Таящийся ужас 3 - Гриньков Владимир Васильевич - Страница 71

— И вас ничто не томит? Не требуется никакого утешения, которое я был бы способен вам принести?

— Спасибо, я достаточно контролирую свои эмоции. Искренне признательна за вашу сердечность, но мне и в самом деле ничего не нужно.

— Ваша стойкость достойна высшего почтения. Не столь мужественная женщина, естественно, ударилась бы в истерику и стала бы расточать горькие упреки по адресу всех и каждого.

— Ну нет, увольте, только не я. Говорю вам вполне искренне: я не чувствую ни малейшего сожаления. Джейсон и впрямь бросил меня, и я даже рада, что освободилась от него.

— И сердце ваше не теснят досада и горечь? Ведь это было бы так просто и естественно.

Отец Калинг с тоской глядел на Клару. Он был бы безмерно рад воздать молитвы Господу за спасение души бедной женщины, поскольку это позволило бы ему в очередной раз ощутить свою полезность и почувствовать важность возложенной на него миссии. Однако душа миссис Дефорест, похоже, вовсе не терзалась в поисках спасения или утешения.

— Отнюдь, — со слабой улыбкой проговорила она. — Джейсон и впрямь оказался молодым мерзавцам, и все же настолько милым, что я чувствую к нему исключительно признательность, но никак не что-то иное, а тем более противоположное: Ведь именно с ним я прожила три восхитительных года, причем находясь в таком возрасте, когда и рассчитывать-то не могла на что-то подобное.

Рассудок священника не вполне постигал причины нынешнего явного возбуждения миссис Дефорест, и он постарался — хотя и не вполне успешно — перестроить ход своих мыслей на что-то иное. Трудная эта была задача, особенно когда сидишь рядом с пятидесятилетней дамой, ухитрившейся великолепно сохраниться, а потому вряд ли можно было упрекать служителя церкви за те мимолетные взгляды, которые он изредка бросал не ее изящную ножку.

— Что ж, жизнь порой одаривает нас поистине неожиданными наградами, — промолвил он с некоторой нерешительностью в голосе, которая вполне соответствовала внезапно нахлынувшим на него мыслям.

— Я бы так не сказала, — мягко возразила женщина. — Напротив, я ожидала их и, как видите, дождалась. Иначе я вообще бы не стала выходить замуж за Джейсона. Он был нищ, беспросветно циничен и отнюдь не блистал умом. Взять хотя бы его попытки прикончить меня — ведь и они были до очарования ясны мне и понятны.

— Не может быть! — Голос отца Калинга лишился бремени прежней сдержанности и в невольном ужасе возвысился на добрую октаву. — Он пытался убить вас?!

— Если мне не изменяет память, дважды. Сначала подсыпал какую-то смесь в молоко, которое я обычно принимаю на ночь, а потом еще эта история с таблетками. Как видите, и в том, и в другом случае один и тот же метод. Джейсон, как и вся эта глупая нынешняя молодежь, никогда не отличался особой фантазией.

— Но вы, конечно же, сообщили обо всех этих случаях куда надо?

— С чего бы это? Разве это принесло бы мне хоть какую-то пользу? Подобный поступок с моей стороны лишь испортил бы наши отношения, которые, как я уже говорила, меня полностью устраивали.

Преподобный Калинг явно не без усилий пытался сдержать одолевавшие его чувства.

— То есть вы все это так и оставили? Ничего не сделали?

— Как вам сказать… Кое-какие меры я все же предприняла, — лукаво улыбнулась миссис Дефорест, припомнив, что именно она предприняла. — Если не вдаваться в детали, то я намекнула ему, что соответствующим образом составила завещание и так распорядилась своим скромным состоянием, что он не извлек бы из моей смерти абсолютно никакой выгоды. А раз так, то нет никакой надобности ускорять ход событий, которые и так неумолимо близятся к своему финалу. Он повел себя, тогда совсем как дитя: засмущался, не на шутку испугался оттого, что его коварный замысел раскрыт!

— Дикость какая-то, вот что я вам скажу! — Сдержанность отца Калинга явно пошла на убыль, и то, с каким лицом он опускал на блюдце подрагивавшую чашку, ярче любых фраз выражало крайнюю степень его негодования. — Хотя надо сказать, ваш поступок был довольно разумным.

