Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич - Страница 19


19
Изменить размер шрифта:

Еще в 1750 году, видя, что Александр изнемогает под добровольно наложенным на себя солдатским ярмом, отец упросил Соковнина взять сына к себе бессменным ординарцем. В 1751 году Александр Суворов достиг возраста гражданского совершеннолетия – двадцати одного года, и его произвели в чин сержанта – последний высший солдатский чин. А в 1752 году отец выхлопотал сержанту Суворову почетную командировку за границу – курьером с депешами в Дрезден и Вену. Многие из недорослей в гвардии мечтали об этом. Выбор пал на Суворова, потому что он знал лучше многих немецкий и французский языки.

Несколько месяцев провел Александр Суворов в русских посольствах при саксонском и австрийском Дворах. Здесь все говорили, что в скором времени предстоит большая война: прусский король Фридрих II строил завоевательные планы, накапливал средства и силы и собирался нанести главный удар России.

Возвратясь в Петербург, Суворов убедился, что Россия не даст застать себя врасплох. Василию Ивановичу Суворову Военная коллегия поручила изыскивать денежные средства для снабжения армии, так как государственная казна, разоренная взбалмошной императрицей, пустовала. Монету приходилось чеканить из пушечного металла и медью платить жалованье не только солдатам, но и офицерам.

А между тем в меди и бронзе остро нуждалась артиллерия. Подавляющая сила орудийного огня оценивалась после Полтавской победы Петра I его учениками очень высоко. Из них оставались в живых и находились у дел Абрам Петрович Ганнибал, его друг Василий Васильевич Фермор, тоже бомбардир Петра, да Василий Иванович Суворов. Ганнибал и Фермор ведали пушечным делом и готовили сюрприз прусскому королю: налаживалось производство новых гаубиц для навесного прицельного огня в десять калибров.

В доме Ганнибала Александр Суворов познакомился с Фермором.

– У Василия Васильевича ум чистый, без узлов, – рекомендовал Фермора сыну Суворов.

При домашних встречах у «стариков» часто возникали споры о том, что всего важнее на войне. Александр осмеливался, если его спрашивали, высказывать довольно резкие суждения. Ганнибал требовал от Военной коллегии как можно больше пороха, пушек, картечи, гранат. Василий Иванович считал, что не менее нужны холст, кожа, соль, мука, крупа. А главное – в чем был прав прусский король – для войны нужны три вещи: «деньги, деньги и деньги». Фермор прибавлял:

– И еще люди и человек нужен… Как ты думаешь? – неизменно обращался Фермор к Александру.

Александр отвечал, что он скорей согласен с Фермором, чем с отцом и Ганнибалом. Конечно, солдат должен быть сыт, здоров, удобно и хорошо одет, снабжен всей амуницией и превосходным оружием, но главное – надо солдата воспитать и обучить. Не только полевые войска, но и гвардия плохо обучена, забыла уроки петровских побед. Теперь это не солдаты, а мужики в солдатских мундирах: «сто голов одной шапкой накрыто». А командиры – те же помещики. Молодые солдаты видят в командире прежде всего барина, а не боевого товарища. И командир почитает солдата мужиком, своим крепостным, слугой своим, а не слугой Отечества.

Василий Иванович поёживался, выслушивая смелые суждения сына.

– Вот выпустят тебя в полк, там увидишь, насколько дело трудно. Руками беды не разведешь.

Ни в тех ни в сех

С декабря 1752 года первый батальон Семеновского полка пребывал в Москве, куда снова перебралась со своим Двором Елизавета Петровна.

25 апреля 1756 года при очередном выпуске сержантов из гвардии в полевые войска в числе прочих был произведен в поручики Александр Суворов.

Василий Иванович, узнав о приказе заранее, сиял, словно его самого, а не сына произвели в первый офицерский чин. Ганнибал подарил Александру свой боевой палаш[79].

– Ты как будто не рад! Скажи же, чем ты недоволен? – спрашивал отец сына.

– Нет, батюшка, – улыбаясь отцу, ответил Александр, – мне должно радоваться уже потому, что радуетесь вы.

Почтительный ответ сына не успокоил Василия Ивановича. Он продолжал допытываться:

– Ты завидуешь Илье Ергольскому, что и тебя не выпустили капитаном? Так ведь Ергольский Илья – артиллерист, а в них у нас настала нужда. Артиллерия важна, она со временем станет еще важней. Недаром Петр Алексеевич и сам себя именовал бомбардиром, да и тех, кого любил, ставил к пушкам.

