Реквием - Оливер Лорен - Страница 48

— Отделение Б, — говорит она. — Новое крыло.

Женщина набирает на клавиатуре еще несколько ко­манд, и стоящий позади нее принтер внезапно оживает и выплевывает небольшой стикер: «ПОСЕТИТЕЛЬ ОТ­ДЕЛЕНИЕ Б». Женщина передает его мне вместе с дру­гой, более тонкой книгой, тоже в кожаном переплете.

— Запишите сюда ваше имя и дату посещения и от­метьте имя человека, к которому вы идете. Стикер прикрепите на груди, он должен постоянно быть на виду. И вам придется подождать сопровождения. Про­ходите через охрану, я пришлю кого-нибудь за вами.

Все это она проговаривает быстро и монотонно. Я выуживаю ручку из своей сумки и пишу в соответ­ствующей графе «Элеанор Леттерли», молясь, чтобы у меня не потребовали удостоверение личности. Список посетителей краток. За последнюю неделю их здесь было всего трое.

У меня начинают дрожать руки. Когда охранники говорят, что я должна снять жакет и положить его на транспортер, я с трудом справляюсь с этим. Моя сумка и туфли также попадают на подносы для досмотра, и мне тоже приходится стоять, раскинув руки и раз­двинув ноги, как медсестра, и один из мужчин больно хлопает меня щупом между ног и по груди.

— Чисто, — говорит он и отступает, давая мне прой­ти.

За постом охраны небольшая зона ожидания с деше­выми пластмассовыми стульями и столом. За ней я вижу расходящиеся коридоры и указатели, сообщаю­щие, как добраться до различных отделений и частей комплекса. В углу стоит телевизор с приглушенным звуком: идет передача о политике. Я быстро отвожу гла­за — на всякий случай. А вдруг на экране появится Фред.

По коридору ко мне приближается медсестра с черными волосами, собранными в пучок, и лоснящим­ся лицом. На ней голубые больничные шлепанцы и цветастая одежда медперсонала. На бейдже написа­но имя: «Джен».

— Это вы в отделение Б? — тяжело дыша, спраши­вает она меня. Я киваю. У нее ванильные духи, тош­нотворно сладкие и чересчур сильно пахнущие, но они все равно не могут полностью скрыть другие здешние запахи — хлорку и запах тел. — Сюда.

Медсестра идет впереди меня к тяжелым двуствор­чатым дверям и открывает их толчком бедра.

За дверью атмосфера изменяется. Коридор, в кото­рый мы вошли, ослепительно бел. Должно быть, это новое крыло. Полы, стены и даже потолки обшиты одинаковыми панелями — чистенькими, без единого пятнышка. Даже запахи здесь другие, чище и новее. Тут очень тихо, но, когда мы идем по коридору, я время от времени слышу приглушенные голоса, попискива­ние механического оборудования, шлепающие шаги другой медсестры в соседнем коридоре.

— Уже бывали здесь? — пыхтя, спрашивает Джен. Я качаю головой, и она бросает на меня косой взгляд. — Думаю, нет. Тут нечасто бывают посетители. В этом вся суть, я бы сказала.

— Я совсем недавно узнала про свою тетю...

Джен перебивает меня:

— Надо вам было оставить сумку у охраны. — Пых­тение. — Даже пилка для ногтей может навредить. И надо будет вам дать какие-нибудь шлепанцы. В от­деление со шнурками нельзя. В прошлом году один тип заполучил шнурки и удавился на трубе, просто молниеносно. Когда мы его нашли, он уже был труп трупом. А вы к кому?

Она выпаливает это так быстро, что я едва успеваю следить за нитью беседы. В сознании возникает карти­на: человек свисает с потолка, горло перехвачено шнурками. В моем воображении тело покачивается и вращается, разворачиваясь ко мне. Как ни странно, но мне представляется, что у него лицо Фреда, огром­ное, распухшее, красное.

— Я повидаться с Меланией. — Я слежу за лицом медсестры. Это имя явно ничего не говорит ей, и я до­бавляю: — Номер 2225.

Очевидно, в Крипте всех знают только по номерам, потому что медсестра явно понимает, о ком речь.

— Она вам не доставит никаких проблем, — произ­носит она тоном заговорщика, словно сообщает вели­кую тайну. — Она тихая, как мышь. Ну, не всегда. Я помню ее первые несколько месяцев, так она крича­ла и кричала: «Мое место не здесь! Я не сумасшед­шая!» — Медсестра смеется. — Конечно, все они так говорят. А потом начнешь слушать — а они тебе втира­ют про зеленых человечков и пауков.