— Вы находите? Я не была бы столь категоричной. — Губы миссис Дефорест тронула слабая, чуть грустная улыбка. — Да, это и в самом деле освободило его от помыслов ускорять мою кончину, но также избавило и от потребности продолжать жить со мной. И все же я не очень скорблю о происшедшем, хотя, конечно, тоскую по Джейсону. Наверное, мне и в дальнейшем будет его не хватать. Но я непременно оставлю себе что-то такое, что постоянно будет напоминать мне о присутствии этого человека и поможет отчасти освежить и, если так можно выразиться, обострить эти воспоминания. Вы же знаете, что с годами память слабеет, а потому ее необходимо стимулировать какими-то напоминаниями.

— Его нет только одну неделю. Господу лишь известно, может еще и вернется…

— Сомневаюсь. — Миссис Дефорест слабо покачала головой. — Перед своим бегством он оставил письмо, в котором уведомил меня, что уезжает навсегда. А кроме того, в сложившейся ситуации едва ли ему следует надеяться на восторженный прием. К сожалению, в порыве гнева я уничтожила это письмо, хотя надо было бы оставить его и периодически перечитывать. Как-никак, а это позволило бы мне хоть изредка быть вместе с ним — если и не в реальной жизни, то хотя бы в воспоминаниях.

— Вы поистине удивительная женщина. У меня просто нет слов, чтобы выразить восхищение вашей добросердечностью.

— Но вы же сами проповедуете эту христианскую — заповедь, разве не так?

— Да, так. Вера, надежда, любовь, а еще важнее…

Голос преподобного отца Калинга умолк, однако не потому, что он забыл конец фразы, а лишь по причине нежелания вступать в единоборство с надсадным треньканьем, звонка, внезапно донесшимся от входной двери. Миссис Дефорест встала.

— Прошу меня извинить, святой отец, — проговорила она и вышла.

До него донеслось приглушенное звучание ее голоса — она с кем-то разговаривала. Отца Калинга немало удивило и даже отчасти встревожило то, что она так бесстрастно отнеслась к столь жестокому и коварному поведению ее бывшего супруга. На какое-то мгновение он был даже готов порицать подобную кротость как чрезмерно истовое проявление тех самых принципов веры, которые он сам провозглашал в своих проповедях. Хотя, если посмотреть на все это иначе, стоит ли в корне отвергать подобную реакцию?

В его мозгу теснились самые невероятные мысли; он откинулся на спинку кресла и стал взглядом отыскивать какой-нибудь предмет, на котором можно было бы сосредоточить свои помыслы. Взор его остановился на украшавшей камин вазе, и он сразу вспомнил «Оду греческой урне» Китса. И сама ваза, и посвященное ей поэтическое произведение показались ему вполне материальными категориями, и он принялся ворошить память, вспоминая строки поэмы, но на ум пришла лишь одна — та самая, речь в которой шла о предмете, ставшем олицетворением истинного и неизбывного наслаждения. Надо сказать, место это всегда представлялось ему излишне высокопарным и дававшим почву для неоднозначного толкования.

Вскоре миссис Дефорест вернулась в комнату. В руках у нее был достаточно объемистый сверток в коричневой бумаге, перевязанный тонкой веревкой. Она положила его на журнальный столик и вернулась в кресло.

— Почтальон, — пояснила она. — Еще чаю, святой отец?

— Нет-нет, благодарю вас. Хватит, пожалуй. Знаете, я вот сейчас сидел и восхищался той дивной вазой, что стоит на камине. Прелестная вещь!

— Да, она действительно великолепна. — Хозяйка чуть обернулась и в задумчивости посмотрела на вазу. — Это подарок Каспара, моего брата. На прошлой неделе он ненадолго был у меня в гостях.

— Да, я слышал о нем. Как все же приятно, что о тебе кто-то помнит и проявляет заботу, особенно в тягостную минуту.

— О, Каспар сразу же примчался, стоило мне позвонить ему и рассказать о поступке Джейсона. Хотя, сказать по правде, едва ли в этом была такая уж необходимость. Просто как-то на ум пришло, тогда как на самом деле я чувствовала себя вполне нормально. У меня даже сложилось впечатление, что он не столько пытался успокоить меня, сколько сам хотел снять избыток напряжения от такого сообщения. Да и пробыл-то он у меня всего одну ночь, а утром ни свет ни заря опять заспешил домой.