Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис - Страница 18

— Ему хотелось знать, как мне живется тут, — осторожно, подбирая слова, ответил Сулиен. — Во всяком случае, он меня об этом спрашивал. Ты сам знаешь, брат Кадфаэль, каковы мои дела. Я до сих пор не могу в себе самом разобраться, не могу понять, что я должен делать, но, прежде чем окончательно решить, уйти мне или остаться, я бы хотел, не откладывая, повидаться с вашим настоятелем. Он ведь разрешил мне обратиться к нему, когда я почувствую в этом надобность.

— Ступай прямо сейчас, если у тебя есть такая необходимость, — разрешил Кадфаэль, наблюдая с пристальным вниманием за руками юноши, сметающими шелуху со скамьи. Он уже заметил, что Сулиен стоит, опустив голову, и избегает встречаться с ним глазами. — Ступай, — повторил он. — До вечерней службы еще есть время.

Аббат Радульфус внимательно посмотрел на вошедшего. За три дня Сулиен внешне изменился в лучшую сторону: окреп, походка стала твердой и уверенной, с лица исчезли напряженность и усталость, во взгляде больше не было постоянной тревоги. Волевой подбородок говорил о его способности к решительным действиям.

Как только молодой послушник вошел в приемную аббата, тот сразу понял, что у юноши есть конкретное дело.

— Отец мой, — начал Сулиен без предисловий, — я пришел испросить у вас позволения навестить мою семью. Я должен еще раз проверить себя, прежде чем сделаю выбор, от которого зависит вся моя дальнейшая жизнь.

— А я думал, — мягко сказал аббат Радульфус, — что ты пришел сообщить о своем решении и что сомнения больше не мучают тебя. Значит, я ошибся.

— Нет, отец мой, я до сих пор не уверен. Мне надо еще кое в чем разобраться, прежде чем дать вам окончательный ответ.

— Поэтому тебе хочется подышать атмосферой отчего дома и узнать мнение своих близких, — с пониманием отозвался аббат. — Я могу тебя понять. Разумеется, поезжай в Лонгнер, — ты ведь пока свободен в своих поступках. Можешь, если понадобится, там переночевать. И поразмысли как следует над тем, что ты выиграешь, если уйдешь от нас, и что проиграешь. Ты должен еще раз все хорошенько обдумать. А когда примешь окончательное решение — каково бы оно ни было, — возвращайся и сообщи мне об этом.

— Я так и поступлю, отец мой, — промолвил Сулиен почтительным и смиренным тоном, который он хорошо усвоил за время пребывания в Рэмзи, однако его взгляд был устремлен в пространство, к только ему видимой цели, — по крайней мере, так показалось аббату, который гораздо лучше за свою жизнь научился читать по лицам, чем Сулиен — в его возрасте — скрывать свои чувства.

— Итак, поезжай, сын мой, с Богом! — Аббат вспомнил, какой длинный и тяжелый путь совсем недавно проделал юноша, и добавил: — Выведи из стойла мула, на нем ты доберешься до дому засветло. И передай брату Кадфаэлю, что тебе разрешено остаться в Лонгнере до завтра.

— Спасибо, отец мой! — Сулиен поклонился и поспешил удалиться.

Аббат Радульфус посмотрел ему вслед с улыбкой и с сожалением. Он подумал о том, что этот юноша смог бы многого добиться, выбери он монашескую стезю. Но мудрый настоятель начал подозревать, что Сулиен так и не примет постриг. Ведь за время своего послушничества юноша уже однажды был дома — когда привез из Уилтона тело своего геройски погибшего отца, чтобы похоронить его на родине. Тогда по этому поводу он задержался на несколько дней, а затем все-таки предпочел вернуться в Рэмзи. С тех пор прошло уже семь месяцев, и у него было время все обдумать, поэтому внезапное желание посетить Лонгнер теперь, когда для этого не было, по видимости, серьезных оснований, показалось аббату свидетельством того, что Сулиен для себя уже все решил.

Кадфаэль шел через двор в церковь, на вечернее богослужение, когда Сулиен остановил его и сообщил новость.

— Ничего удивительного, — с пониманием сказал Кадфаэль, — что тебе захотелось повидать мать и брата. Поезжай с Богом, и, что бы ты ни решил, Господь благословит твой выбор.

