Роковой обет - Питерс Эллис - Страница 45

Уже сев на коня, Кадфаэль оглянулся и бросил последний взгляд на разоблаченного убийцу. Тот так и стоял под деревом на коленях. Лицо его было обращено вслед отъезжавшим, но глаза закрыты, а руки судорожно сцеплены на груди. Возможно, он молился, а может быть, просто ощущал каждой частицей своей плоти заново обретенную жизнь.

«Как только мы уедем, — подумал брат Кадфаэль, , — он свалится и заснет на месте. Ни на что другое бедняга не способен, потому как пережитое явно свыше его сил. Он уснет, и сон его будет подобен смерти, но зато пробуждение станет, возможно, пробуждением к новой жизни».

Отряд медленно потянулся к дороге, разбойники со связанными руками семенили за всадниками. Факельщики покинули прогалину, и она погрузилась во тьму. Скоро коленопреклоненная фигура Сиарана пропала из виду, как будто была поглощена тенью огромного бука. Хью и монах, выехав на тропу, повернули к дому.

— Знаешь, Хью, — позевывая, проворчал Кадфаэль, — похоже, я становлюсь совсем старым. Ты и представить себе не можешь, как меня тянет на боковую.

Глава 15

Когда Кадфаэль и Хью въехали через монастырские ворота на залитый лунным светом большой двор аббатства, из церкви уже доносились звуки полуночной службы. По дороге они не торопили коней и почти не разговаривали, довольные и тем, что просто едут рядом после удачно завершенного дела, как бывало и прежде. Стражники, охранявшие схваченных разбойников, поотстали — ведь пленники шли пешком, — но не приходилось сомневаться в том, что еще до исхода ночи Симон Поер и его приятели окажутся в подземелье Шрусберийского замка.

— Я подожду окончания службы, — промолвил Хью, соскакивая с седла возле сторожки. — Отец аббат наверняка захочет узнать, как у нас дела. Правда, я надеюсь, что он не заставит нас прямо сейчас, ночью, выкладывать все подробности.

— Коли ты остаешься здесь, пойдем-ка со мной в конюшню. Я хочу проследить, чтобы этого доброго скакуна поставили в стойло и задали ему овса. Меня всегда учили сначала заботиться о коне, а потом уж о себе, и эта привычка осталась на всю жизнь.

Над конюшенным двором ярко светила луна, и друзья вполне могли обойтись без факелов и фонарей. Ночь была тихая, безветренная, и возле конюшни был отчетливо слышен каждый звук церковной службы. Кадфаэль сам расседлал своего коня и позаботился о том, чтобы разгоряченное животное поставили в стойло и накрыли легкой попоной — вдруг ночь выдастся прохладной. В последние годы монаху не часто случалось ухаживать за конями, и, выполняя этот обряд, он невольно вспомнил былое: лошадей, на которых ему случалось скакать, дальние дороги и битвы, далеко не всегда заканчивавшиеся так счастливо, как сегодняшняя маленькая, но отчаянная стычка.

Хью стоял, склонив голову набок, и прислушивался к церковному пению. Неожиданно он увидел на освещенной лунным светом земле стройную тень и обернулся. В воротах конюшенного двора, не решаясь войти, стояла Мелангель.

— Дитя, — участливо промолвил Кадфаэль, — что ты здесь делаешь в такой час? Почему не спишь?

— Разве я могу заснуть? — отвечала девушка. — Никто и не заметил, что я ушла. Все давно спят.

Мелангель держалась просто и говорила ровным, спокойным голосом, будто это не она совсем недавно заливалась слезами в сарайчике Кадфаэля и сетовала на судьбу. Сейчас ее тяжелые косы были аккуратно уложены вокруг головы, а лицо выглядело сосредоточенным и собранным.

— Вы нашли его? — спросила она.

Когда монах с ней расстался, Мелангель была почти ребенком, а сейчас он видел перед собой взрослую женщину.

— Да, — отвечал Кадфаэль, — мы нашли их обоих. Ни с тем ни с другим не случилось ничего дурного. Эти двое расстались навсегда. Сиаран пошел своим путем — и пошел один.

— А Мэтью, — допытывалась Мелангель, — что с ним?

— С ним все хорошо, он встретил доброго друга. Мы их опередили, но они обязательно придут сюда.

«Теперь, — подумал монах, — ей придется называть его другим именем, но об этом пусть она узнает от него самого».

