Война 2020 года - Питерс Ральф - Страница 3

1

Африка 2005 год

К аэродрому подлетаешь над ковром колышущихся трав. От грохота и бегущей по земле тени железных птиц животные сперва обращаются в бегство, а потом долго глядят ей вслед.

В летном комбинезоне и шлеме невыносимо жарко, и воды уже не хватает, но все же патрулирование вносит хоть какое-то разнообразие в монотонность лагерной жизни. Вы проноситесь над светло-коричневым морем травы, едва не цепляясь за корявые ветки кустарника, и голос далекого авиадиспетчера усыпляюще гудит в наушниках. Потом рельеф местности начинает меняться. Но только чуть-чуть. Терриконы у шахт виднеются издалека, и нет необходимости следить за показаниями приборов.

Ему хотелось летать. Ему всегда хотелось летать. Разве осталось еще какое-нибудь достойное занятие в нашей однообразной жизни? Но теперь, когда уже видна база эскадрильи, сидящий в пилоте прагматик торопится поскорее оказаться на твердой земле.

Заходя на посадку, он облетает самую высокую пирамиду из пустой породы, и металлические крыши добывающего комплекса вспыхивают в лучах высокого солнца Южного Заира.

Провинция Шаба, иначе – Катанга. Бормоча себе под нос ругательства, он слегка отворачивается. Теперь, когда солнце больше не слепит глаза, он видит россыпь военных палаток и идеально ровные ряды вертолетов, отдыхающих в пятнистой тени маскировочных сеток. Красно-белый флаг воздушно-десантных войск ожил на единственном двухэтажном здании, и пыль, вздымаясь, тянется к его машине. Солдат с непокрытой головой в авиаторских очках и закрывающем рот и нос коричневом хлопчатобумажном платке поднимает руки. Иди к папочке.

Африка исчезает в буром урагане.

Вот он и дома. Разминая затекшие в полете ноги, он смотрел на знакомый аэродромный пейзаж, одинаковый в любом уголке земного шара: заправщики, линии разметки, предупреждающие знаки, переносные сигнальные фонари, ветряные «сачки», палатки медиков с закатанными вверх пологами и аккуратными рядами коек, а на них – тщательно свернутые или сложенные спальные мешки, солдаты в футболках и с именными медальонами, похожими на дешевые украшения. Разорванные коричневые картонки из-под сухих пайков. Техасская жара. И никакой войны.

Привычная рутина жизни в полевых лагерях быстро вступила в свои права. Регулярные патрульные полеты над пустынными южными районами. Ожидание боевых действий сменилось естественным и очевидным чувством разочарования, к которому примешивалось и некоторое облегчение. Солдаты проклинали погоду, безрадостный ландшафт, насекомых и вездесущих змей, пайки и начальство, которое никогда не знало, что же в точности происходит, и, соответственно, все делало не так. Некоторые бурчали, что армия США снова сделала плохой выбор и что все заирцы – ни на что не годные бестолочи. Те несколько книг, которые солдаты, собираясь в дорогу, сунули в рюкзаки и полевые сумки, уже были прочитаны, сменили владельцев и прочитаны еще раз.

– Привет, Джордж, – бросил его приятель капитан, проходя вдоль шеренги походных коек. – Что почитываешь?

Капитан Тейлор молча показал ему книгу в бумажном переплете.

– Похоже на роман ужасов, верно?

– Не совсем, – отозвался Тейлор, лениво растянувшись на койке. – «Черное сердце».

Приятель рассмеялся.

– Мне сразу вспомнилась одна из моих подружек. Хочешь пивка, Джордж?

– У меня есть.

Капитан добродушно улыбнулся. «Капитан Джордж Тейлор, командир звена. Летчик милостью Божьей». И он зашагал по направлению к полевой столовой.

Тейлор и его товарищи проводили свободное от полетов время, покрываясь великолепным загаром и слушая англоязычную станцию южноафриканского радио, которая ловилась здесь лучше всего и передавала самую хорошую музыку… Женщины-ведущие, с их будоражившим воображение иноземным акцентом, никогда ни словом не упоминали о кризисе, эпидемии или появлении американских войск, но по мере того как ситуация начала, похоже, входить в норму, все чаще стали посвящать песни «одиноким солдатам на севере». Всеобщей любимицей стала девушка по имени Марии Уайтвотер, которую армейские слушатели быстро переименовали в Марни-Отсоси-У-Меня. Когда не было полетных заданий и жаркое солнце выгоняло всех из душных палаток, Тейлор любил лежать в сетчатом гамаке с приятно холодившей кожу баночкой пива на животе, покрываться бронзовым загаром, от которого дома девочки посходят с ума, и слушать по радио дразнящий голос. Он знал, что она непременно блондинка. И испорченная сверх всякой меры.

