Лев в долине - Питерс Элизабет - Страница 52

Тупица Ремси не заметил моего секундного замешательства, но смысл сообщения согнал с его самодовольной физиономии улыбку.

– Вы заявили об этих преступлениях в полицию, миссис Эмерсон?

– Вообще-то нет. Видите ли...

– Почему?

Эмерсон вскочил.

– Потому что полиция – сборище набитых болванов! – проревел он. – Идем отсюда, Амелия.

Эти выскочки знают еще меньше, чем мы. Лучше поторопимся, не то я разобью этот стол в щепки, а с его хозяином поступлю так, что сам потом буду горько сожалеть.

Мы вылетели на свежий воздух, а Эмерсон продолжал клокотать, как чайник, под которым оставили слабый огонь.

– Неудивительно, что никто пальцем не шелохнет, чтобы прекратить разграбление древних сокровищ! Если за это отвечает такой остолоп...

– Успокойся, Эмерсон. Майор не имеет никакого отношения к древностям. Ты же сам говорил, что не надеешься узнать от него что-то полезное.

– Верно. – Эмерсон утер потный лоб.

– Напрасно ты так разбушевался. Я как раз собиралась спросить, как продвигается расследование убийства Каленищеффа...

– Этот Ремси, проклятый идиот... Давай вернемся и...

– Лучше не надо, Эмерсон...

Но он уже бросился назад. Пришлось мчаться вдогонку. Поравнялась я с супругом лишь перед кабинетом майора.

– Это ты, Пибоди? – вопросил мой муж радостно, словно мы не виделись несколько месяцев и он уже не чаял встретить меня. – Я быстро. У нас масса дел!

При очередном вторжении секретарь тут же юркнул в соседнюю дверь, и Эмерсон беспрепятственно проследовал в кабинет майора. Тот резво вскочил и занял оборонительную позицию – спиной к стене.

– Сядьте, – великодушно позволил Эмерсон. – Передо мной ни к чему стоять по стойке смирно, хотя я к вам ненадолго. В каком состоянии расследование убийства мерзавца Каленищеффа?

– Что?.. – пролепетал Ремси.

– Медленно соображает, – объяснил мне ситуацию Эмерсон. – С такими, как он, приходится быть терпеливым. – Он повысил голос на несколько октав и заговорил нарочито медленно, словно обращался к глухому: – В ка-ком со-стоя-нии...

– Я вас понял, профессор, – простонал Ремси.

– Тогда выкладывайте! Не могу же я терять с вами весь день. Молодая леди по-прежнему под подозрением?

Видимо, Ремси пришел к выводу, что перед ним опасный безумец, с которым надо обращаться осторожно, дабы он не впал в буйство.

– Нет. – Вымученная улыбка. – Я никогда не считал ее виновной. – Еще одна страдальческая улыбка. – Женщина ее происхождения и воспитания не в состоянии совершить подобное преступление. – В очередной улыбке сквозило самодовольство.

– Моей жене вы говорили другое, – напомнил Эмерсон.

– Неужели? – Теперь улыбки была удостоена супруга безумца – тоже, наверное, существо не в своем уме. – Прошу меня извинить. Полагаю, миссис Эмерсон не совсем верно меня поняла.

– Неважно! – подала голос супруга безумца. – Кого вы в таком случае подозреваете?

– Бродягу, болтавшегося у «Шепарда». Один из служащих показал, что видел его в ту ночь внутри гостиницы.

– Мотив преступления? – спросила я спокойно.

Ремси пожал плечами:

– Ограбление, что же еще? Но надежды найти преступника нет. Они же все на одно лицо!

– Только для идиотов и невежд, – подсказал Эмерсон.

– Пусть так, профессор, пусть так. Я имел в виду, что все они друг друга покрывают. Бродяги никогда не выдадут своего. Один из них имел даже наглость заявить мне, будто тот человек – англичанин! – Ремси хихикнул. – Представляете?

Мы с Эмерсоном переглянулись. Супруг презрительно пожал плечами.

– Теперь о мисс Дебенхэм, – сказала я. – Вы не нашли ее следов?

Ремси покачал головой и зловеще проговорил:

– Я опасаюсь самого ужасного.

– Она погибла?

– Хуже!

– Разве может быть что-то хуже смерти? – поинтересовался Эмерсон.