Однако, глядя, как юноша выезжает на муле за ворота, он подумал о том же, о чем и аббат Радульфус. Натура Сулиена Блаунта явно не создана была для монашеской жизни, хотя тот и старался волевым усилием убедить себя в противоположном. Ну что ж, он еще сутки проведет дома, в окружении близких, ночью будет спать в своей постели, и это, возможно, поможет ему принять окончательное решение.

Во время вечерни Кадфаэлю было никак не сосредоточиться на молитве. Он не мог отвлечься от размышлений о том, что могло заставить этого юношу уехать из дому в монастырь, да еще в такой дальний.

Сулиен возвратился на следующий день к концу мессы. На лице его видна была торжественная решимость. Он как-то резко повзрослел, стал похож, на мужчину, а не на юношу, каким пришел несколько дней назад к ним в монастырь. Он мужественно и стойко перенес события в Рэмзи, как и подобает настоящему мужчине, но оставался еще юношей, жизнелюбивым и мятущимся, — таким его запомнил Кадфаэль. И вот сейчас мужчиной — серьезным и целеустремленным — вернулся он из Лонгнера. Он по-прежнему был в рясе, но держал себя уже совсем по-другому. Самое время, доброжелательно подумал Кадфаэль, этому парню вернуться к тому, что для него более свойственно.

— Я прямо сейчас иду к настоятелю, — заявил Сулиен брату Кадфаэлю.

— Так я и предполагал, — кивнул Кадфаэль.

— Ты пойдешь со мной, брат?

— Разве в этом есть нужда? Я уверен, тебе есть что сказать нашему аббату. И не думаю, что это его удивит.

— Дело в том, что я хочу сообщить ему нечто важное, — без улыбки произнес Сулиен. — Ты был при нашем разговоре, брат, когда он в первый раз меня принял. Именно тебя послал он к шерифу — передать доставленные мною печальные новости. От моего брата я узнал, что ты имеешь право свободного доступа к Хью Берингару. Теперь мне стало известно то, о чем я прежде не знал, а именно: что на Земле Горшечника, когда участок стали распахивать, были найдены тайно захороненные останки. Знаю, что подозревают брата Руалда, хотя и нет никаких доказательств. Я убежден, что это неправда, это не может быть правдой. Прошу тебя, пойдем со мной к аббату Радульфусу, будь свидетелем нашей беседы. Вполне вероятно, что ему опять понадобится гонец.

В манере речи Сулиена была такая стремительность, а в его словах — такая настойчивость, что Кадфаэль и не собирался больше возражать.

— Я выполню твое желание. Пошли!

Аббат Радульфус немедленно принял их. Он именно в это время и ожидал возвращения Сулиена и, кажется, не очень удивился, увидев, как тот пришел вместе с братом Кадфаэлем — то ли как со своим защитником, то ли как с наставником.

— Итак, сын мой, — начал аббат, — надеюсь, ты всех застал в добром здравии в Лонгнере? Помогло ли тебе посещение родного дома принять окончательное решение?

— Да, отец мой. — Сулиен стоял перед аббатом в несколько напряженной позе, с побледневшим лицом, на котором сияли ясные голубые глаза. Взгляд его был серьезен и прям. — Я пришел просить вашего позволения покинуть Орден и жить в миру. Таково мое решение.

— Ты хорошо все обдумал? — спросил аббат без всякого удивления. — У тебя не осталось никаких сомнений?

— Их нет больше, отец мой. Я совершил ошибку, когда решил жить в монастыре, и теперь я это наконец-то понял. Я пренебрег своим долгом ради собственного успокоения. Вы же сказали, отец мой, что я сам должен сделать обдуманный выбор.

— И я это повторяю, — подтвердил аббат. — Ты не услышишь от меня ни слова упрека. Полагаю, ты стал не только годом старше, но и мудрее, с тех пор как решил избрать для себя духовное поприще. Гораздо лучше добросовестно заниматься любым другим богоугодным делом, чем оставаться в монастыре, когда душа не лежит к монашеской жизни. Однако, как я вижу, ты еще не снял рясу, — сказал аббат с улыбкой.

— Конечно нет, отец мой! — Самолюбие Сулиена было слегка задето. — Мог ли я снять облачение прежде, чем вы позволите мне уйти из монастыря? Пока вы не благословите меня жить в миру, я не считаю себя свободным!