Музыка рассвета - Гнездилов А. В. - Страница 12

Тем временем сердце молодой Анны не находило покоя. Однажды, под предлогом реставрации, она велела снять портрет старой королевы и убрать подальше. Но и это не принесло ей удовлетворения. В досаде на художников, она решила сама заняться живописью. Как ни удивительно, но с первых же шагов у нее обнаружился талант. В короткое время она сумела овладеть кистью настолько, что работы ее мало чем отличались от работ ее наставников. Но стоило ей взяться за автопортрет, как что-то начинало ей мешать, и ее старания не венчались успехом. Решив, что в портрете старой королевы заключена какая-то тайна, она велела принести его. Смущенные слуги сообщили, что, выполняя ее волю, они отдали полотно реставратору.

— Так возьмите у него портрет! — последовал приказ.

— Ваше величество, он унес портрет из дворца, сказав, что это — ваше желание, и мы не знаем, где он теперь находится, — лепетали испуганные слуги.

— Может, старая королева облегчит вашу задачу? — предположил один из стражей, приставленных следить за ней. — С тех пор, как портрет унесли, она очень переменилась. Прежде она была печальна и проводила ночи без сна. Теперь она смеется, с кем-то разговаривает, а порой даже танцует!

— Немыслимо, — проговорила королева Анна. — Вероятно, она сходит с ума от старости, к ней нужно пригласить докторов.

Она сама отправилась в покои матери и… невольно протерла глаза. Старая королева встретила ее улыбкой! Нет, старость ее никуда не девалась, но душевная радость светилась в глазах, и в них угадывалась та же красота, что наполняла портрет. Бросив взгляд в зеркало, где отразились они обе, дочь опустила голову. Ее лицо, искаженное досадой и удивлением, рядом с красотой матери, спокойной и величественной, ставило ее в ряд служанок старой королевы Анны.

— Как вы себя чувствуете, ваше величество? — спросила озадаченная дочь.

— Прекрасно, Анна, я стала видеть чудесные сны, которые заменяют мне жизнь!

Королева промолчала и, не простившись, вернулась к себе. С грустной усмешкой остановилась она перед мольбертом и посмотрела на себя в старинное итальянское зеркало. Что-то шевельнулось в глубине его, словно по поверхности осеннего озера пробежала рябь.

Анна закрыла глаза, а когда вновь открыла их, пред ней оказался странный человек, опирающийся на хрустальную трость. Лицо его можно было разом счесть и молодым и очень старым. Глаза казались неподвижными, как будто не видели. Седые волосы выбивались из-под широкополой шляпы.

— Кто вы? — испуганно спросила королева.

— Я реставратор, — ответил незнакомец, не кланяясь и не снимая шляпы.

Анна хотела сурово напомнить ему об этикете, но вдруг заметила, что ее комната словно озарилась неведомым светом. День был пасмурный, но внезапно солнечные лучи упали на стены. Они струились не из окна, а со старой картины, где был изображен закат на море. Другие вещи тоже словно мгновенно обновились и наполнились красотой в присутствии незнакомца.

— Вы, верно, недурной мастер, если вас чувствуют картины! — в замешательстве произнесла Анна. — Не могли бы вы создать мой портрет?

— Я не беру кисти в руки, — ответил он, — но готов помочь вам, если вы сами возьметесь за дело.

Его глухой голос внушал какой-то страх и уважение. Королева не смела ему приказывать, но была готова подчиниться. Спустя какое-то время Анна обнаружила себя в старинной мансарде со множеством комнат. Реставратор обещал показать ей живое зеркало, которое поможет ей написать собственный портрет таким, каким она хочет его видеть.

Глубокой ночью реставратор зажег свечи. На зов хозяина вошли музыканты, и заиграла тихая музыка. Взяв Анну за руку, мастер подвел ее к пустой золоченой раме:

— Загляните в нее!

