Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 28

Дождь барабанил по крышам. С озера яснее, чем днем, доносилась канонада шторма.

Раздалась команда, полковой обоз пошел и скрылся в темноте.

Полк строился в походные колонны; унтер-офицеры скликали свои отделения… Скомандовали «направо», и солдаты, повернувшись, увидели перед фронтом группу всадников, освещенных беспокойным и смутным мерцанием багровых факельных огней. Тут были штаб-офицеры полка. Впереди них на рослом коне, в офицерской шляпе и плаще виднелся огромного роста человек. Привстав на стременах, великан скомандовал полку громовым голосом:

– Ступай!

Великан поскакал вперед, офицеры за ним. Факелы погасли. Барабаны ударили фельдмарш. Полк вышел за город, провожаемый лаем всполошенных дворовых псов, и вступил дорогой в лес.

Никто из суздальцев не знал, зачем их подняли ночью так экстренно. Переговариваясь, солдаты гадали: что же такое случилось? Уж не новое ли происшествие в столице, вроде летошнего, когда гвардия поставила на место императора Петра его жену Екатерину? Никто не сомневался, что великан на рослом коне и есть новый полковник. Если он приказал обозу идти вперед, значит, поход дальний – наверное, в Петербург.

Говор в рядах стих. Не оттого, что солдаты призадумались о неизвестной цели внезапного похода, а потому, что лесная дорога была очень трудна. На мокрой глине разъезжались ноги, под сапогами все время хлюпала вода, сверху, с елей, порывы ветра стряхивали целые ушаты воды. Безмолвие в рядах сменилось ропотом. Солдаты бранили и старого полковника, и нового, и все начальство сверху донизу. Никакой команды больше не подавалось. Обер-офицеры шли молча впереди взводов солдат с мушкетами на плече, не останавливая ни ругани, ни говора. Подняв воротники плащей и нахлобучив шляпы, ехали на конях ротные командиры.

В разрывы облаков глянули бледные звезды. Дождь перестал. Сделалось светлее. Полк на марше растянулся. Солдаты шли вразброд, с подоткнутыми полами плащей, обрызганные по пояс грязью; с плащей струилась вода. В одном месте на полянке суздальцы встретили солдата в синем намокшем плаще, на коне, обрызганном по пах грязью. Голова солдата была обвязана платком: видно, шляпу у него сбило веткой в лесу или снесло ветром. Солдат был чужой.

– Эй, служба! – крикнули ему из рядов. – Не знаешь, куда нас ведут?

– Знаю! – ответил солдат. – Прибавь шагу… Скоро! Скоро! Скоро!

Солдат, оглядывая угрюмые лица суздальцев, пропустил несколько взводов, хлестнул коня нагайкой и ускакал вперед.

Дорога расширилась. Полк вышел на открытое место, подтянулся. Скомандовали:

– Стой!

Солдаты увидели перед собой большую поляну. Вдали, у края леса, возвышался старинный монастырь, окруженный белокаменной стеной. На колокольне били в малый колокол к заутрене. Ворота были заперты.

Перед полком на бугорке стояли кружком на конях штаб-офицеры, сняв шляпы, и прежний полковник, сердитый, в шляпе, нахлобученной на глаза. А среди них – встреченный полком в лесу на рассвете солдат в синем плаще, с обвязанной платком головой. Он что-то говорил, рубя левой рукой, а в правой, опущенной, была нагайка. Офицеры в смущении молчали. Поодаль на рослом жеребце сидел великан. Это был Прохор Дубасов. Тот же, кого суздальцы приняли за солдата, оказался их новым полковником.

Суворов оборвал речь, огрел нагайкой коня и подскакал к полку:

– Здорово, братцы суздальцы!

Полк отозвался невнятным, нестройным гулом.

– Хотел я, суздальцы, привести вас к готовым кашам. Палатки приказал здесь на поле загодя поставить. Да, вишь ты, обоз с дороги сбился – не туда пошел. Немудрено: в такую непогоду – обычное дело. Ну, что делать!.. Гляди-ка, братцы! – Суворов указал нагайкой на монастырь. – Печь в монастырской кухне топится. Отцы святые блины печь собрались. Сей же час попрошу-ка я у них погреться!

Рокот смеха пробежал по рядам. Суворов ударил коня и поскакал к воротам монастыря.

С любопытством смотрели солдаты вслед полковнику. Командиры на конях не двинулись с места.

