Легенда о гетмане. Том II (СИ) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 13

— Реестр, конечно, реєстром, — задумался Выговский, — но, если мы его немного превысим, большой беды, думаю, не будет. Пусть поляки жалованье платят сорока тысячамказаков, а остальным мы можем доплачивать сами.

— Допустим, — не стал возражать Богдан, — и сам так думаю. Но это все равно не выход. Пусть даже включим в реестр пятьдесят тысяч, останется еще сто пятьдесят.

— Ну, не все же из них будут требовать включения в реестр, — возразил генеральный писарь, — кто-то вернется к привычному занятию пахать землю.

— И безропотно наденет на себя опять панское ярмо, — насмешливо сказал Хмельницкий, — не о том ты мыслишь, Иван, не о том!

Но, конечно, основная загрузка в подготовке реестра легла на полковые канцелярии. Именно здесь подбирались кандидатуры для зачисления в казаки и отказывали тем, кто по мнению полковой старшины не был достоин этой чести. Особо трудно приходилось таким полковникам, как Данила Нечай, брацлавский полк которого должен был сократиться, как минимум в семь раз. Куда девать 17–18 тысяч казаков, проливавших свою кровь за народное дело под Межибожем, Збаражем и Зборовом, полковник не знал. К тому же король издал универсал, в которым требовал от всех, не вошедших в реестр и перешедших в разряд поспольства, возвратиться к своим панам, предупреждая, что в противномслучае они будут возвращены туда насильно коронними войсками и реестровыми казаками. Надевать снова на шею панское ярмо никто не хотел и гетман уже вынужден был в некоторых случаях применять силу. На этой почве позникало недовольство не только у посполитых, но и у казаков. Данила Нечай как-то не выдержал и бросил прямо в лицо Хмельницкому: «Разве ты ослеп? Не видишь, что ляхи обманывают тебя и хотят поссорить с верным народом?» Кому другому, этот поступок, не сошел бы с рук, но народному любимцу Нечаю, гетман не посмел возразить, понимая, что полковник прав. В конечном итоге, было дано разрешение полковникам принимать в казаки всех желающизх, только не включать их в реестр, а присваивать им статус охотников или охочекомонных. Подобная практика давно существовала в коронных войсках, где в регулярных хоругвах служили шляхтичи-волонтеры, воевавшие за свой счет. Им не платили жалованье, но они имели право на трофеи, захваченные у противника.

Однако даже при всех этих ухищрениях судьба двух третей войска оставалась безрадостной. Все, не вошедшие в реестр и не зачисленные в охотники, должны были снова стать холопами своих панов. Правда, оставалась еще одна возможность избежать этой участи. Все вошедшие в реестр казаки наделялись участками земли для ведения своего хазяйства, но ввиду того, что должны были нести службу, обрабатывать ее не имели возможности, и им разрешалось нанимать 2–3 батраков. Эти батраки, как и семьи казаков,полностью изымались из польской юрисдикции и становились независимыми от своих прежних владельцев. Многие из тех, кто оказался вне реестра, предпочли батрачить на своих товарищей по оружию, чем на панов. Таким образом, в общей сложности примерно 300 тысяч русских людей были освобождены от необходимости возвращаться к своим панам. Но все же тех, кто оказался в положении посполитих было значительно больше.

Гетман преимущественно зачислял в реестр крестьян из имений Вишневецкого и Конецпольского, с тем, чтобы не дать возможности представителям этих родов вновь распространиться по Малороссии. Кроме того, у некоторых панов отбирались целые волости, под предлогом того, что они ими были захвачены самовольно из казенных земель. Из этих конфискованных угодий формировался особый фонд ранговых поместий, которые гетманом передавались генеральной и полковой старшине, не забывая и о себе. Помимо отданного ему королем на «булаву» Чигирина, Хмельницкий присоединил к своим владениям и богатое местечко Млиев, которое приносило его бывшему владельцу Конецпольскому до 200 000 талеров дохода. Крупными землевладельцами становились также многие «значные» казаки, не говоря уже о полковниках и казацкой старшине. По существу тем самым закладывалась основа для создания класса пожалованного украинского дворянства. Получая в свою собственность земельный надел, казак освобождался от уплаты каких-либо налогов и сборов, он лишь обязан был за него нести военную службу. Многие тебовали, чтобы им разрешено было иметь 2–3 оруженосца, но на столь грубое нарушение статей Зборовского мира гетман не решался.

