Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет - Страница 18

— О, — сказала я, — это очень...

Хотелось сказать «неправильно», но вместо этого я произнесла лишь невыразительное «мило».

— Вы ни чуточки не будете нам мешать, — энергично продолжала Мэри. — Я не хочу, чтобы вы так думали. Если бы нам хотелось побыть в одиночестве, мы бы не отправились в подобный круиз.

— И не пригласили бы свекровь поехать с вами, — выпалила я, прежде чем сообразила, что не стоит этого делать. Нисколько не обидевшись на мою прямоту, Мэри засмеялась:

— Вы, конечно, понимаете, что все было как раз наоборот. Бедняжка очень привязана к Джону. Она непрерывно вздыхала и намекала на то, что будет так одинока...

Значит, безумно любящий сынок сдался и взял ее с собой. Это, безусловно, проливало новый свет на характер Джона. Прежде, когда он говорил о матери — а бывало это не часто, — в его голосе звучало насмешливое раздражение.

— Джон во многих отношениях человек скрытный, — продолжала Мэри, — и очень сдержанный. Он не выставляет своих чувств напоказ. Когда мы остаемся одни... — Она запнулась и смущенно рассмеялась. — Не знаю, зачем я все это рассказываю. Вы располагаете к откровенности, Вики. Мне с вами легко.

— Это хорошо. — Я не рискнула сказать что-либо еще.

— Надеюсь, вы не сердитесь за то, что я отвела душу? Я сердилась. Последнее, чего я хотела бы, — это стать ее наперсницей в вопросах взаимоотношений с Джоном. Не он ли подослал ее ко мне? Да нет, конечно, ему было выгоднее держать нас порознь. Скорее она сама выбрала меня в конфиденты, потому что я была не замужем и ближе ей по возрасту, чем остальные женщины на теплоходе. Меня интересовало — о да, признаюсь, интересовало! — почему он остановил свой выбор на «недопеченной», только-только выпрыгнувшей из школы девчонке. Теперь это становилось яснее. Обожание — вот что ему было необходимо, беспрекословная, собачья преданность. И деньги? Они были в числе его любимых увлечений, а я уже заметила — какая бы женщина не заметила! — что платья Мэри куплены не в дешевом универмаге.

— Ничуть, — откровенно солгала я. — Э-э... я любовалась вашими сережками. Какая превосходная имитация!

Она восприняла это как тактичный, хоть и неуклюжий способ переменить тему.

— Это не имитация. Джон говорит, что это второй век до нашей эры. Это он подарил мне.

Прежде чем я успела ее остановить, она вынула из уха одну серьгу и передала мне.

Я почти боялась к ней прикасаться. Миниатюрная головка была не более трех четвертей дюйма в высоту, но каждая черточка лица воспроизведена с величайшей тщательностью. Классическое греческое лицо с типичным профилем: нос продолжает линию лба; однако венчал головку вовсе не греческий символ — лунный диск между рогами, этот символ принадлежал египетской богине Исиде. Современный ювелир добавил лишь несколько золотых нитей: никто не взялся бы перековывать старинное золото, оно ведь почти чистое, около двадцати четырех каратов.

Молча я вернула сережку Мэри, никогда и ничего не желая более страстно, чем обладать этими сережками.

— Они славные, правда? — Мэри небрежно вдела серьгу обратно в ухо.

— Потрясающие.

— Он спросил: может, я больше хочу бриллианты? — невинно сообщила Мэри. — Но я предпочла эти головки. У Джона такой прекрасный вкус.

— Угу, — подтвердила я. Эмалевая розочка, спрятанная под блузкой, казалось, прожигала меня насквозь.

— А вот и он. — Мэри смотрела куда-то мне за спину. — Наверное, пора переодеваться к ужину. Я так рада, что мы поговорили, Вики.

Она не пригласила меня присоединиться к ним. Я видела, как она поспешила к нему, он стоял неподвижно, сложив руки на груди, словно император при приближении ничтожного подданного, потом повернулся и зашагал в другую сторону.

