Грязная любовь - Харт Меган - Страница 2

Я думала о нем в поездке на работу. Наушники – щит современности – помогали дистанцироваться от разговоров других людей. Поездка длилась как обычно – отняла времени ни больше ни меньше. Я, как обычно, считала остановки и улыбнулась водителю той же самой улыбкой.

– Доброго вам дня, мисс Каванаг.

– Спасибо, Билл.

Я поднималась по бетонным ступенькам к месту своей работы и думала про незнакомца. В дверь здания я вошла ровно за пять минут до того, как мне надлежало быть на месте.

– Что-то поздновато сегодня, – обронил охранник Харви Виллард. – Задержались на целую минуту.

– Вини автобус, – сообщила я ему с ухмылкой, зная, что он непременно покраснеет, хотя вина лежала вовсе не на Билле, а на мне самой – шла медленнее, чем обычно.

Я поднялась на лифте, прошла коридор, вошла в дверь, направилась к своему столу. Все было по-прежнему, но вместе с тем как будто иначе. Даже колонки цифр передо мной не могли отвлечь мои мысль от загадки, которую задал мне вчерашний компаньон.

Я не знала его имени. Не сказала ему свое. Я-то думала, что все будет просто – двое встретились и удовлетворили каждый свою, но общую для обоих потребность. Неоригинальное, легонькое такое ухаживание – такое, для которого знать имена друг друга – уже излишество.

Я стараюсь не раскрывать мужчинам свое имя. Таким образом лишала их подобия власти надо мной, которое они не заслуживали, выдыхая мое имя, толчками углубляясь в меня или содрогаясь всем телом. Тогда мое имя словно цементировало тот момент времени и места, где случались эти встречи. Если же они все-таки настаивали, я говорила вымышленное имя, и, когда они начинали выкрикивать его охрипшими от приближавшегося оргазма голосами, у меня это неизменно вызывало улыбку.

Сегодня я не улыбалась. Я пребывала в каком-то разобранном виде, слегка на взводе, рассеянна, словно с меня спали волшебные чары. Хотя еще никогда не случалось так, чтобы я подпала под чьи-либо чары.

Я обдумывала возникшую проблему методично, словно решала в уме математическую задачу: привести уравнение к определенному виду, упростить его, взаимно уничтожив члены с противоположными знаками, но это конкретное уравнение мне не поддалось даже к обеденному перерыву.

– Что, горячая ночка? – спросила Марси Питерc, приверженка высоких причесок и коротких юбок. Марси одна из тех женщин, которые никак не избавятся от привычки считать себя девочками, из тех, что носят белые туфли-лодочки, обтягивающие джинсы и блузки с откровенными вырезами.

Она налила себе еще чашку кофе. Я взяла себе чай. Мы сидели за маленьким обеденным столом, разворачивая наши сэндвичи, доставляемые из кулинарии: ее с тунцом, мой – как всегда – с индейкой.

– Как обычно, – констатировала я, и мы засмеялись – две женщины, связанные не общностью интересов или характеров, а объединившиеся ради того, чтобы легче было отражать атаки акул, с которыми нам приходилось работать.

Марси отгоняла этих хищников нагло, открыто выставляя свою женственность напоказ, не оставляя места воображению. Подавая себя как женщину уверенную в своей женской силе, интригующую, перед которой невозможно устоять. Она блондинка, с впечатляющим бюстом и добивается того, чего хочет, прибегая исключительно к тому, чем наградила ее природа.

Я же предпочитаю действовать более тонко.

Марси засмеялась, услышав мой ответ, потому что Элли Каванаг, которую она знает, не ходит на свидания ни с классными парнями, ни вообще с какими-либо. Элли Каванаг из ее окружения занимает должность младшего вице-президента бухгалтерского отдела и финансов и представляет в одном лице образы училки в очках с пучком волос и леди Годивы.

Марси ни черта не знает о жизни Элли за пределами стен «Трипл Смит и Браун».

– Слышала новости про счет Флинна? – Таково представление Марси о беседе во время обеда: сплетни о других сослуживцах.

– Нет, – сказала я, чтобы ее поощрить, а также потому, что ей всегда удавалось узнавать наиболее любопытные из них.

