Таящийся ужас 3 - Гриньков Владимир Васильевич - Страница 83

Он пожал протянутую руку, но Харрисон тут же выдернул ее, чтобы успеть сфотографировать проходившую мимо девушку-малайку в национальном саронге, прежде чем она успела свернуть за угол здания. Затем он снова повернулся к Кларку и одарил его глуповатым взглядом, по которому можно было догадаться, что американец очень доволен своей реакцией фоторепортера.

— Ну что ж, давайте начинать, — затараторил он. — У меня только три дня, а потом снова в Гонконг. Дела, дела. Столько надо всего посмотреть, чтобы потом рассказать друзьям!

В город они возвращались на такси. В поездке Харрисон ни на минуту не оставлял в покое свою камеру, стремясь запечатлеть все, что казалось ему новым или диковинным. На пленке остались шумная, разноцветная, взрывная китайская похоронная процессия, таинственное величие буддийского храма, усталое лицо водителя велорикши и масса других событий и предметов. Щелканье не прекращалось до тех пор, пока они не подкатили к отелю «Гудвуд». Таксист подмигнул Кларку, когда Харрисон расплачивался американскими долларами, — тот ответил ему тем же и ничего не сказал. В конце концов, оба они занимались одним и тем же бизнесом.

Кларк предполагал, что остаток дня Харрисон посвятит освоению отеля, но у американца оказались иные планы. Почти три часа они провели на острове Блаканг, где занимались рыбной ловлей с лодки — тучный турист явно чувствовал себя в своей стихии, даже несмотря на то, что на крючок ему попадались исключительно ядовитые морские змеи. Дважды за это время Кларк и безостановочно тараторивший лодочник были вынуждены обрезать леску, чтобы не позволить Харрисону втащить в лодку смертельно опасных рептилий. Неуместный энтузиазм Харрисона определенно сделал его глухим к их предостережениям и невосприимчивым к идее непосредственной угрозы собственной жизни: К их счастью, немало времени он провел лежа на дне лодки, укрыв лицо широкополой соломенной шляпой и напевая мотивчик «Вдали от дома», пока солнечные лучи безжалостно обжигали его тело, прикрытое цветастой рубахой и обрезанными по колено «бермудами».

В тот же вечер они роскошно отобедали в ресторане «Тройка», после чего вернулись в отель, где в спокойной обстановке выпили и занялись составлением планов на следующий день.

— Завтра, — сказал Кларк, проводя пальцем по краю бокала с бренди, — состоится Тайпусам.

— Тай Пу что? — возбужденно переспросил Харрисон, едва не перекусив кончик своей неизменной сигары.

Кларк решил обслужить его по полной программе.

— В Сингапуре два миллиона жителей, плюс-минус несколько тысяч. Большинство из них китайцы, которых, в свою очередь, можно разделить на группы хоккиен, теочью, кантонцев и некоторых других, общающихся друг с другом на различных диалектах. Немало также индусов, цейлонцев и малайцев.

Тайпусам представляет собой индийское празднество, в ходе которого так называемые истинные хранители веры маршируют по улицам и предаются публичному покаянию. Если вы завтра понаблюдаете за шествием, то обнаружите немало интересного, а подчас и просто отталкивающего. Тела участников фестиваля иссечены многочисленными рубцами от порезов, а подошвы их сандалий изнутри сплошь утыканы острыми гвоздями. У многих носы, языки, щеки и любые иные, выступающие участки тела проткнуты серебряными стрелками и рыболовными крючками.

Кларк откинулся на спинку глубокого кожаного кресла и сделал паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова на американца, но к немалой досаде обнаружил, что тот проявил лишь умеренный интерес.

— Некоторые из них, — продолжал он, — носят кавади — еще один атрибут покаяния. Это такой деревянный каркас наподобие ящика, края которого усеяны острыми как бритва лезвиями, вонзающимися в плечи несущего его человека.

Но Харрисон уже не слушал. Все его внимание было теперь обращено на ножки миниатюрной китайской официантки, нежное, цвета слоновой кости бедро которой дразняще мелькало в разрезе национального платья, когда она подносила к их столику напитки. Харрисон проводил ее долгим взглядом, затем всем телом подался в сторону Кларка.

— Скажите, это правда, то, что болтают о китаянках? — спросил он и громко рассмеялся, колыхаясь всем лицом.