— Так, значит, она сумасшедшая? — спрашиваю я.

— Ну, а с чего бы иначе она тут оказалась? — отве­чает вопросом на вопрос Джен. Она явно не ждет от­вета. Мы подходим к очередным двустворчатым две­рям. На них висит табличка: «Отделение Б: психозы, неврозы, истерия».

— Пошли, подберем вам шлепанцы, — весело под­водит итог медсестра и указывает направление.

За дверью скамья и небольшой деревянный шкаф с полками. На полках стоит несколько пар больничных шлепанцев с пластиковым покрытием. Мебель явно старая и смотрится странно посреди всей этой сверка­ющей белизны.

Оставляйте сумку и обувь здесь. Не волнуйтесь, их никто не возьмет. Преступники в других отделени­ях. — Джен снова смеется.

Я сажусь на скамейку и вожусь со шнурками. И чего я не надела боты или туфли? Мои пальцы дви­жутся неуклюже.

— Так она кричала? — напоминаю я медсестре. — Ну, когда только поступила сюда.

Джен закатывает глаза.

— Да, думала, что ее сюда засунул муж. Кричала про заговор всем, кто мог слышать.

Я леденею. Сглатываю.

— Засунул сюда? Это в каком смысле?

— Не переживайте, — машет рукой Джен. — Она очень скоро притихла. Они почти все затихают. Давать ей регулярно лекарства — и никаких хлопот с ней. Она похлопывает меня по плечу. — Готовы?

Я могу лишь кивнуть, хотя, ну вот совершенно не чувствую себя готовой. Меня переполняет потреб­ность развернуться и бежать. Но вместо этого я встаю и иду за Джен через двустворчатые двери в другой ко­ридор, такой же безукоризненно белый, как и тот, ко­торый мы прошли перед этим. По обе стороны тянутся белые двери без окошек. Каждый шаг дается тяжелее предыдущего. Я чувствую ледяные укусы пола через шлепанцы — они тонкие, как бумажная салфетка, - и каждый раз, как я ставлю ногу, по моему позвоноч­нику пробегает дрожь.

Мы слишком быстро добираемся до двери под но­мером 2225. Джен дважды с силой стучит в дверь, но, похоже, ответа не ждет. Она снимает с шеи карточку- ключ, подносит ее к сканеру слева от двери — «После беспорядков у нас поставили новые системы — правда, здорово?» — и, когда замок со щелчком отворяется, толкает дверь.

— Встречай посетителя! — весело восклицает Джен, проходя в комнату. Последний шаг — самый трудный. На мгновение мне кажется, что я не в состо­янии его сделать. Мне приходится практически швы­рять себя вперед, через порог, в камеру. И когда я де­лаю это, воздух уходит у меня из груди.

Касси сидит в углу, в пластмассовом кресле с за­кругленными углами, и смотрит в окошко, забранное массивной железной решеткой. Она не поворачивает­ся, когда мы входим, но мне виден ее профиль, слегка тронутый просачивающимся с улицы светом: курно­сый носик, на удивление маленький рот, длинная бах­рома ресниц, розовое, как морская раковина, ухо и ак­куратный шрам от процедуры. По моим прикидкам, ей лет тридцать.

Она красивая.

Она похожа на меня.

Меня начинает мутить.

— Доброе утро! — громко произносит Джен, как будто иначе Кассандра нас не услышит, хотя комната крохотная. Она слишком мала, чтобы мы могли с удоб­ством разместиться в ней, и хотя здесь нет ничего, кро­ме койки, кресла, раковины и унитаза, она кажется за­громожденной. — Я тут кое-кого привела повидаться с тобой. Правда, приятный сюрприз?

Кассандра не отвечает. Она даже никак не дает по­нять, что осознает наше присутствие.

Джен выразительно закатывает глаза и говорит мне одними губами: «Ну извините». Вслух же она про­износит:

— Ну-ка, не будь невежливой. Повернись и поздо­ровайся, как хорошая девочка.

Тогда Кассандра поворачивается, хотя на меня она не смотрит вообще — сразу переводит взгляд на Джен.

— Пожалуйста, можно мне мой поднос? Я пропу­стила сегодня завтрак.

Джен подбоченивается и говорит преувеличенно укоризненно, словно она обращается к ребенку:

— Большая глупость с твоей стороны, правда?