Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет - Страница 10

Джен что-то мне говорила. Я обернулась к ней с извиняющейся улыбкой:

— Простите, загляделась на рельефы. Превосходные копии, не правда ли?

— Отвратительно, — безапелляционно заявила Джен. — Изображениям из гробниц не место там, где люди едят.

Она поджала губы и нахмурилась. Выражение ее лица возражений не допускало, и я вспомнила, как Джон однажды сказал о своей матери: «Она похожа на Джуди Андерсон в роли безумной домоправительницы». Дикая догадка, мелькнувшая у меня в голове, была столь же безумна. Смешно, одернула я себя, склонность к махинациям по наследству не передается.

Свит сделал наконец заказ и рискнул возразить Джен:

— Но, миссис Тригарт, — сказал он, — эти рельефы и росписи изображают египтян, наслаждающихся жизнью. Что может быть более уместным в обеденном зале?

Джен наградила его взглядом, Свит поперхнулся и добавил:

— Однако на людей смотреть гораздо интересней, не правда ли? Доктор Блисс, расскажите нам о себе.

— С удовольствием, если вы расскажете о себе, — скромно ответила я. — Чем занимаетесь, мистер Свит?

Он производил гайки и болты. Какие-то очень особенные гайки и болты для очень особенной разновидности машин. Не спрашивайте меня, каких именно. Мне это было интересно не больше, чем, кажется, и самому мистеру Свиту. Отбарабанив описание производственного процесса, он объяснил, что они с мистером Брайтом — партнеры не только по бизнесу, но и по увлечению археологией.

— Когда мы услышали об этом круизе, то поняли, что это шанс, который нельзя упустить, — восторженно заявил он. — Посетить многие места, недоступные для простых туристов, и, конечно же, la piece de resistance[18] — гробницу царицы Тетисери — это редкая удача. Мы — первые посетители, которые увидят реставрацию росписей. Работа потребовала многих лет...

— И кучи денег, которые можно было бы истратить на более стоящие цели, — бесцеремонно фыркнула Джен.

— Мистер Бленкайрон вкладывает деньги во многие полезные дела, — возразил Свит.

— Это смотря на чей взгляд полезные, — сказала Джен. Весь ее вид ясно свидетельствовал о том, что она этого взгляда не разделяет.

— А он сам здесь? Который из них он? — Я завертела головой.

— Не нужно глазеть, — одернула меня Джен.

Моя голова тут же вернулась в исходную позицию. Сработал рефлекс — тень бабушки Эрминтруды. Свит подмигнул и понимающе улыбнулся мне.

— Мы все здесь глазеем, — дружелюбно заметил он. — Вполне естественно, миссис Тригарт, что нас интересуют наши попутчики. Предстоящие недели нам придется провести вместе, в маленьком, замкнутом мирке, вдали от наших близких и друзей, в вынужденной близости. Кого из этих незнакомцев лучше избегать, а чьего расположения, напротив, следует искать? Выльются ли какие-то из наших мимолетных встреч в долгую дружбу или, может, гм, в более тесные отношения?

— У вас явный дар красноречия, мистер Свит, — сказала я. — Уж не знаменитый ли вы писатель, путешествующий инкогнито?

Свит рассмеялся:

— Увы, нет. Среди нас есть известная писательница; она путешествует под собственным именем, но и псевдонима своего не скрывает. Будьте уверены, она всех нас опишет в своих будущих произведениях. Мистер Бленкайрон — вон тот высокий брюнет за столиком под изображением юноши, бьющего рыбу острогой.

Джен махнула на меня рукой как на безнадежную и жадно набросилась на копченую лососину, поэтому я получила возможность глазеть сколько душе угодно.

Деятельность чересчур богатых людей мне до смерти скучна, но Бленкайрон составлял исключение. Не в пример своим коллегам-миллиардерам он избегал всякой шумихи: не присутствовал на торжествах в честь основания новых фондов и на сборищах высокомерных общественных деятелей, даже ни разу не разводился. Я знала его лишь потому, что он, не афишируя своей помощи, щедро поддерживал многие культурные начинания, к примеру, реставрацию знаменитой флорентийской галереи Уффици после попадания в нее бомбы, консервацию поврежденных водой памятников Венеции... И это лишь немногое из того, что он субсидировал. Однако главным его увлечением всегда оставался Древний Египет. Я читала о восстановлении гробницы Тетисери и признаю, что перспектива ее посещения оказалась одним из немногих весомых аргументов в пользу, в общем, весьма сомнительного предприятия, в которое я ввязалась. Увидеть реставрированные росписи в их первозданной свежести, без въевшейся в них грязи, с утраченными было и заново воссозданными фрагментами — это будет неповторимым впечатлением.

