Роковой обет - Питерс Эллис - Страница 49

— Я и собирался, но меня срочно позвали в богадельню Святого Жиля. Туда забрел какой-то нищий, весь покрытый коростой, язвами и болячками. Тамошние братья решили, что он заразный, и послали за мной. Слава Богу, они ошиблись. Если бы этот несчастный раньше обратился за помощью, вылечить его было бы нетрудно, ну а теперь потребуется хороший уход, но через недельку-другую он поправится, это точно. Однако ему я был нужен куда больше, чем молодой парочке. Для них я связан только с прошлым, а вот ты, наоборот, — с будущим.

— Однако тебя там недоставало. Но, так или иначе, Мелангель сказала мне, где тебя можно найти, и вот я здесь.

— А я рад тебе от всей души, — промолвил Кадфаэль, откладывая в сторону ступку. Сильной, красивой рукой с длинными пальцами Оливье крепко пожал широкую ладонь монаха и, склонившись, подставил оливковую щеку для дружеского, приветственного поцелуя, точно так же, как некогда в Бромфилде подставлял ее для прощального.

— Проходи, присаживайся, а я сейчас винца нацежу. Я сам его делал, ты такого еще не пробовал. Так, выходит, ты знал, что эти двое поженятся.

— Я видел, как они встретились, когда Люк вернулся в обитель, и у меня уже тогда почти не было сомнения в том, чем дело кончится. Ну а потом Люк и сам сообщил мне о своем намерении. Ежели двое знают, чего они хотят, все остальное не так уж важно, — с улыбкой промолвил Оливье. — Я позабочусь обо всем необходимом, чтобы они смогли благополучно добраться до манора леди Джулианы, — самому-то мне придется возвращаться кружным путем.

«Ежели двое знают, чего они хотят, все остальное не так уж важно». Кадфаэль припомнил слова, сказанные в доверительном разговоре, состоявшемся полтора года назад, и, когда он осторожно разливал вино, его обычно твердая рука дрогнула. Он присел на лавку рядом со своим гостем, любуясь его четко очерченным профилем. Пожилой, коренастый монах рядом со стройным, широкоплечим молодым воином.

— Расскажи мне, как дела у Эрмины, — попросил Кадфаэль и по сияющей улыбке Оливье понял, что услышит в ответ, прежде чем молодой человек заговорил.

— Если бы я знал заранее, что встречу тебя, непременно привез бы самые сердечные послания от обоих — от Ива и от моей жены.

— Ох! — вырвалось у Кадфаэля радостное восклицание. — Вот оно как. Стало быть, вы поженились. Я так на это надеялся. Выходит, ты не ошибался, когда говорил, что тебя ценят, и потому ты можешь просить ее руки. Если двое действительно знают, чего они хотят, все остальное и впрямь неважно. Когда же была свадьба?

— На нынешнее Рождество. Мы обвенчались в Глочестере. Эрмина сейчас там, и Ив вместе с ней. Ему уже сравнялось пятнадцать. Он хотел ехать со мной в Винчестер, но Лоран не разрешил — дороги небезопасны, а Ив, как-никак, его наследник. Ну а в Глочестере им, слава Богу, ничто не угрожает. Если нынешний хаос когда-нибудь закончится, — пообещал Оливье, — я обязательно привезу ее сюда или тебя к ней свожу. Они тебя не забыли.

— И я ее помню, можешь не сомневаться. И мальчонка тоже — как будто сейчас держу его на руках. Ох и славный мальчуган, лучше не сыщешь.

— Ну, теперь он для тебя тяжеловат будет, — рассмеялся Оливье. — За этот год он вымахал чуть ли не под потолок, выше тебя стал.

— Оно и немудрено, я-то, наоборот, к земле клонюсь, скоро за грядкой не видно будет. А ты, ты-то счастлив? — спросил Кадфаэль, желая слушать и радоваться без конца.

— Так счастлив, что словами этого не опишешь, — серьезно ответил Оливье. — И очень рад тому, что смог повидаться с тобой и рассказать тебе об этом. А помнишь Бромфилд? Как ты начертил на полу карту и по ней втолковывал мне, куда ехать?

Кадфаэль поднялся, чтобы налить еще вина, и с довольной улыбкой промолвил: — Давай-ка поставим бутыль поближе да усядемся поудобнее, потому как, ежели мы с тобой затеем твердить — помнишь то да помнишь се, — думаю, что и до вечерни не кончим. Кто-кто, а я уж точно ничего не забыл, ни самой малости.

