – и выдернулось все тело. Словно бы молодого подкинули там, внизу. И научили летать.

Игратос летел над песком. Низко, бесшумно и вытянувшись во весь рост.

Но летел он недолго. Едва слышный визг свалил меня с ног, оглушил и ослепил.

Последнее, что я заметил, это черный язык темноты, облизывающий ногу Игратоса. Еще было копье вожака, ударившее по этой темноте.

Потом пришла боль, от которой я закричал и... попал в пустоту. Странную, непонятную и неправильную. В ней не было прародителя Медведя, не было Игратоса и... в ней не было меня.

Я быстро ушел из этого чужого места и оказался еще в одном чужом и опасном месте. Но возле меня нашелся Игратос, а рядом с нами сидел вожак. Это его руки трясли меня, это его голос приказывал подняться и идти. Я поднялся и пошел, потом побежал, прижимая к себе Младшего.

Еще один визг, от которого ночь сделалась красной и запахла кровью, еще один удар, теперь уже в спину, и ноги опять не удержали меня. И опять чужая и непонятная пустота вокруг. Совсем чужая. Погибшие Медведи не заходят сюда.

На этот раз я выбрался из пустоты сам. Никто не мешал мне лежать и радоваться тишине. Чужая боль была далекой и едва слышной. Тихий и частый стук, слабый и кислый запах тоже почти не мешали. Заснуть я не мог, но открывать глаза не хотелось. И я отпустил тень своего Зверя бродить между пустотой и сном. И Зверь бродил и встретился с тенью хозяйки этих мест. Она не очень обрадовалась гостю, тогда Зверь быстро вернулся ко мне.

Потом я открыл глаза и понял, что лежу лицом вниз, уткнувшись в грудь Игратоса, а где-то недалеко лежат все остальные.

А когда я увидел наши следы, то удивился: они были такие же странные, как и наш мягкокожий вожак. К большой круглой яме вела только одна прямая тропка, а за ямой все тропки сделались волнистыми, как шерсть горной козы.

Хорошо, что рядом с одной ямой не нашлось еще второй. Сражаться с ее хозяином мы бы не смогли. Да и не скоро сможем.

Сразу за мной лежали Охотник и Охотница из клана Кугаров. Т'ангайя уже шевелилась, пыталась удержаться на дрожащих руках, а вот Охотник еще спал или бродил в неправильной Пустоте. За Кугарами нашлись вожак и воин из клана Котов. Тоже живые. Запах смерти не спутаешь ни с чем. Вожак лежал сверху, подмяв воина под себя. Похоже, он нес Кота так же, как я Игратоса. Молодой воин тоже живой, только еще не проснулся. Значит, мы все живы. Все шестеро. Шестеро? А где же?..

Я быстро пересчитал тропинки следов и нашел еще одного Кугара. Четырехлапого. Он протоптал самую длинную тропку и лежал впереди всех нас. А вот следов Ипши я не заметил.

– Милая зверушка. И как любит компанию!

Сзади послышался знакомый насмешливый голос, и я улыбнулся, чего не делал уже очень давно.

Пока я осматривался и считал попутчиков, вожак успел проснуться и сесть, странно скрестив ноги. Я представил себя в этой позе и содрогнулся. Надеюсь, никто не додумается использовать ее вместо пытки. Не знаю, как можно выдержать такое. И почему наш вожак так сидит? По-другому не умеет? Или в этой позе все вожаки чужих доказывают свою выносливость? Хорошо, что старый Фастос не видит мягкотелого. А то наставнику интересно все новое и необычное. Вот только проверять, годится ли оно Медведям, приходится ученикам.

– И что это было?

Т'ангайя справилась со своим телом и уселась, положив голову на колени.

– Тхарха.

– Что?

– Тхарха, – спокойно повторил вожак.

– Первый раз слышу, – прошептал воин из клана Котов.

Он лежал на спине, смотрел на луну, что клонилась к верхушкам холмов, и не шевелился.

Ученику легче сказать «не знаю». А у воина и бывшего вожака язык не повернется такое сказать. Будто, сидя в тишине, станешь умнее. И я заставил свой язык повернуться.