Все же недовольство посполитых да и части казаков было всеобщим. На раде в Переяславле в начале марта 1650 года, когда утверждался казацкий реестр, многие, даже из числа полковников и старшины выступали против. Масла в огонь подлило и то, что в январе во исполнение условий Зборовского трактата митрополит Косов выехал в Варшаву для участия в работе сената, но католические епископы заявили, что, если он будет заседать в сенате, то они его покинут. Пришлось митрополиту по сонету Адама Киселя в спешном порядке вернуться ни с чем в Киев. Правда, король издал универсал о восстановлении нескольких православних епархий на территории Волыни, но в создавшейся ситуации эти решения так и остались на бумаге. Между тем, некоторые паны с надворными командами возвращались в свои владения и нередко начинали мстить холопам за участие в восстании. В ряде местностей начались бунты, на подавление которых Хмельницкий вынужден был посылать реестровиков. Украйна клокотала и бурлила повсеместно, вновь создавались отряды опрышков, возвратившиеся в свои имения польские шляхтичи чувствовали себя неуютно. Авторитет гетмана, который вынужден был сам в ряде случаев возвращать насильно холопов их владельцам, заметно пошатнулся.

Но не только Хмельницкому было трудно выполнять условия Зборовского трактата, не в лучшем положении находился и Ян Казимир. Большая часть магнатов, особенно из числа тех, кто не участвовал в сражениях у Збаража и Зборова, мир, заключенный королем с крымским ханом и запорожским гетманом, восприняла как унижение Речи Посполитой. Отмена унии и восстановление в правах православного вероисповедания вызвало яростные возражения со стороны католического духовенства. Выделение трех воеводств, как териитории Войска Запорожского, вызвало зубовный скрежет у тех, кто здесь владел имениями, так как было понятно, что управлять своими холопами прежними методами уже будет невозможно. Действительно, в случаях каких-либо притеснений их подданые тепер всегда могли обратиться за защитой к реестровым казакам.

Бурю возмущения магнатов вызвало решение короля назначить Адама Киселя воеводой киевским вместо внезапно умершего Тышкевича, так как многие считали его виновнымв сложившейся ситуации, к которой он привел, заигрывая с казаками и Хмельницким. Конечно, среди польской шляхты немало было и людей здравомыслящих, которые считали, что худой мир лучше доброй ссоры и наставали на выполнении условий мирного договора. Некоторые предлагали учредить должность специального сенатора, который бы, находясь в Киеве, наблюдал за исполнением договора Хмельницким. Адам Кисель для этой должности подходил, как никто другой. Однако, собравшись в январе 1650 года на сеймв Варшаве, в частности, для утверждения статей Зборовского трактата, магнаты, в основном, занялись его критикой и фактически статьи договора утверждены не были.

Глава третья. Дипломатические игры

После того, как Сильвестра Косова не допустили к участию в работе сената и он вынужден был возвратиться в Киев, Хмельницкому стало ясно, что один из важнейших пунктов Зборовского трактата об отмене унии поляки выполнять не намерены. Помимо этого, сейм фактически уклонился от полной ратификации и самого мирного договора, что по существу лишало фактическую автономию Войска Запорожского в трех воеводствах легитимной основы. Создавалась довольно щекотливая ситуация: паны на сейме, скрепя серце, согласились с сорокатысячным казацким реестром и приняли решение о введение дополнительного налога на содержание Войска Запорожского. Также были подтверждены и условия договора о назначении в Киевское, Брацлавское и Черниговское воеводства высших должностных лиц из числа православной шляхты. Не было серьезных возражений и по поводу возвращения казацких привилегий. Своим универсалом король выделил гетману на «булаву» Чигирин, против чего сейм также не возражал, как и по поводутого, что Хмельницкий приравнвался в правах к великому коронному гетману. Однако, магнаты не желали соглашаться с отменой унии, а это был один из важнейших пунктов Зборовского трактата. Со своей стороны и Хмельницкий понимал, что опьяненный воздухом свободы народ даже ему не удастся заставить вновь идти в услужение к панам, а, следовательно, и он не в состоянии выполнить все условия Зборовского мира. Складывалась патовая ситуация, но в отличие от шахмат, она не могла продолжаться бесконечно, ничьей не могло быть, рано или поздно должна была разразиться новая война. И готовиться к ней нужно было уже сейчас.