Эволюция Мары Дайер (ЛП) - Ходкин Мишель - Страница 48

В моей предыдущей жизни, до этой, кажется, манеры, хотя это и было едва ли несколько месяцев назад, я бы флиртовал или нет, с любой, которая показалась бы отдалённо интересной в этот день. Была одна кандидатура, если мне везло. Тогда я отсчитывал часы, минуты и секунды, пока тот бессмысленный день, наконец, не заканчивался.

И потом я шёл домой. Или шёл в новый клуб с Паркером и другими мудаками, которые носили кардиганы на плечах и хлопали воротниками своего грёбанного поло. Я бы наткнулся на двух, великолепных, безликих девочек, сжимающих мою талию, глухой стук бездушной музыки соответственно тупо пульсировал у меня в висках, даже через небольшой туман экстази и алкоголя, и я пил и ничего не чувствовал, и смеялся и ничего не чувствовал, и представлял мою жизнь на ближайшие три, пять, двадцать лет, и ненавидел это.

Образ моей скуки был настолько глубоким, что я готов был умереть, прямо сейчас, только чтобы почувствовать что-нибудь другое.

Когда слова кончились, я поняла, что не стоит продолжать дальше; я подвинулась на кровати. Блокнот, дневник, распластался открытый напротив, а моя левая рука прикрыла рот. Я слышала голос Ноя, когда я читала его мысли, но в них было столько горечи, сколько я не могла вспомнить, стобы хоть раз слышала вслух. Я перевернула страницу.

Лучшее, что можно купить за деньги, ничто. Ничего с Лукуми или как там его, чёрт возьми, и ничего с Джудом. Даже поиски его семьи оказались бесплодными; ничего с Клэр Лоу, или с Джудом Лоу, или с их родителями Ульямом и Деборой с момента обрушения. Был некролог в газете Род-Айленда с инструкциями пожертвования и прочее, но родители переехали после несчастного случая, или происшествия, следовало сказать. И даже с подключением связей Чарльза, ноль. Люди могут исчезнуть... но не от таких людей, как он. Это как если, чем больше я достигаю, тем дальше истина. Я ненавижу, что я ничего не могу сделать. Я бы поехал в Провиденс самостоятельно, но я не хочу оставлять Мару позади.

Я мог бы сказать что-нибудь, когда увижу её, но она, кажется, сейчас занята каким-то психом в Горизонтах. Я не единственный, кто не очень хорошо ладит с другими. Возможно, именно поэтому мы так хорошо сошлись.

Это были первые слова, которые заставили меня улыбнуться. Следующие за ними стёрли мою улыбку.

Я разбирался в вещах моей покойной матери. Прошли годы с тех пор, я чувствовал себя обеспокоенным и пустым, пока исследовал полные коробки, наполненные в основном изношенными, с загнутыми уголками, развивающими книгами. Зингера, и Гинзберг, и Хоффман, и Керак, философия, и поэзия, и радикализм, и газетные сенсации. Страницы изношены, зачитаны, и я бегло просматриваю их. Интересно, если бы было возможно узнать кого-то, по словам, которые они любили. Фотографии застряли в некоторых книгах. В основном, люди, которых я не знаю, но есть и несколько её. Она выглядит свирепой.

Книга, которая, кажется, не входит в число бросающихся в глаза, Маленький принц. Я открываю, и чёрно-белая фотография выскальзывает оттуда... она спиной, глядя вниз, держит руку белокурого мальчика. Мою руку, понимаю я. Мои волосы потемнели, пока я рос.

Красное пятно проступает на изображение и распространяется, охватывая её пальцы, меня. Я слышу крик и крик, и мальчишеский голос, умоляющий её вернуться.

Здесь текст закончился и не начинался до следующий страницы. Моё горло болело, а пальцы дрожали, мне не следовало этого читать, но я не могла остановиться.

Ещё одна битва.

Я уже был раздражён ситуацией с мошенничеством Лукуми, когда услышал о неком случае на Калло Очо, девушка, с которой он был, сказала что-то оскорбительно. Я что-то глубоко оскорбительное в ответ глубоко оскорбительным. Я отчаянно надеялся, что он размахнётся.

Он сделал это.

Существует беспрецедентная свобода в боевых действиях. Я не могу чувствовать боли, и поэтому я не боюсь ничего. Они могли чувствовать, поэтому они боялись всего. Это делало всё лёгким, и поэтому я всегда выигрывал.

Мара звонит. Она надеется на ответы, но у меня их нет, и я не хочу, чтобы она знала.

