Лабиринты души - Гнездилов А. В. - Страница 7

— Красивая сказка про остров сокровищ! — крикнул Мердол. — Почему бы вам не придумать что-нибудь еще? Например, фонтаны пресной воды, бьющие прямо из океана, или рифы, проросшие деревьями, на которых растет хлеб. Это показалось бы уместнее в нашем положении.

Рэдлей презрительно прищурился:

— Сэр! Вы— самозванец, а не капитан. Где ваш корабль? Каин! Где твой брат?

Мнения разделились, однако большинство моряков считало, что герцог мертв и его надо немедленно выбросить за борт. Суеверие шептало людям, что мертвец навлечет гибель на корабль. Илиона выступила в самый разгар спора:

— Джентльмены! Не знаю, стоят ли чего-нибудь для вас мои слова, но я заклиная вас своей любовью, оставьте герцога на борту. Он жив, мое сердце чувствует это. Если же необходима жертва — возьмите мою жизнь. Может быть, это я принесла неудачу. Подумайте — женщина на судне, да еще после кораблекрушения. А тот, кто плавал столько лет в трюме, — нет, не в нем причина.

Мердол похолодел от этих слов. Ее судьба в одно мгновение могла повернуться в самую худшую сторону. Рэдлей яростно дернулся, пытаясь порвать веревки:

— Стыдитесь, трусы! Эта женщина преподает вам урок отваги, которая и не снилась вашим устричным душонкам! Неужели среди вас не найдется ни одного мужчины и вы поднимете на нее руку?

Моряки отошли в сторону, совещаясь вполголоса, затем вернулись.

— Леди, — обратился один из команды к Илионе, — женщина на борту— плохо. Мертвец — тоже. Но вместе они могут остаться безвредными. Ваша любовь к герцогу способна растрогать нас, но готовы ли вы обвенчаться с ним, чтобы подтвердить свои слова? С его стороны мы, вероятно, не услышим возражений.

— Согласна!

Мердол хотел что-то возразить, но, взглянув на сумрачные лица моряков, передумал. Теперь все внимание сосредоточилось на леди. Рэдлея развязали. Этим же вечером он совершил обряд венчания с Библией и кипарисовым крестом из каюты герцога. Жуткое зрелище являли собой жених и невеста в багряном отсвете вечерней зари. Он — неподвижно сидящий в кресле с закрытыми глазами и она — коленопреклоненная, сжимающая его ледяную руку в своей.

Когда церемония закончилась, моряки снова подступили к Илионе:

— Три дня вы можете вкушать радости семейной жизни, леди. Но если за это время наше положение не изменится, вы покинете корабль вместе со своим избранником.

— Море поможет нам, — отвечала Илиона.

И опять ее слова сбылись. Уже на второй день они наткнулись на останки шхуны, попавшей на рифы. Экипаж покинул ее, но в трюмах оказалось достаточно пресной воды и пищи, чтобы продолжить плаванье. Тем не менее жизнь на каравелле не могла войти в прежнее русло. Рэдлей сторонился предавшей его команды и фактически отказался от командования. Зато Мердол с охотой занял его место. Матросы не очень-то доверяли ему и подчинялись только потому, что он ловко играл на их жадности. Теперь он выступал горячим защитником герцога и соблазнял моряков поисками заброшенного дворца. Роскошь тайной каюты герцога, поразительное везение Илионы, о которой особенно красноречиво повествовал Мердол, — все это вселяло надежду в реальность фантастического острова. Страсть легкой наживы усиливала эту надежду.

Илиона меж тем не стремилась к возвращению. Сердце ее трепетало от нежности и любви к прозрачному юноше, чьи холодные уста оставались немыми, а тонкие пальцы не согревали поцелуи. Сколько причудливых и страшных фантазий пронеслось в душе Илионы за долгие ночные часы, проведенные в каюте герцога. Сон не смел прикоснуться к ее глазам, ибо здесь спал Тот. Подобно грозному властелину, он остановился на самой черте, разделяющей жизнь и смерть, он занес ногу над бездной и не сделал шага. Ни единым звуком девушка не смела нарушить молчания, ибо здесь молчал Тот. Он вмещал в себя разом и мудрость, и безумие, славу творения и ее отрицание. За его покоем чудилась способность слышать мысли, в его гордой красоте таилась мука, известная одному Прометею. И, словно подчиняясь жуткому приговору, в этом застывшем мире стучало только механическое сердце часов, и лишь стрелки плыли сквозь время, бессмысленно повторяя свой вечный круг. Но бывали другие ночи — когда мрак сгущался, преображаясь в вине, когда дикий хмель под гулкий ритм волн пьянил голову Илионы; когда, почти теряя рассудок, она срывала с себя одежды и пускалась в танец перед спящим герцогом. Но он не пробуждался от ее объятий, не чувствовал ее слез, и даже когда в исступлении она наносила ему удары, лицо его по-прежнему хранило ясность мраморного изваяния. Ни любовь, ни ненависть людская не имели над ним власти, но леди была не в силах смириться с этим. Она верила в чудо и ждала его.

