Лев в долине - Питерс Элизабет - Страница 33

III

Естественно, мы хотели поблагодарить Немо и высказать ему свое восхищение, но он как сквозь землю провалился. В египетском балахоне и тюрбане ничего не стоит затеряться среди полусотни работников.

Рабочий день кончился, а Немо так и не появился. Излишне говорить, что спаситель Рамсеса был мне нужен не только для того, чтобы обрушить на него родительскую благодарность. Я собиралась кое о чем расспросить молодого человека.

Рамсес, естественно, получил внушение о недопустимости своего поведения. Виноват в случившемся был не он один, поскольку лошадь понесла от неожиданного выстрела, но разве ему позволяли забираться в седло?

Защищаться Рамсес не стал, только молча выслушал упреки. Лицо его при этом было еще более непроницаемым, чем обычно. Закончив лекцию, я изгнала сына в его комнату – не такое уж суровое наказание, поскольку он и так проводил там самую жаркую часть дня, трудясь над грамматикой.

На Востоке дневной отдых – традиция, освященная временем, но мы с Эмерсоном ее не соблюдаем. В археологической экспедиции всегда есть чем заняться помимо самих раскопок. Руины у основания пирамиды представляли собой такое сложное напластование, что разбирать зарисовки и схемы этого хаоса было не менее тяжело, чем ворошить сам хаос.

Предоставив Эмерсону хмуриться и ворчать, я начала осуществлять план, который продумывала с утра.

Энид я нашла растянувшейся на койке, но бодрствующей. Уставившись невидящим взглядом в потолок, она не обратила внимания на мое появление, хотя я предварила его покашливанием – постучаться в силу отсутствия двери было некуда.

Причина апатии девушки была мне понятна. Хорошо бы утешить ее обещанием приступить к действиям, но я решила не рисковать, дабы она меня не отговорила. Без уверток было не обойтись, и, как ни претят мне любые проявления неискренности, иногда ради целесообразности приходится жертвовать самыми священными принципами.

– Я принесла вам кое-что почитать! – воскликнула я с наигранным оживлением. – Нельзя же убивать время на «Древности» Мейера! – Этот ученый труд Энид отбросила незадолго до моего появления.

Ее бледные щеки тронул легкий румянец. Взяв у меня книги, Энид с любопытством просмотрела обложки и невольно рассмеялась.

– Не могла представить, что у вас такой нетребовательный литературный вкус, Амелия!

– Моя здесь только книга Хаггарда, – объяснила я, присаживаясь на ящик. – Остальное – добро Рамсеса, детективы, как это теперь называется.

– Очень популярный жанр. Вас он не интересует?

– Нисколько. По-моему, он требует от читателя чрезмерной доверчивости.

Наша литературная дискуссия, к моему удовольствию, несколько оживила девушку, и она сказала, сверкая глазами:

– Разве романы Хаггарда более достоверны? Кажется, он пишет о каких-то затерянных алмазных копях царя Соломона, тысячелетних красавицах и других небылицах...

– Вот вы себя и выдали, Энид! Если вы знакомы с сюжетами, значит, читали эти книжки.

Ее улыбка погасла.

– Я знаю, то есть знала человека, который их любил...

Кузен Рональд? То, что я о нем слышала, не вписывалось в образ книгочея. Меня подмывало спросить, почему это Энид вдруг погрустнела, но лучше не терять попусту драгоценное время.

– Сочинения господина Хаггарда – сущий вымысел, – объяснила я, – и на большее не претендуют. Даже самый рациональный ум – а мой ум именно таков – иногда нуждается в отдыхе. Если все время напряженно размышлять, то недолго и спятить. Так называемые детективы – совсем другое дело: их герои якобы демонстрируют силу ума, но это форменная иллюзия. В тех немногих, что я прочла, сыщики раскрывают преступления не благодаря своей исключительной догадливости, а по чистой случайности: делают умозаключения наобум, а потом автор подгоняет под их теории сюжет.

Энид явно меня не слушала. Но книги были всего лишь предлогом для визита, поэтому я с радостью сменила тему на еще более легковесную, чем литература. В действительности же разговор этот играл ключевую роль в моем замысле.