Однако до вечерни оставалось еще больше часу, когда поток воспоминаний был прерван неожиданным появлением Хью. Судя по всему, у него были важные новости, однако он не торопился выкладывать их, понимая, что то, что обрадовало его, едва ли придется по вкусу Оливье.

— Только что прискакал гонец из Варвика, — промолвил Берингар, — он чуть коня не загнал. Получены срочные известия с юга.

Кадфаэль и Оливье вскочили на ноги, не зная, худых или добрых вестей ждать, ибо по непроницаемому лицу Хью ни о чем нельзя было догадаться.

— Боюсь, — продолжил шериф, что, в отличие от меня, ты, Оливье, будешь не в восторге.

— С юга, — переспросил Оливье, сохраняя внешнее спокойствие, — из Лондона? Императрица?

— Да, из Лондона. Все переменилось за один день. Коронация не состоялась. Вчера, когда императрица в Вестминстере сидела за обедом, вдруг загудели все городские колокола. Лондон ударил в набат. Горожане, все как один, поднялись и с оружием в руках пошли на Вестминстер. И она бежала, Оливье, бежала в чем была, почти ничего не захватив с собой. Лондонцы выбили вон из Вестминстера всех ее прихлебателей и разграбили дворец. Что поделаешь, она ведь никогда даже не пыталась завоевать любовь горожан. С тех пор, как императрица обосновалась в Вестминстере, они только и слышали от нее что угрозы да попреки, ну и, конечно, требование денег.

И вот результат — корона уплыла у нее из рук. А ведь не пожалей она для них нескольких добрых слов и любезных улыбок — все могло бы обернуться иначе… Я сочувствую тебе, Оливье, хотя должен признать, что меня такой поворот событий не может не радовать.

— В этом я никак не могу тебя упрекнуть, — отвечал Оливье. Было бы странно, если б тебя это огорчило. Но она… она в безопасности? С ней ничего не случилось?

— Нет, нет, гонец сообщил, что она ускакала вместе с Робертом Глостерским и несколькими другими ближайшими сподвижниками, ну а прочие, похоже, рассеялись кто куда — скорее всего укрылись в собственных замках. Надо иметь в виду и то, что на Лондон сильно наседали с юга, — добавил Хью, не желая сваливать всю вину лишь на недомыслие императрицы. — Жена короля Стефана не давала городу ни минуты покоя. Так что лондонцы, изгнав императрицу, спасли свои рубежи от разорения, не говоря уж о том, что город и без того склонялся на сторону Стефана.

— Я знаю, что императрица Матильда не самая мудрая государыня, — промолвил Оливье, — знаю, что она не прощает старых обид даже тем, в ком нуждается. Однажды я видел, как она оскорбила очень опасного человека, когда тот явился к ней, чтобы изъявить покорность и предложить свою поддержку… Да, ей лучше удается наживать врагов, чем заводить друзей. Но тем нужнее те немногие друзья, которые у нее остались. Куда она направилась? Знает об этом твой гонец?

— На запад, в Оксфорд. Дотуда она доберется благополучно, можешь не сомневаться. Горожане и гнаться за ней не станут — все, чего они хотели, это выставить ее из Вестминстера.

— А епископ? Он уехал с ней?

Затея с коронацией, ради которой епископ Генри затратил столько усилий порой в ущерб своей репутации, провалилась по вине императрицы. Стефан оставался пленником бристольского замка, но единственным коронованным и помазанным, а стало быть, и законным королем Англии был именно он. Не удивительно, что глаза у Хью сияли.

— Насчет епископа я пока ничего не могу сказать. Надо полагать, он скоро присоединится к императрице в Оксфорде, если конечно не …

— Если, конечно, снова не переметнется в другой лагерь, — закончил за него Оливье и рассмеялся. — Похоже, мне придется покинуть Шрусбери раньше, чем я рассчитывал, — промолвил он с сожалением. — Но что поделаешь — фортуна переменчива, и с судьбой не поспоришь.

— Что ты собираешься предпринять? — Спросил Хью. — Надеюсь, ты понимаешь, что можешь рассчитывать на любую помощь, какая тебе только потребуется. Кони у тебя свежие. Твои люди еще ничего не знают, но они в замке и ждут твоих приказаний. Тебе понадобятся припасы в дорогу, так что бери все, что сочтешь нужным. Ну, а надумаешь остаться…