Анна просунула голову внутрь и вдруг увидела череду рам, ограждающих пустоту. Пламя тонкой свечи, как звездочка, появилось вдали и стало приближаться. Перед Анной оказалось изображение молодой женщины. Оно так напоминало портрет старой королевы! Анна покачала головой и попыталась улыбнуться. Отражение ответило ей тем же и вдруг… легко двинулось по залу в причудливом танце. Что за волшебство таилось в нем — оно словно рождало чудесные пейзажи вокруг себя! Густые леса, прекрасные сады с распускающимися цветами, озера, реки, моря, горы… Все появлялось и исчезало в зыбком тумане. То громче, то тише, то медленнее, то быстрее звучала музыка, и смеющаяся девушка кружилась в волшебном танце. Ее фантазии воплощались вокруг нее. Ночь за ночью приходила очарованная Анна в мансарду реставратора и, торопливо хватаясь за краски, пыталась изобразить красавицу. Сердце ее радостно билось, она верила, что это воздушное создание является ею самой, той самой счастливой девочкой, какой она была когда-то в детстве, а потом потеряла себя и забыла.

И вот, наконец, Анна создала то, что хотела, портрет был написан и вывешен в тронном зале. Королева устроила прием и ждала оценки своему труду. Праздничный бал должен был начаться после того, как с портрета снимут занавес. Анна подала знак. Гости взглянули на произведение.

— О, ваше величество изволили вернугь портрет старой королевы? — улыбаясь спрашивали придворные. — Поверьте, ваше величество, мы оценили вашу шутку.

Загремела музыка, и толпа устремилась танцевать. Одна пара осталась перед Анной. С удивлением она увидела свою мать. Она стояла, опираясь на руку реставратора.

— Мы уходим, Анна, и пришли проститься.

— Куда?.. — пролепетала дочь.

— В те сновидения, которые ты видела.

— Но ведь это — ваше прошлое! — воскликнула Анна.

— Оно было и твоим настоящим, — ответила старая королева.

— Оно еще окажется чьим-то будущим, — добавил реставратор. И они ушли, а Гармония и Красота вновь вернулись в королевство.

Коррида

В те суровые времена Испания была поделена меж вестготскими королями. В каждой области царили свои обычаи, и хотя христианство было признанной религией, языческие нравы еще прочно владели людьми. Колдовство, чудеса, гадания заменяли веру в Промысел Всевышнего, и самой Добродетели нередко приходилось прибегать к силам языческих богов, которым поклонялись кочевые цыганские племена и мавританские чернокнижники.

В скалистых горах Сьерра-Морена, в одном из селений жил пастух по имени Санчо. Родителей он не знал— еще ребенком его привезли и оставили цыгане, сообщив, что нашли его у дороги. Мальчика вырастили добрые люди, а затем определили ходить за стадом.

Одиночество среди пустынных пастбищ и молчаливого скота, скупая красота выжженной земли и каменистых вершин воспитали в нем чуткую душу. Он умел часами застывать на месте, словно превращаясь в камень, или, напротив, в самые знойные дни мог бегать от восхода и до заката, не чувствуя усталости. Он достиг совершенства в подражании голосам животных и в игре на свирели. Собрать стадо и управлять им не стоило ему ни малейшего труда — достаточно было издать трубный клич вожака. Еще он умел отогнать волков леденящим рыканьем барса, созвать орлов резкими горловыми вскриками, на его тихий свист приползали змеи. Когда же он играл на свирели, горы будто оживали. Овцы, козы, коровы переставали щипать траву, дикие звери спешили поближе к Санчо, птицы стаями кружились над пастбищем и садились на окрестные скалы.

Особенно нравилось пастуху играть с эхом. Он начинал мелодию и внезапно замолкал, а когда она возвращалась к нему, он наслаивал на нее новый мотив. Однажды Санчо так заигрался, что, опустив свирель, долго продолжал слышать чарующие звуки. Они напоминали эхо, но мелодия была иной. Санчо вскочил и побежал в ту сторону. Солнце уже опускалось, когда, забравшись на вершину, пастух увидел старика, прислонившегося к скале. Тело его прикрывал плащ из виноградных листьев, на голове сверкал золотой обруч, а из-под седых волос выступали рога. Глаза старика смотрели спокойно и отрешенно, по лицу скользила усмешка. Мохнатые ноги оканчивались копытами.