Все случилось совершенно неожиданно, я не услышала даже шагов бегущего ко мне человека. Он толкнул меня резко и грубо, отбросив далеко вперед. Я налетела на перила так, что у меня перехватило дыхание, потом, отскочив от них, рухнула на палубу — сначала «антифасадом», а в следующее мгновение — затылком. Из глаз посыпались яркие искры, словно мириады падающих звезд на темном небе.

Через некоторое время я открыла глаза, но тут же закрыла их снова, увидев знакомое лицо, нависшее надо мной. Потом опять открыла. Оказалось, лицо было не настолько знакомое, просто очень похожее: Фоггингтон-Смит.

— А, добрый старина Пэрри, — как-то сдавленно проквакала я.

— Ну, вот и славно, — сказал добрый старина Пэрри, — вы меня узнаете, это хорошо. Но лучше все же лежите смирно, вы чуть не раскроили себе череп.

— Сотрясения j нее нет. — Джон сидел на палубе рядом со мной. Он тер запястье и смотрел на меня со злостью, как горгулья[21] на соборе. — Кажется, я сломал руку, — горько пожаловался он.

— Конечно, — согласилась я, — ведь это ею вы сбили меня с ног. Уж мне ли вам не поверить!

— Кажется, я сломал руку, — повторил Джон.

Как в добрые старые времена: я повержена и разбита, а Джон жалуется.

— Черт бы вас побрал, зачем вы это сделали? — Я села и обхватила затылок руками. — О-о-о!

Пэрри обнял меня за плечи мужественной рукой и прижал к себе.

— О-о-о! — снова взвыла я.

— Я отнесу вас в медицинский кабинет, — заявил Пэрри.

— Нет, не отнесете. У меня ведь нет сотрясения, — я указала на Джона, который продолжал нянчить свою руку, — а вот его надо отнести. Несите, а я буду поддерживать за ноги, и по дороге мы сможем несколько раз как следует уронить его.

Уголки губ у Джона слегка изогнулись, но он ничего не сказал. Я увидела Мэри, прижавшуюся спиной к перилам, руками она закрыла рот, в широко распахнутых глазах застыло выражение ужаса. Увидела я и рассыпанную повсюду землю, осколки цветочного горшка и обломки жасмина, который, видимо, рос в этом горшке. Если бы меня не столкнули с того места, где я стояла, горшок угодил бы точнехонько в меня.

— О! — только и произнесла я.

— Вики, не сердитесь на него. — Мэри опустилась на колени рядом со мной с другой стороны и обняла меня за плечи. Чудную картинку мы собой являли! — Это я виновата: увидела, что горшок качается на самом краю у вас над головой, и крикнула. Джон действовал инстинктивно, так поступил бы любой джентльмен.

Я сердито посмотрела на Джона. Он опустил ресницы, но я успела заметить, как потемнели от ярости его глаза, став почти сапфировыми. Мне не хотелось извиняться, в тот момент я не дала бы ему отпущения грехов, даже если бы о его добрых намерениях свидетельствовал сам папа римский.

— Что ж, — проворчала я, — большое спасибо. Сейчас голова у меня болит гораздо сильнее, чем если бы на нее действительно свалился этот маленький горшочек, а на заднице синяк величиной с супницу.

— Должно быть, вам очень больно, Вики, — посочувствовала Мэри.

При помощи Пэрри я, шатаясь, поднялась на ноги.

— Так и быть, видно, жить буду. Извините меня. Приму душ, переоденусь и попробую выяснить, кто хотел размозжить мне голову.

— Надеюсь, вы не думаете, что это случилось по чьей-то злой воле? — воскликнул Пэрри.

— Несчастный случай, — сказал Джон. — Или предупреждение.

— Предупреждение?! — Пэрри в недоумении уставился на Джона.

— О том, что жизнью следует дорожить и наслаждаться на полную катушку, пока есть возможность, — назидательно произнес Джон. — «Пока они цветут, срывай бутоны с роз. Мир полон ужасов, страданий и угроз. Никто не знает часа, когда падет топор. Жизнь в лучшем случае...»

— О, дорогой, пожалуйста, оставь это. — Мэри покинула меня и поспешила взять его за руку. — Вики подумает, что ты над ней издеваешься.

— О, она бы никогда так не ошиблась! — сказал Джон.

— Никогда, — согласилась я и позволила Пэрри увести себя.