– Ирония здесь неуместна, – осадила я его. – Речь идет о страшной женской судьбе, по сравнению с которой смерть – сущее удовольствие. Впрочем, это мнение распространено исключительно среди мужчин. Неужели, майор, вы настолько наивны, что вообразили, будто мисс Дебенхэм продали в рабство?

– Рабство еще не искоренено, – напомнил нам Ремси с непонятной гордостью. – Мы очень стараемся, но...

– Наслышаны о ваших стараниях. Однако обычно продают маленьких детей, и делают это в основном их собственные родители. Торговцы живым товаром не посмели бы похитить благородную англичанку, тем более из такой крепости, как почтенная гостиница «Шепард».

– Что же в таком случае с ней стряслось? – спросил Ремси. – Не может же она столько времени не показываться! Без знания языка, традиций...

– Вы недооцениваете женщин, сэр, – сказала я, хмурясь. – К следующей нашей встрече, возможно, перемените свое мнение. Буду рада выслушать ваши извинения.

Покидая кабинет, мы услышали лихорадочный скрежет ключа в замке.

– Один пункт плана выполнен! Не слишком полезный визит.

– Вернее, совершенно бесполезный. Что дальше, Эмерсон?

Он подозвал экипаж и помог мне усесться.

– Встретимся чуть позже в «Шепарде». Если покончишь с допросами до моего появления, жди меня на террасе.

– А ты куда?

– У меня собственная стезя. По базарам.

– Я с тобой!

– Это было бы донельзя неблагоразумно, Пибоди. Мне предстоят крайне деликатные переговоры. Даже один на один из моих собеседников мало что выжмешь, а уж в присутствии дамы они и вовсе закроют рот на замок.

С этим было трудно поспорить. У Эмерсона редкая, даже уникальная способность находить общий язык с египтянами независимо от их общественного положения. Их сразу подкупает его богатырская сила, виртуозная брань, владение уличным арго и, как ни тяжело мне это признавать, полное презрение к христианской религии. Точнее, Эмерсон в равной степени равнодушен к исламу, буддизму, иудаизму и всем прочим верованиям, однако его египетским друзьям есть дело только до религии, которую они отождествляют с чужеземным владычеством. Другие археологи тоже утверждают, будто ладят со своими работниками, – Питри вообще хвастается этим по поводу и без повода, – но все равно не могут избавиться от снисходительного отношения представителей «высшей расы» к «недоразвитому» народу. Для Эмерсона таких различий не существует. Для него человек – не англичанин, не абориген, даже не женщина, а простое двуногое. Настоящий ученый!

Я позволила себе отступление, но не собираюсь просить за это прощения. Мой Эмерсон – выдающаяся натура, достойная еще более пространных отступлений.

И все же я чувствовала, что есть и другая причина, по которой он стремится от меня избавиться. В холостяцкой жизни, еще до того, как я с ним познакомилась и превратила в более-менее цивилизованного человека, Эмерсон водил знакомства в кругах, в которые потом не пожелал меня ввести. Уважая его стеснительность и право на личную жизнь, хотя бы в прошлом, я никогда не пыталась туда вторгаться.

Но взамен я ожидаю такого же благородства и от него. Эмерсон так и остался в неведении, что у меня есть собственные дела в Старом городе. Он глубоко заблуждался, воображая, будто я буду смирно поджидать его на чопорной гостиничной террасе. Правда, начать я собиралась с гостиницы, а потому позволила кучеру отвезти меня по адресу, названному Эмерсоном.

Увы, там меня ждало разочарование. И виноват был герр Бехлер, категорически отказавшийся предоставить регистрационные книги за прошлую зиму. Когда я поднажала, он согласился заглянуть в них сам, после чего заверил, что Рональд Фрейзер в тот период в гостинице не останавливался. Но я не пала духом, «Шепард» – не единственная гостиница в Каире.

Затем я спросила, кто из прислуги дежурил в ночь убийства Каленищеффа. На этот раз герр Бехлер оправдал мои ожидания: он знал наизусть имена и расписание работы всех служащих своей гостиницы. К сожалению, интересующий меня человек уже успел уволиться.

– Ему очень повезло, – объяснил герр Бехлер с улыбкой. – После смерти престарелого родственника парню досталась куча денег. Он уехал в родную деревню и, говорят, зажил там, как паша.