Сперва я похвалила серо-зеленое платье Энид и осведомилась, откуда у нее такое. Эмерсон любил повторять, что разговор о модах способен отвлечь любую женщину от самых серьезных размышлений, включая близкую кончину в нечеловеческих муках. Это, конечно, преувеличение, но доля истины здесь есть, и реакция Энид стала тому лишним подтверждением. Мы долго обсуждали модные салоны, ткани и безумные расходы на портных, а потом я нанесла удар, надеясь застигнуть собеседницу врасплох:

– Ваш наряд в день появления у нас был совершенно удивительным!

– Это последняя мода, – с готовностью ответила Энид. – Называется «платье для велосипедной езды», слышали? Наверняка слышали, ведь на вас был костюм такого же покроя, только другого цвета.

– Действительно! Я пытаюсь оставаться в курсе новейших стилей, хотя здесь приходится заботиться скорее о практичности, чем о красоте. Это меня и поразило: молодая и современная дама включила в свой походный гардероб столь неожиданную вещь!

– Я не такая пустышка, как вы предположили по моему поведению. Я решила, что для изучения развалин и спуска в могилы лучше всего подойдут сапожки и короткие юбки. Так и вышло, хотя не в том смысле, как я рассчитывала. В то утро, очнувшись от сна или от обморока, я первым делом подумала: скорее бежать! Я знала, какая обо мне идет молва, и догадывалась, какой вывод сделают полицейские, если найдут меня рядом с трупом моего предполагаемого любовника. Хуже того, накануне вечером мы с Каленищеффым поссорились, о чем могли бы рассказать многие служащие отеля!

Энид по собственной воле выкладывала подробности своего бегства, не принуждая меня задавать наводящие вопросы. Я собиралась заняться этой темой особо, но сейчас боялась, что лишусь ее доверия, если продемонстрирую равнодушие. Однако рассказ девушки меня и вправду заинтересовал.

– Мне самой трудно поверить, что я проявила столько хладнокровия и прыти, – продолжала Энид ровным тоном, словно просто думала вслух, желая избавиться от пережитого ужаса. – Говорят, такое иногда случается при шоке. Я оделась, выбрав костюм, в котором мне будет удобнее переносить всяческие лишения. Помимо прочего, я никогда его прежде не надевала, поэтому в нем меня было труднее узнать. Потом вышла на балкон и спустилась вниз по толстой лозе, – к счастью, все стены гостиницы увиты виноградом. Перед гостиницей уже толпились туристы, хотя еще только светало. Я окликнула коляску и покатила в «Мена-Хаус». По пути я вдруг стала дрожать, вся моя смелость куда-то подевалась, в голове было пусто... Я знала, что не смогу долго скрываться: одинокая женщина вызывает недоумение – это в лучшем случае...

Во время завтрака один джентльмен спросил, не археолог ли я, из тех, кто работает в этом районе. Это навело меня на удачную мысль и напомнило о вашем письме. Обратиться мне было больше не к кому, вот я и решила добраться до вас. Мной руководило отчаяние...

– Вовсе нет! Очень разумное решение. Но как вы оставались незамеченной всю ночь и следующий день?

– Это было нелегко. Сами знаете, где раскопки – там гиды-самозванцы, попрошайки и прочий докучливый люд, который вас преследует, как рой мух. В конце концов я поняла, что проще всего избежать внимания, притворившись арабкой-нищенкой. Купила у одной женщины подходящее платье, переоделась в пустой могиле и пошла... Теперь до меня никому не было дела. Переночевала я в расщелине между Саккарой и Дахшуром. Не могу сказать, что хорошо провела ночь. Сюда я добралась к концу следующего дня в полном изнеможении. Сил хватило, только чтобы снова переодеться и спрятать арабское платье вместе с мелочами, которые захватила с собой. После этого я отправилась знакомиться с вами и профессором.

– Вы заслужили комплимент, Энид! Упорство и изобретательность делают вам честь. А накидку от велосипедного костюма вы тоже припрятали?

– Да. Я не отказалась от намерения выдать себя за археолога. Увидев вас и профессора за беседой, я попыталась перенять ваш облик. На вас не было накидки, поэтому я ее тоже не надела. Простите мне этот невинный обман...