Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 17

— Существо-пища придет к тебе, чтобы прекратить существовать? — поинтересовался Маннек с чем-то, похожим на сожаление.

— Не придет, если ты, мать твою, будешь шуметь, — прошипел в ответ Рамон. — Нужно, чтобы он не знал о том, что мы здесь.

— Он не знает? Это нитудои?

— Я не знаю, что это значит, — сказал Рамон.

— Интересно, — произнес Маннек. — Ты понимаешь предназначение и убийство, но не нитудои. Ты раздражающее существо.

— Мне это уже говорили, — хмыкнул Рамон.

— При каких обстоятельствах ты убиваешь?

— Я?

Маннек молчал. Рамон испытал приступ раздражения к существу, мешающему охоте, но тут же напомнил себе, что сам собирался тянуть время. Он вздохнул. Люди убивают по самым разными причинам. Если кто-то собирается убить тебя, ты убиваешь их первым. Или если кто-то трахает твою жену. Или иногда люди настолько бедны, что им приходится грабить других, отнимать деньги силой. Это довольно далеко может зайти. Или кто-то объявляет войну, тогда солдаты идут и убивают друг друга. Или иногда… Иногда ты просто попадаешь не в тот бар и ведешь себя там как cabron,[10] а какой-нибудь ублюдок, услышав это, убивает тебя.

На мгновение он снова оказался в «Эль рей». Он не помнил точно, что именно сказал тогда европеец, с чего все началось. Подробности представлялись ему как сквозь туман, словно это происходило в полузабытом сне. Играл музыкальный автомат, его стальные шарики колотились о шпеньки барабана. И там была женщина с прямыми черными волосами. Значит, дело не в том, сказал тот тип что-нибудь Рамону или не сказал. Этот pendejo не нравился никому. Все с радостью надрали бы ему задницу, просто так вышло, что это сделал Рамон.

Почему ты его убил?

Рамон вздрогнул. Немигающий взгляд Маннека, казалось, смотрит прямо ему в душу, словно вся истина и вся ложь долгой, безрадостной жизни Рамона были написаны у него на лице. Он испытал внезапный приступ стыда.

— Ты объявил войну существу-пище, — пояснил Маннек, и внезапное чувство вины разом прошло. Маннек понимал его не лучше, чем собака — выпуск новостей. Ему стоило значительных усилий удержаться от смеха.

— Нет, — сказал Рамон. — Это просто животное. Мне необходима пища. Оно и есть пища. Это не убийство, это всего лишь охота.

— Существо-пища не убивается?

— Ну ладно. Слушай. Ты убиваешь животных, чтобы съесть их, когда тебе нужна пища, — объяснил Рамон. — И еще, если они трахают твою жену, — добавил он, не удержавшись.

— Я понимаю, — произнес инопланетянин и погрузился в молчание.

Они подождали, пока солнце не поднялось в идеально чистом голубом небе совсем уже высоко. Маннек съел немного своего ойха, который оказался коричневой пастой консистенции патоки с резким уксусным запахом. Рамон чесал шею в том месте, где в его плоть входил сахаил, и старался не обращать внимания на пустоту в желудке. Голод, однако, давал о себе знать все сильнее, так что, несмотря на благие намерения затягивать все насколько возможно, не прошло и двух часов, как он встал и пошел проверить добычу. В силки попались два кузнечика — очень похожие на своих земных аналогов, только теплокровные и вскармливающие потомство из сосков в швах панциря, и одна гордита — пушистое пухлое земноводное, называемое колонистами «маленьким жирным спутником Богородицы». Гордита погибла в мучениях, искусав себя до крови так, что ее шерсть почти сплошь потемнела. Маннек с интересом наблюдал за тем, как Рамон вынимает зверьков из петель.

— Трудно представить, что это имеет отношение к пище, — заметил он. — Почему эти существа задушились ради тебя? Это их таткройд?

— Нет, — отозвался Рамон, увязывая добычу лозой, чтобы ее легче было нести. — Это не их таткройд. Это просто нечто, что с ними случилось. — Он вдруг понял, что смотрит на собственные руки и почему-то вид их беспокоит его. Он тряхнул головой, отбрасывая это ощущение. — А ваш народ не охотится ради пропитания?

— Охота не ради пищи, — бесстрастно ответил Маннек. — Охота на существ вроде этих лишена смысла. Как могут они получить от нее удовольствие? Их мозги слишком малы.

— Мой желудок тоже невелик, но получит удовольствие от них. — Он встал и перекинул связанные тушки через плечо.