Суворов подскакал к воротам и постучал в них кнутовищем. Из калитки вышел монах. Суворов стал ему что-то говорить. Монах отмахнулся, развел руками и ушел назад, затворив за собой калитку. Вскоре он вернулся и с поклоном что-то доложил.

Суворов постоял минуту и поскакал к полку.

– Вот, суздальцы, беда! – весело крикнул он, осадив коня перед фронтом. – Зовет меня архимандрит с господами офицерами на блины и чашку чая. А вас-то, слышь ты, много, пустить не хочет. Признаться, я люблю чаёк, да вас мне жалко…

Суворов опустил голову, как бы задумавшись. Встряхнулся, расцвел улыбкой и крикнул:

– Приказываю взять монастырь штурмом! Прапорщики, со знамен чехлы долой!

Развернулись, защелкав на ветру, полковое и батальонные знамена. Командиры подскакали к своим ротам. Послышалась команда: «Бегом – ступай!» Суворов поскакал к монастырю. Суздальцы, взяв ружья наперевес, побежали к монастырю с криками и смехом вслед Суворову. За ним скакал Дубасов. На холме остался один прежний полковник. Он смотрел вперед, не веря глазам своим. Потом покачал головой, тронул коня и поехал прочь от монастыря, обратно в Новую Ладогу.

Солдаты сгрудились у монастырских ворот и криками требовали, чтобы им открыли. Оттуда не отзывались. Не принимая дела всерьез, офицеры перестали командовать. Солдаты окружили монастырь муравьиной хлопотливой толпой, не зная, как и к чему приступиться. Суворов указал нагайкой на кучу бревен, заготовленных для монастырских надобностей. Один из суздальцев уловил жест Суворова, бросился к бревнам с криком:

– Бери, ребята!

– Спасибо, удалец! – крикнул Суворов. – Как звать?

– Иван Сергеев, – отозвался солдат. – Эй ты, великан, слезь с коня, подсоби! – крикнул Сергеев Дубасову.

Прохор соскочил с коня и приподнял бревно. К нему присоединились еще несколько солдат, которые с уханьем начали бить бревном в ворота. Ворота затрещали. Из монастыря послышались крики.

– Ну-ка, раз! Еще маленький разок! Еще раз! – кричал Дубасов.

Откуда-то взялась высокая стремянка. Солдаты приставили ее к стене и полезли наверх.

На колокольне ударили в большой колокол – всполох. Пустынная окрестность не отозвалась набату даже отголоском. Никто не бежал к монастырю на помощь. Ворота сорвались с петель и рухнули.

Суворов скинул с головы платок и сбросил на руки Дубасову плащ. Солдаты увидели на нем полковничий мундир и боевой орден. Суворов въехал в ворота. Барабаны ударили. За барабанщиками пошли прапорщики с развернутыми знаменами и двинулись, равняясь на ходу, солдаты.

Монахи суетливо бегали по двору, а на церковном крыльце стоял в полном облачении седой игумен с крестом в руке.

Суворов остановил коня перед крыльцом, скомандовал полку: «Стой!» – и барабаны смолкли.

Он соскочил с коня, поднялся на крыльцо и преклонил колено. Игумен осенил его крестом, не скрывая своего гнева. Приложившись к кресту, Суворов сказал:

– Ваше преподобие, не огорчайтесь! Сие не есть нашествие варваров, а практика военная. Дозвольте моим солдатам обсушиться, обогреться. Полковой обоз с дороги сбился. Накормите нас…

Самообладание возвратилось к игумену.

– Добро, добро, сударь! – заговорил он. – Вы за деяние ваше ответите… И перед Богом, и паче перед своим начальством.

– Сего не миную! А убытки и расходы вам вернутся из полковых сумм трижды!

– Ежели только так! – ответил игумен. – Прошу вас вторично и господ офицеров ко мне на чашку чая. А братия позаботится о ваших солдатах, полковник! Отец казначей, проводи полковника в мою келью. А я пока разоблачусь. Ворота придется новые сделать…

– Постараемся, ваше преподобие, дайте срок.

Суворов приказал полку составить ружья. Поставив, где нашли нужным, часовых, ротные развели солдат по кельям. Монахи молча указывали, куда идти. В общежительных кельях, в трапезной, в кухне, пекарне – всюду до отказа набилось солдат. Сухие скудные запахи монастыря утонули в махорочном аромате, запахе мокрой шерсти и вкусном духе горячего черного хлеба, которым монахи наделяли солдат…