Все судно превратилось в корабль одержимых. Они забыли о береге, они потеряли представление о счете дней, они желали одного — и, наконец, море явило им милость. Уж не в одно полнолуние кресло с герцогом поднималось на палубу к штурвалу, и матросы, притаившись, ждали его пробуждения. Временами оно казалось таким близким: поднимались тяжелые веки, вздымалась грудь от судорожного вздоха, теплели руки… Но лишь жалобный стон вырывался из его сомкнутых губ — и снова он замирал в неподвижности.

Однажды в надвигающихся сумерках ветер принес на корабль тонкий, едва уловимый аромат, навевающий сладостные воспоминания. Незаметно для себя команда каравеллы погрузилась в сон. Илиона также склонилась на палубу у самых ног герцога. Ей казалось, что она закрыла глаза всего на мгновенье, но когда снова подняла голову, то увидела на горизонте бледные знаки рассвета. Луна роняла последние капли своих красок на паруса, становясь прозрачной. Герцог покинул свое извечное кресло и стоял у штурвала. Тихая улыбка, делающая его похожим на ребенка, светилась не только на лице, но и во всей его фигуре. Он будто играл в море, корабли, в самого себя… Судно быстро скользило к причудливому острову, увенчанному серебристыми башнями, даже издали поражавшими своими размерами, словно они были воздвигнуты циклопами.

Весь дворец, расположенный на скалах, в переплетении бесчисленных галерей, заросших плющом стен, изысканных висячих садов и горбатых мостиков, являлся как рыцарская перчатка великана, простертая из-под воды к небу в мольбе или укоре. Найдя узкий проход среди зубчатого кольца рифов, окружающих остров, корабль вошел в уютную бухту под сенью старых ив. Они протягивали к воде свои длиннолистые ветви, скрывая подножие обрывистого берега.

Мягкий толчок тряхнул палубу, и судно остановилось. Светящиеся морские звезды поползли в сторону, прячась за камнями. Герцог спустил трап и спокойно сошел прямо в прозрачные волны. Вода доходила ему до пояса. Он обернулся к Илионе и, взяв ее на руки, бережно понес к берегу. Никто из команды не просыпался. По живописной дорожке, среди благоухающих цветов, меняющих окраску по мере того, как люди проходили мимо, герцог вел Илиону в свой волшебный дворец.

Извилистый лабиринт бесконечных фантастически убранных комнат повторял нежную красоту садов на широких террасах. Малахитовые колонны чередовались со стволами деревьев, кроны которых скрывались за сводами потолков. Золоченый архитрав карнизов тонкой паутиной обрамлял воздушные видения плафонов. Стены из тончайших пластин мрамора казались прозрачными, пол отливал перламутром, и казалось, что ноги ступают по дну серебристого ручья. Невероятная высота потолков, простор галерей, укрытых стеклянными куполами, — все превращало дворец в гигантскую раковину, а людей — в гномов, случайно забравшихся в нее.

Все больший восторг охватывал Илиону при каждом шаге. Ей уже не хватало сил переносить это необъятное чувство красоты и счастья, и когда у хрустальных дверей, ведущих в тронный зал, герцог поцеловал ее, она потеряла сознание.

Привели в себя Илиону громкие голоса. Они гулко отдавались под сводами, нарушая их вековую тишину. Будто во сне леди увидела команду каравеллы во главе с Мердолом. Они срывали драгоценные ткани с высоких окон, хватали золотые канделябры, ковры, гобелены. Все, что представляло какую-нибудь ценность, летело в матросские сундуки и переправлялось на корабль. Наконец Мердол, заметив, что первый азарт моряков несколько поостыл, подозвал к себе трех человек: