Сундук старого принца - Гнездилов А. В. - Страница 7

И вот, шла она по берегу, среди шумной и веселой толпы, и заглядывала встречным в глаза. Вдруг кто-нибудь заметит ее, улыбнется или скажет что-нибудь хорошее… Но никто не обращал на Рыжку внимания. Звучала музыка, люди переговаривались и были заняты лишь самими собой. И тут ей повстречался Художник. Был он слегка навеселе, громадный берет его сполз набок, а в ухе болталась настоящая серьга. Борода, усы, лохматые брови — все придавало ему свирепый, пиратский вид. Но под мышкой у него был мольберт, а в руке — сложенный зонтик. Он стоял, покачиваясь в такт прибою. Увидев девочку, он поманил ее пальцем:

— Ну-ка, рыжая, если ты мне не мерещишься, помоги дойти до дому. Я так устал от самого себя, что не хочу к себе же обращаться за помощью.

И конечно, Рыжка-Мурлышка отвела его домой. Восторгу ее не было предела, когда она попала в мансарду под самой крышей. Сколько эскизов и картин смотрело на нее со стен мастерской! Конечно, это было самое настоящее королевство! А Художник между тем усадил ее в кресло и взялся за карандаш. Он рисовал долго и наконец подал ей портрет. С замиранием сердца девочка взглянула на лист бумаги, а там была нарисована кошка. Ниже красовалась подпись: «Это — Рыжка-Мурлышка. Подлинность заверяю. Великий художник». Девочка заплакала и убежала прочь.

На следующий день она опять пришла на берег. Там за столиками сидели люди, пили кофе и ели пирожные. Один молодой человек сидел отдельно от других и что-то писал в блокнот, поглядывая на окружающих. Конечно же, это был Поэт. Но самое удивительное, что и он был рыжим. Вдруг взгляд его обратился к Рыжке-Мурлышке. Он улыбнулся и стал звать ее:

— Кис-кис-кис…

Хотела девочка обидеться, но он смотрел так ласково-ласково, что она двинулась к нему.

Еще момент, и она, к собственному удивлению, прыгнула Поэту на колени и замурлыкала. Сомнений не было, Рыжка и не заметила, что превратилась в кошку. Вот было чудо! И уже через день она научилась сидеть у Поэта на плече, а через два дня, набравшись храбрости, мурлыкала, пела, и он, слушая, слагал свои прекрасные рифмы. Теперь, на плечах Поэта, она стала такой заметной! Никто не проходил мимо, не погладив ее и не похвалив песенки. Рыжка-Мурлышка была счастлива, но недолго длился праздник.

Как-то снова повстречался ей Художник:

— Ого-го, да ты стала такой знаменитой — поющая кошка! Верно, ты приносишь удачу. Вот Поэт благодаря тебе тоже прославился. Но пора бы вспомнить и о том, кому ты всем обязана. Пойдем со мной!

Мурлышка испугалась и спряталась. Но Художник не собирался ее упускать Через какое-то время он пришел к Поэту:

— Отдай мне кошку. Она моя.

— И не подумаю! — ответил Поэт.

— Но это же девчонка, которую я сделал кошкой.

— Тем более не отдам.

Они разругались, а затем бросили карты. Увы, Поэт проиграл и должен был уйти. По уговору ему следовало самому прогнать Рыжку, чтобы она не цеплялась за него и смирилась со своей участью…

Прошел год. Где-то в горах Поэт написал свое самое прекрасное стихотворение, посвященное Рыжке-Мурлышке, и застрелился. А Художник безуспешно пытался завоевать ее любовь. Она же продолжала любить Поэта и тосковала о нем.

Наконец Художник понял, что его надежды никогда не сбудутся: «Ну ладно, раз даже кошка не может полюбить меня, незачем мне жить!» — решил он.

В последний раз взялся за кисти и написал волшебный портрет красавицы. «Рыжка-Мурлышка! Посмотри на себя моими глазами. Клянусь, теперь никто не устоит перед твоей красотой, которую создала моя мечта», — написал он на портрете, а потом, купив много-много вина, пил до тех пор, пока не умер.

Посмотрела на волшебный портрет Рыжка-Мурлышка и превратилась в ту удивительную красавицу, что изобразил Художник. Только радости не прибавилось. Ходила она по берегу, люди глаз от нее не могли отвести, а Рыжка никого не замечала, и никто ей не был нужен. Она думала только о Поэте и Художнике. Они снились ей каждую ночь, и Поэт читал свои стихи, а Художник показывал картины. Какая-то тайна была в их жизнях, а смерть одарила их прекрасными произведениями.

«А что же таится во мне? — думала Рыжка-Мурлышка. — Я уж и не знаю, кто я, кошка или красавица, только друзья мои, Поэт и Художник, знали это. Пора и мне последовать за ними».

И вот исчезла Рыжка-Мурлышка. Но остались у моря ее песенки. И когда на закате волны становятся тише и солнце красит их в рыже-золотой цвет, живущий на берегу, слушая их, думает, что маленькая кошка Рыжка-Мурлышка превратилась в целое море и славно мурлычет.