Никакой войны. Только палящее солнце, скука и дурная пища. В части Тейлора никто не заразился болезнью Рансимана, и гулявшие среди солдат слухи об участившихся случаях БР ближе к Колвези или в Киншасе мало волновали авиаторов в их замкнутом мирке. То была чья-то чужая головная боль, казавшаяся гораздо менее важной, чем разговоры о том, сколько еще им здесь торчать до возвращения домой. Они спорили, водились ли когда-нибудь в этой части Африки слоны, и обалдевшие от скуки молодые пилоты нарушали летную дисциплину, пытаясь сфотографировать на память других, не таких крупных представителей африканской флоры, которых они замечали во время патрульных полетов. Порой, как озарение, Тейлора посещало предчувствие, что эти бесконечно длинные жаркие дни – не что иное, как райская идиллия перед катастрофой. Но такие мысли быстро исчезали, и большую часть времени его просто тяготила бессмысленность и монотонность его нынешней жизни.

Как-то раз он пролетал над деревушкой, где на пыльной немощеной улице то тут, то там валялись раздутые от жары трупы. Эпидемия.

Его руки, сжимавшие штурвал, задрожали. Но увиденное повлияло на него не сильнее, чем неприятный кадр из фильма. Он только отвернул вертолет в сторону, поднимаясь в чистое голубое небо.

Последнее утро казалось особенно ясным, и в воздухе, когда они взлетали, все еще была разлита ночная свежесть. Они получили самое обычное задание – патрулировать вдоль течения реки Луалаба в южном направлении в сторону границы с Замбией. Никаких трюков в воздухе. Только вчера командир эскадрильи строго-настрого предупредил всех пилотов после того, как один лейтенант едва не угробил свой «Апач», пытаясь сфотографировать какое-то животное, – он клялся, что гепарда. Так что предстоял день скучного полета в строю, и не было никаких причин ожидать чего-нибудь необычного. Начальник разведки эскадрильи даже перестал снабжать вылетающих информацией о возможном местонахождении противника.

Тейлор пребывал в мрачном настроении и, что на него не похоже, переговаривался по радио с подчиненными отрывисто и строго. Ему только недавно сообщили, что один из его однокашников по училищу в Форт-Ракер почти что близкий друг, служивший на главном командном пункте сто первой дивизии, умер от болезни Рансимана. Как нелепо, ведь Чаки Моссу досталась самая безопасная работа – катать старших офицеров на самом ухоженном вертолете во всей дивизии. Чаки только недавно женился, порой был не прочь подурачиться, и ему еще даже не исполнилось тридцати. То, что он умер, когда еще не прозвучало ни одного выстрела, казалось глупым и несправедливым.

Сегодня Тейлору никак не удавалось сосредоточиться. Вспомнив Чаки на сумасшедшей вечеринке в Панама-сити во Флориде, он вдруг мыслями перенесся в постель своей старой подружки – Джойс Уиттакер. Совершенно сумасшедшая бабенка. Он припомнил, как Чаки с банкой пива в руке смеялся по поводу доносившихся до него звуков и заявлял, что старушка Джойс сильна энергией, а не рассудком. Еще он вспомнил тело Джойс, блестящее от пота, ее закрытые глаза… Тем временем под брюхом его вертолета миля за милей проносилась пустынная, поросшая кустарником земля. Солнечные лучи начали пробиваться сквозь затемненный щиток перед его лицом, и Тейлор снял спасательный жилет, готовясь к неминуемому наступлению жары.

Не прошло и десяти минут после взлета с аэродрома, как экран радара на вертолете Тейлора замутился и по нему побежали бледные бесцветные пятна. Тейлор решил, что техника опять не в порядке, ибо даже в лучшие дни новые электронные приборы на «Апачах-А5» отличались изменчивым нравом, а к тому же пыль полевого аэродрома влияла на них далеко не лучшим образом.