Он должно быть написал запись в четверг, когда он не приезжал. После я позвонила ему, и он повесил трубку, а я заволновалась, задаваясь вопросом, почему он был таким далёким. Я была прикована.

Когда я не вижу её, её дух бродит по моим венам. И когда я вижу Мару после дня вдалеке друг от друга, она отличается.

Слова проникли в мою кровь.

Трудноуловимо... настолько трудноуловимо, что я даже не заметил сам, пока она не упомянула об этом; возможно, я слишком близко. Но теперь, изменения за время вдали друг от друга бросаются мне в глаза, и я смотрю так внимательно на неё, что могу вспомнить. Она по-прежнему красива, всегда, но скулы стали более заметны. Ключица острее алмаза. Мягкость, которую я люблю, медленно подавляемая чем-то внутри и снаружи, я не знаю.

Я не хочу говорить ей. Она пришла расстроенная по пустякам на ярмарке, после некого предсказания о предостережениях и её судьбе. Информация достаточно ненадёжная.

Он написал это вчера.

Я попыталась собрать воедино кусочки того, что он думал, с моментами, возможно, он их считал, которые он провёл со мной. Слова возобновились внизу той же страницы.

Я не могу забыть поцелуй.

Это смешно, я едва коснулся её, но это было мучительно интимно. Она выгнулась ко мне, но я положил руку ей на талию, и она замерла под моей ладонью. Я не думаю, что она выглядела такой опасно красивой, как в этот раз.

Она не единственная меняется. Каждый день она формирует меня во что-то другое.

Я определённо тряпка.

Спать с ней в одной кровати, изысканная пытка для меня. Я обвиваюсь вокруг неё, как мох вокруг ветки; наше синхронное сердцебиение и мы становимся единым целым, созависимой вещью. Она подводит меня под каблук одним взглядом, и я слышу боль скрипки и низкое волнение виолончели. Они напевают под кожей; я не хочу ничего больше, чем поглотить её, но я ничего не делаю, однако сжимаю челюсти, прижимаюсь губами к её шее и наслаждаюсь дрожью в аккорде. Через некоторое время она смягчается по краям, ускользая в её сон. Её звук сирены зовёт меня к скалам.

Она думает, что я не хочу её, и это почти смешно, как она не права. Но она поборет её демонов, прежде чем я покажу ей это, чтобы не стать одним из них. Она слышит имя Джуда и её звук подтягивается, поднимается, её дыхание и сердце ускоряются от страха. Он сломал что-то внутри неё, и, Бог знает, я заставлю его поплатиться.

Я не могу убить её дракона, потому что не могу найти его, поэтому сейчас я останусь близко.

Этого недостаточно.

Мой дракон. Мои демоны.

Ной подумал, что на самом деле Джуд сделал со мной то, что я боюсь поцеловать его. Что если я всё ещё боялась и Ной позволил бы зайти всему слишком далеко, то это бы стало преследовать меня, как делал Джуд сейчас.

Он не верил мне, когда я говорила, что я боюсь за него. Он не понимал, что я боюсь только себя.

Затем на пяти, семи страницах ничего не было. Больше было на тринадцатой странице:

Моя теория: Мара может манипулировать событиями так же, как я могу манипулировать клетками. Я понятия не имею, как каждый из нас может делать эти вещи, но всё же.

Я стараюсь получить её видение чего-то хорошего, но она смотрит и концентрируется, пока её звук не изменяется. Связана ли её способность с желаниями? Хотела ли она чего-нибудь хорошего?

Ночной кошмар:

Солнце пробилось сквозь окна моей спальни, освещая Мару, пока она рисует в моей кровати. На ней рубашка... бесформенная чёрная и белая клетчатая вещь, которую я обычно не замечаю, но на ней она смотрится красиво.

Кожа её голого бедра под моей рукой, пока она смещается в моих листах. Моя рука держит книгу: Приглашение на казнь. Я пытаюсь читать, но не могу прочесть отрывок:

Наперекор всему я любил тебя и буду любить - на коленях, со сведенными назад плечами, пятки показывая палачу и напрягая гусиную шею, - все равно, даже тогда. И после, — может быть, больше всего именно после, — буду тебя любить, — и когда-нибудь состоится между нами истинное, исчерпывающее объяснение, — и тогда уж как-нибудь мы сложимся с тобой, приставим себя друг к дружке, решим головоломку: провести из такой-то точки в такую-то… чтобы ни разу… или — не отнимая карандаша… или еще как-нибудь… соединим, проведем, и получится из меня и тебя тот единственный наш узор, по которому я тоскую.