Кларк испытал чувство, похожее на отвращение, но все же решил предпринять еще одну попытку наступления на цитадель легковерия американца и завоевать его интерес.

— Китайцы, что бы о них ни говорили, представляют собой довольно забавную нацию, обладающую поистине поразительными и невероятно странными обычаями, — проговорил он и снова откинулся в кресле, чтобы понаблюдать, заглотил ли Харрисон наживку. Американец сидел, окутанный плотным облаком сигарного дыма, но, явно заинтригованный, тут же принялся разгонять его взмахами руки.

— Например?

«Определенно клюнул», — подумал Кларк и продолжил свою мысль:

— Некоторые представители местной китайской колонии считают голову рыбы сонг величайшим деликатесом. Они съедают ее всю, разумеется, кроме костей. Странный с точки зрения западника обычай, вы не находите?

Харрисон приподнял бровь, изобразил некое подобие кривой ухмылки, но ничего не сказал. Кларк же продолжал подогревать его интерес:

— Есть одна довольно изолированная секта китайцев, которая проживает здесь же, в Сингапуре, и исполняет такие ритуалы, в существование которых даже я отказывался верить, пока не увидел все своими собственными глазами.

Харрисон уже сидел на самом краешке своего кресла с застывшим на лице выражением неподдельного интереса. Кларку было отрадно видеть, что наконец-то удалось вывести американца из состояния апатии. Он продолжал свой рассказ:

— Так вот, эти люди искренне верят в то, что мозг обезьяны, если его съесть, повышает умственные способности, восстанавливает потенцию и обеспечивает долголетие. Однако всеми этими качествами мозг обладает лишь до тех пор, пока остается в черепе обезьяны, а потому он должен быть съеден как можно быстрее, пока животное еще живо. Несчастное существо крепко связывают, удаляют макушку черепа, и мозг попросту вычерпывают ложками, по возможности пока бедняга не перестала дергаться. Смею вас уверить, что наблюдать подобное зрелище — значит подвергать свои нервы серьезному испытанию. Поверьте, ни одна живая тварь не кричит так громко и ужасно, как обезьяна, у которой поедают мозг.

Лицо Харрисона выражало крайнюю степень недоверия.

— Я полагаю, эту жуткую историю вы выдумали специально для туристов вроде меня! В жизни не поверю в подобное, пока сам не увижу. Ведь это же бесчеловечно!

Кларк улыбнулся:

— Все зависит от вашего воспитания. В конце концов, не у всех нас одна и та же шкала жизненных ценностей. Уверяю вас, люди, которые занимаются подобными вещами, находят их вполне нормальными и естественными.

Несколько минут оба пребывали в молчании. Харрисон никак не мог поверить в то, что услышал от Кларка, и сидел в глубокой задумчивости. Снова заговорив, он решил сменить тему:

— Насколько помню, мы договорились с вами о трехстах долларах, — он потянулся к пухлому бумажнику и извлек из него явно большую сумму. Затем наклонился над столом и протянул деньги Кларку. — Все люблю делать с предоплатой. В этом — залог качественного обслуживания. Кроме того, надеюсь, что, если я накину еще полсотни, вы организуете мне кое-что особенное?

Кларк на лету ухватил его мысль и, приняв деньги, решил, что сможет удовлетворить запрос клиента. Пожалуй, Харрисон этого заслужил.

На следующий день рано утром Кларк взял напрокат машину и подъехал к отелю. Из рассказа американца он понял, что накануне после его отъезда тот взял такси и нашел себе в городе женщину. Подобным образом он установил, что все россказни о китаянках — чушь собачья, но больше всего его обрадовало то обстоятельство, что данное открытие, позволившее ему наконец обрести спокойствие, обошлось всего в какую-то двадцатку. Слушая рассказ, Кларк вежливо улыбался, хотя мысли его блуждали где-то далеко.

Несколько часов они наблюдали процессию Тайпусам, причем камера Харрисона работала явно на износ: американец определенно задался целью потрясти оставшихся дома приятелей. Харрисону, казалось, понравился весь этот спектакль, однако можно было заметить, что его, в отличие от Кларка, отнюдь не взволновала сила религиозной убежденности страдальцев, позволявшая им переносить ужасную боль и в то же время избегать тяжелых увечий.