– А все же полем будут владеть всегда пешие войска… – возразил Александр.

– Или ты завидуешь, что твой старый друг Сергей Юсупов, минуя чин сержанта, прыгнул из фурьеров в подпоручики? Запомни: кто прыгает смолоду, к старости будет бродить курицей…

– Юсупов-то, батюшка, не допрыгнул: он подпоручик, а я поручик.

– Вот то-то! Чего же нам с тобой грустить!

Василий Иванович широко развел руками, словно собираясь кого-то заключить в объятия, но вдруг руки его упали, и Александр увидел, что на лицо отца набежало темное облачко печали. Александр понял, что отец вспомнил свою Авдотью Федосеевну.

– Мы, батюшка, с вами радуемся, а матушка и нынче горевала бы…

– Ан нет! Дал маху. И она – ну пролила бы слезы: бабы и от радости плачут…

– Чему же ей радоваться?

– А хотя бы тому, что ты так легко прошел солдатство. Шутка сказать, чуть ли не двенадцать лет!.. Что ты не сдюжишь – вот чего она страшилась да и тебя пугала. А нынче дивилась бы, на тебя глядя: «Да посмотрите на него, люди добрые, что за красавец из него вышел! Да ты, сынок, сам на себя в зеркало взгляни!»

Александр взглянул на отца и потупился. Нет, лицо отца не могло быть верным зеркалом того, что совершалось в глубине души сына. В холодном стеклянно-серебристом блеске этого «зеркала» недостает чего-то, какого-то огня. А вот если бы перед Александром в эти торжественные дни появилось сияющее радостью и восторгом и в то же время дышащее тревогой лицо матери, молодой офицер почел бы, что это «зеркало» вернее отражает его.

Каждый, кто надевает офицерский мундир со знаками, отличающими его от солдата, на всю жизнь запоминает мальчишескую радость этих дней. Хочется и можно бы «дать козла», но новое высокое звание и мундир офицера это запрещают. И вот они стоят по двое, по трое в кремлевском саду, картинно опираясь на саблю или держа руку на эфесе палаша, и гордо, с каким-то вызовом поглядывают кругом. Каждый не прочь благосклонно ответить отдавшему честь солдату. А то можно и остановить его, легонько распечь за расстегнутый мундир, пригрозить кордегардией[80] и милостиво отпустить. Или, со своей стороны, оказать должные знаки субординации встречному генералу. А в ответ на быстрый любопытный девичий взгляд приосаниться и звякнуть шпорами, у кого они есть.

Прочно сложившийся обычай позволял накануне производства тем, кто был в этот вечер «ни в тех ни в сех», и пошалить и кутнуть. В тех кабачках, где обычно можно было застать только кутящих офицеров, в этот вечер толпились одни сержанты – те, кто завтра станет офицером.

К шалостям завтрашних офицеров в вечер и ночь перед производством начальство относилось снисходительно. И в самом деле, если сегодня отправят под арест сержанта, то завтра все равно придется сложить наказание или заменить взыскание более тяжелым офицеру. Но надо заметить, что шалости эти редко превращались в буйство: захмелевших удерживали товарищи. Что за беда, если сержанты (завтрашние офицеры), подметив, что кучер кареты у дворца вельможи задремал, подмигнут часовым у дверей и выдернут чеку из задней оси. Вельможа выйдет и важно усядется в карету. Выездные гусары вскочат на запятки: «Пошел!» Ну и… кони рванут с места, колесо скатится с оси, гусары повалятся в грязь, карета накренится, и разгневанный вельможа увидит, что окружен веселыми семеновцами. Откуда взялись? А подоспели кстати! С возгласами сочувствия и сожаления сержанты помогают вельможе выйти из кареты. Он еще не успеет опомниться, а уже один катит колесо, потерянное позади, другой несет чеку, хвастаясь, что нашел ее в грязи. Тяжелая карета дружными усилиями сержантов поставлена, колесо надето на ось. Вельможа в карете. Ему остается одно: благодарить, что семеновцы выручили его из беды.

вернуться

79

Палаш– рубяще-колющее холодное оружие с прямым и длинным клинком.

вернуться

80

Кордегардия – помещение для содержания военнослужащих под арестом.