– Секретарша мистера Флинна послала не те файлы Бобу. Это ведь он ведет его счета?

– Ну да.

В глазах Марси заплясало веселье.

– Похоже, она отправила ему по электронке личный расходный счет мистера Флинна, а не корпоративный.

– Надо быть внимательнее.

– Судя по всему, мистер Флинн ведет учет каждой стодолларовой проститутке, которую он снимает на улице, и каждой купленной контрабандной сигарете. – Она поерзала на стуле.

– Секретарше мистера Флинна лучше быть готовой к плохим новостям.

Марси хмыкнула:

– Он не сказал мистеру Флинну. Она сосет его дружка в свободное от работы время.

– Боб Хувер? – Это стало для меня неожиданностью.

– Ага. Веришь в это?

– Думаю, я могу поверить всему, о чем бы ни сказали, – честно ответила я. – Большинство людей гораздо менее разборчивы в выборе сексуального партнера, чем ты думаешь.

– Да? – Она бросила на меня заинтересованный взгляд. – А ты знаешь об этом потому, что…

– Исключительно мои соображения. – Я отодвинула стул и выкинула мусор.

По Марси нельзя было сказать, что она разочарована. Скорее заинтригована.

– Хмм.

Я мягко и мило ей улыбнулась, оставив ее одну размышлять о том, что представляет собой моя загадочная сексуальная жизнь.

Это факт: люди совсем неразборчивы в том, с кем им переспать, но кто в этом признается? Внешность, ум, чувство юмора, состояние, власть – это есть далеко не у всех. Мало даже таких, кто обладал хотя бы парой этих качеств. Но это правда. Некрасивые, толстые, глупые люди тоже трахаются – просто пресса предпочитает писать о любовниках-кинозвездах, а не обывателях. Мужчин не обязательно зомбировать видом своих сисек, чтобы дать им понять, что вы тоже не прочь. Даже зажатых девиц, вроде тех же училок и библиотекарш, хоть разок да тискают, прижав их к кирпичной стене, оставляющей кровавые царапины на их спинах со спущенными до щиколоток трусами.

Знаю по собственному опыту – сама была такой три года назад. Правда, с тех пор я не искала таких встреч. Да и в «Сладкий рай» зашла лишь потому, что мне невыносимо захотелось шоколада. Хотя тогда спрашивается: почему я с ним пошла, когда он меня позвал? Почему спросила, не проводит ли он меня до дома, и жутко расстроилась, когда он оставил меня на пороге и ушел, махнув на прощание рукой?

То, что я никого в тот день не искала, только усиливало мою агонию. Если бы мы встретились в баре, а не в кондитерской, если бы у меня волосы были распущены по плечам, блузка расстегнута, стал бы он напрашиваться ко мне в гости? Овладел бы мною? Поцеловал бы на веранде, обхватив мою талию руками и крепко прижимая меня к себе?

Теперь я этого никогда не узнаю.

Он присутствовал в моих мыслях день, второй, физическое желание, которое он возбудил во мне, все росло и росло, и я ничего не могла с этим поделать. Я думала о нем, когда бодрствовала, а ночью он проникал в мои сны, от которых я просыпалась в поту на скомканной простыне.

Я раз за разом вглядывалась в отражение своего лица в зеркале, пытаясь понять, что он прочел в нем в тот день, что побудило его пригласить меня в паб, но не в постель. Может, я допустила ошибку? Что-то не то сказала, обнаружила какой-то недостаток, слишком громко смеялась в ответ на его юмор или недостаточно быстро реагировала?

Я знала, что начинаю зацикливаться. Мысленно представляла то, что произошло, поворачивала то так, то этак, пытаясь рассмотреть все под разным углом зрения. Анализировала, думала, оценивала. И не могла забыть его запах, когда он наклонился ко мне и прошептал на ухо: «Как насчет лакричной конфетки?» Не могла забыть тепло его руки на моей, когда он отметил комплиментом то, как я расправилась с тем первым стаканчиком виски.

Я не могла выкинуть из головы то, как вспыхивали его сине-зеленые глаза, маленькую ямочку на его подбородке, крошечные веснушки на переносице и на лбу, его тягучий, как мед, голос и смех, заставлявшие меня желать прижаться к нему и потереться о него, как кошке, мурлыча при этом.