— Ты поглотишь этих существ прямо сейчас? — поинтересовался Маннек.

— Сначала их надо приготовить.

— Приготовить?

— Обжечь на огне. Знаешь, что такое огонь?

— Огонь, — повторил Маннек. — Неконтролируемая тепловая реакция. Правильная пища не требует такой подготовки. Ты примитивное существо. Эти этапы требуют времени, которое гораздо целесообразнее потратить на исполнение твоего таткройда. Э-юфилои не взаимодействует с течением.

Рамон пожал плечами.

— Я не могу есть твою пищу, чудище, и этих сырыми тоже не могу есть. — Он осмотрел тушки. — Если ты хочешь, чтобы я исполнял свою функцию, мне нужно разжечь огонь. Помоги мне хвороста набрать.

Вернувшись на поляну, Рамон развел трением огонь и соорудил небольшой костерок. Когда дрова весело затрещали, инопланетянин повернулся к Рамону.

— Тепловая реакция началась, — произнес он. — Что ты будешь делать теперь? Я желаю наблюдать эту функцию — «готовка».

Действительно ли в голосе инопланетянина прозвучала нотка брезгливости? Ему внезапно подумалось, какими странными, должно быть, кажутся его действия Маннеку: поймать и убить животное, содрать его защитную оболочку, удалить внутренние органы, расчленить на куски, изжарить мертвую плоть над огнем, и только потом съесть ее. На мгновение это и ему самому показалось чем-то гротескным, варварским, каким не представлялось никогда прежде. Он уставился на тушку гордиты у себя в руке, потом на саму руку, липкую от темной крови, и слабое ощущение неправильности происходящего, которое он гнал от себя с самого утра, снова усилилось.

— Сначала я должен освежевать их, — решительно произнес он, стряхивая неуютное ощущение. — Потом изжарю.

— Они ведь совсем свежие, разве не так? — спросил Маннек.

Рамон сам удивился собственной улыбке.

— Я должен снять их кожу. И мех. Срезать ножом, понимаешь? Если уж на то пошло, я их шкурки просто выброшу, ясно? Потеря денег, конечно, но кузнечиковым шкуркам все равно грош цена.

Маннек дернул хоботом и потыкал кузнечиков ногой.

— Это представляется неэффективным. Почему ты отрезаешь и выбрасываешь значительную часть пищи?

— Я не питаюсь шерстью.

— А, — протянул Маннек. Он подошел к Рамону и опустился на землю, гротескно согнув ноги задом наперед. — Будет интересно понаблюдать за этой функцией. Продолжай.

— Мне нужен нож, — заявил Рамон. Маннек не сказал ничего. — У того человека наверняка с собой нож.

— Тебе тоже нужен?

— Ну, не могу же я сделать это зубами? — буркнул Рамон. Инопланетянин молча снял с пояса какой-то цилиндр и протянул Рамону. Рамон озадаченно повертел его в руках, Маннек коснулся цилиндра, и тот распрямился в тонкое серебристое лезвие дюймов шести в длину. Рамон взял этот странный нож и начал потрошить гордиту. Узкое, похожее на проволоку лезвие резало плоть как масло. Должно быть, голод заставил Рамона всецело сосредоточиться на этой задаче, поскольку лишь разделавшись с гордитой и взявшись за кузнечика, он сообразил, что такого сделал инопланетянин. Он сам дал ему в руки оружие.

Чудище совершило ошибку. Теперь оно умрет. Адреналин ударил ему в кровь, и Рамону пришлось сделать над собой усилие, чтобы его руки не дрожали от возбуждения. Низко склонившись над тушкой кузнечика, он покосился на Маннека. Похоже, инопланетянин ничего не заметил. Следующий вопрос: куда наносить удар? В туловище — рискованно: он не знал, где у инопланетянина расположены жизненно важные органы, так что разить наверняка не получится. Маннек больше и сильнее его. Стоит поединку затянуться, понимал Рамон, и у него не будет ни малейшего шанса на победу. Все надо проделать быстро. Горло, подумал он, и мысль эта принесла ему такое облегчение, что он разве что не воспарил. Он полоснет ножом по горлу как сможет сильнее, глубже. У этой твари есть рот, и она дышит — значит, там наверняка проходит что-то вроде трахеи. Если удастся перерезать ее, дальше ему останется всего лишь остаться живым на время, достаточное, чтобы инопланетянин захлебнулся собственной кровью. Не слишком верный шанс, но он попробует.