Будущее не обещало быть безоблачным ни для нее, ни для Люка Мевереля, но ведь эти двое и познакомились-то лишь благодаря удивительному стечению обстоятельств. Возможно, к их встрече приложила руку Святая Уинифред. После всего случившегося брат Кадфаэль вполне готов был в это поверить и положиться во всем на святую — уж она-то непременно приведет дело к благополучному завершению.

— Он вернется, — повторил Кадфаэль, встретив вопрошающий взгляд девушки. В глазах ее ныне не было и намека на слезы. — Непременно вернется, можешь не беспокоиться. Но помни, что он перенес сильное потрясение, и в голове у него сейчас сумбур. Ты должна быть терпеливой и осмотрительной. Не приставай к нему с расспросами — со временем он сам все тебе расскажет. И ни в чем его не укоряй…

— Боже упаси! — воскликнула девушка. — Как я могу его укорять? И в чем? Это ведь я его подвела, значит, сама и виновата!

— Вовсе нет. Ты ведь ни о чем не догадывалась. Но когда он вернется, ничему не удивляйся. Просто радуйся тому, что он рядом, так же как он будет радоваться тебе.

— Я подожду его, — промолвила Мелангель.

— Лучше бы тебе лечь в постель т выспаться, — посоветовал монах. — Он утомлен, измучен, а потому ждать его, возможно, придется долго. Но он обязательно придет.

Девушка покачала головой.

— Нет, брат, я буду ждать столько, сколько потребуется, — заявила она и неожиданно улыбнулась, а потом, не проронив больше ни слова, повернулась и ушла по направлению к странноприимному дому.

— Это та самая девушка, о которой ты рассказывал? — спросил Хью, с интересом глядя ей вслед. — Сестра чудесно исцеленного юноши, которая приглянулась Люку Меверелю.

— Она самая, — подтвердил Кадфаэль, закрывая за собой дверь конюшни.

— А тетушка ее, стало быть, имеет ткацкую мастерскую?

— Точно. Девица почитай что бесприданница и уж вовсе не родовита, — невозмутимо, но с пониманием ответил монах. Но что с того? Я ведь и сам не из знати. И мне кажется, что для такого человека, как Люк, столько пережившего и почитай заново родившегося на свет, такие вещи не имеют большого значения. Надеюсь, что леди Джулиана еще не присмотрела ему в невесты наследницу какого-нибудь соседнего манора, потому как сдается мне, что этих двоих ей все равно не разлучить — чего-чего, а упорства парню не занимать. К тому же, на мой взгляд, что манор, что мастерская, не так уж важно — был бы человек честным и знающим свое дело.

— Так или иначе, — откровенно признал Хью, — эта твоя простолюдиночка так хороша собой, что достойна стать украшением любого замка и ни в чем не уступит многим высокородным леди, которых мне доводилось встречать. Но послушай, служба-то подходит к концу. Пойдем-ка встретим отца аббата.

Когда по окончании службы аббат Радульфус, как всегда невозмутимый и хладнокровный, вышел из церкви, он увидел дожидавшихся его Кадфаэля и Берингара. Стояла великолепная ночь, достойно завершавшая день чудес. С бархатного, усыпанного мерцающими звездами неба проливала свой бледный свет луна, и света этого оказалось достаточно, чтобы аббат заметил на лицах монаха и шерифа спокойное, безмятежное выражение, скрыть которое не могли даже явные признаки усталости.

— Вот вы и вернулись, — промолвил Радульфус и, приглядевшись, добавил: — Но, я вижу, не все. Мессир де Бретань еще не появлялся в обители. Вы его, случаем, не встречали?

— Да, отец аббат, — ответил Хью, — мы его видели. С ним все в порядке. Он нашел того, кого искал, и они вернутся в обитель вместе.

— Но ведь ты, брат Кадфаэль, боялся, что может пролиться кровь…

— Слава Богу, отец аббат, — откликнулся монах, — этого не случилось. Сегодняшняя ночь не принесла неприятностей никому, кроме разве что трех разбойников, прятавшихся в Долгом Лесу. Их изловили и под стражей ведут в замок. Убийство, которого я так страшился, удалось предотвратить, и теперь беда миновала. Я говорил тебе, отец аббат, что чем быстрее мы нагоним этих молодых людей, тем лучше будет для одного из них, а то и для обоих. Так оно и вышло. Мы нагнали их как раз вовремя, и это принесло пользу обоим.