Королевский фарфор

Кто бы сказал, какая музыка живет в душе человека? Концерты Юлии не вызывали особого внимания не потому, что игра ее была неинтересна или не выделялась среди череды других пианистов. Просто было лето, жара, публика предпочитала прогулки по берегу моря и другие курортные радости. Тем не менее последнее выступление всколыхнуло чувства. Три чудесных букета с розами, лилиями и орхидеями поднесли ей улыбающиеся капельдинеры под шум аплодисментов. Один из букетов был перехвачен тонким золотым браслетом, второй опоясывало изысканное фарфоровое ожерелье, расписанное нежными красками, на третьем — каждый из стебельков был вдет в резные серебряные колечки. Подарки оказались более чем щедрыми. Листок бумаги, приколотый к розам, содержал всего несколько строк, написанных каллиграфическим почерком: «Ваш талант могут оценить немногие. Если наши скромные дары разбудят Ваш интерес, то мы будем счастливы встретиться с Вами и представиться. Немногие». Юлия еще раз взглянула на подарки. Безусловный вкус и редкое мастерство сделали эти драгоценности и сочетали их с живыми цветами. Она подумала о ценности вещей и решила, что должна их вернуть. Так или иначе, но встреча с незнакомыми почитателями становилась необходимой. Их оказалось трое. Художник, ювелир и коллекционер. Достаточно немолодые, приятные и остроумные люди, они сразу вовлекли Юлию в круг своих интересов, где царил культ красоты. Всевозможные сочетания живой природы с искусством лежали в основе их увлечений. Они создавали живые натюрморты в оправе редких предметов старины, подобно голландским художникам, изображающим фрукты, цветы и прочее в роскошных перламутровых чашах или драгоценных вазах. Добившиеся нужного эффекта, нынешние эстеты озвучивали свое творение, любуясь им при звуках специально подобранной музыки.

Со смутным чувством интереса и в то же время тревоги Юлия приняла участие в составлении этих живых картин. Ее глазам являлось фантастическое богатство новых знакомых, и это смущало ее. Она не могла быть с ними на равных, хотя они всячески пытались подчеркнуть значимость ее музыки в их занятиях.

— Если бы мы не считали вас другом, то плата за ваши камерные концерты для нашей компании была бы не ниже стоимости этих редкостей, что так смущают вас.

В самом деле, порой Юлии приходилось жертвовать своим сном и глубоко ночью играть на рояле, клавесинах где-нибудь в глубине запущенного сада, в то время как ее приятели ждали восхода луны, чтобы в ее лучах найти гармонии белых водяных лилий с коваными блюдами из серебра и нитями драгоценного жемчуга, развешанного над прудом. В другой раз они обыгрывали мраморные греческие статуи, помещая их за струями водопада, в отблесках солнечных вспышек. Золотые венецианские зеркала, убранные гирляндами цветущих глициний и вьющихся роз, располагались в глубине зеленых гротов и повторяли изображение статуи, наделяя ее живым трепетом падающей воды. Много еще других мистерий, как называли их новые знакомые Юлии. Меж тем еще трое молодых людей оказались такими же «немногими», что составляли эту компанию. Они также относились к ней с должным уважением и галантностью, хоть какая-то недоговоренность и отчужденность стояла между ними и Юлией. Незримыми нитями эта компания все больше и больше связывала ее. Они предугадывали ее желания, осыпали подарками, не принимая отказов, и вели себя так, словно вся цель их жизни стала в том, чтобы угождать ей и сделать ее счастливой. Полушутя-полусерьезно они величали ее своей королевой и однажды разыграли одну из своих мистерий, посадив ее на трон и явившись к ней облаченными в настоящие рыцарские доспехи. Она сидела во главе длинного стола, украшенного серебряной и золотой посудой. Интерьеры пиршественного зала, найденного в одном из сохранившихся дворцов, были украшены росписями на сюжеты старинных баллад. Пламя канделябров отражалось в цветных витражах готических окон, и тени плясали на высоком сводчатом потолке. В глубоком торжественном молчании сидела компания. Шесть рыцарей, по трое с каждой стороны, но на противоположном конце стола стояло пустое кресло. Юлия смотрела на него со страхом и удивлением. Кому оно могло предназначаться? Где-то на башне замковой капеллы стал бить колокол. С последним ударом в зал вошел высокий стройный человек, одетый в королевское одеяние с пурпурной мантией на плечах и шпагой, украшенной зелеными смарагдами. Нет образцов для мужской красоты, но воистину этот вновь вошедший был совершенен. Большие серо-голубые глаза его на удлиненном лице выдавали какой-то печальный ум и смотрели глубоко и выразительно. Черты лица являли странный сплав, где гармония ребенка переходила в юношескую порывистость и разом в отрешенность человека, прожившего невероятно долгую жизнь. Похоже было на то, что этот король соединил в себе прошлое, настоящее и будущее и жил сразу в трех измерениях. Коллекционер поднялся с места и протянул большой золотой ключ севшему в кресло.