Бленкайрон оказался моложе, чем я ожидала. В волосах его серебрилась седина, но то было лишь сверкание искр на темно-коричневом фоне, а морщинки, веером расходившиеся из уголков глубоко посаженных глаз и обрамлявшие подвижный, с тонкими губами рот, свидетельствовали о добром нраве и зрелости. Он тоже оглядывал попутчиков. Поймав мой взгляд, кивнул и улыбнулся.

— Человек справа от него — секретарь, — сообщил Свит таинственным шепотом.

Секретарь оказался не стройной блондинкой, а лысым дядечкой. Лица его я не видела, поскольку он сидел ко мне спиной.

— А кто тот, другой, за их столиком? — По поводу этого человека у меня была интересная догадка. Он напоминал стройных, элегантных героев голливудских вестернов, а смокинг смотрелся на нем как будто с чужого плеча.

Свит округлил глаза:

— Мы с Брайтом окрестили его телохранителем.

— Звучит очень правдоподобно, — одобрила я.

К тому времени, когда обед из пяти (не шести) блюд закончился, Свит установил для меня личности и некоторых других пассажиров, изложив их краткие биографии. Блондинка в корсете оказалась миссис Амфенор из Мемфиса (в Теннесси, не в Египте), которая предприняла это путешествие, чтобы утешиться после кончины своего третьего мужа. Мизантропического вида одинокий читатель за соседним с ней столиком был немецким хирургом, специализировавшимся в урологии. Что он делал в этом круизе, Свит понятия не имел; врач не производил впечатления человека общительного и, похоже, египтологией интересовался не очень.

Я искренне надеялась, что он не интересовался также и исламским средневековым искусством.

Джен благополучно «прожевала» свой путь через все пять блюд и к моменту, когда мы собирались вернуться в салон, чтобы выпить кофе или чего-нибудь еще, выглядела несколько надменно. Свит объявил, что они с Брайтом вынуждены отказать себе в этом послеобеденном удовольствии, поскольку на следующее утро очень рано, в семь часов, группе предстояла экскурсия на берег.

— Молодые дамы могут обходиться без сна, — сказал он с галантным поклоном, — а вот если мы с Брайтом не поспим свои восемь часов, то будем ни на что не годны.

Брайт кивнул и улыбнулся. Он не произнес еще ни единого слова.

Джен взяла меня под руку. Я поморщилась. Джон говорил, что его мать — одержимая садовница, но я и не подозревала, что подобный род деятельности так развивает мускулатуру. Не люблю, когда дают волю рукам, даже если это делает женщина, поэтому сказала:

— Я немного устала. Думаю, мне придется пропустить кофепитие.

— Но это входит в счет! — воскликнула Джен.

Брайт и Свит к тому времени растворились, я могла рассчитывать только на свои силы. Пришлось позволить ей отбуксировать меня к лестнице. И только когда мы устроились за столиком и она царственно помахала официанту, я вспомнила, что у меня есть предлог улизнуть.

— Выйду на палубу покурить, — объявила я, поднимаясь.

Властная рука снова легла на мою:

— В этом нет необходимости, дорогая. Мы просто перейдем в ту часть зала, которая предназначена для курящих. Вы бы раньше сказали. Официант!

— Но вам будет...

— Я сама иногда себе позволяю. В конце концов мой сын курит! — сказала Джен так, словно этот аргумент мог служить оправданием любой дурной привычки. (Любой?)

Грешники собирались в отведенном для курения месте. Я была удивлена, увидев среди них мистера Бленкайрона. Секретаря с ним не было, но его окружали миссис Амфенор и ее меховое манто. Это было, черт побери, самое необъятное манто, какое мне доводилось видеть; при тусклом освещении я не могла понять, что это за белый блестящий мех. Дама накинула его на плечи, и создавалось впечатление, будто какой-то странный зверь пожирает Бленкайрона.