Великолепная семерка - Питерс Джефф - Страница 20

– Огромное вам спасибо, амигос, что так дружелюбно встречаете нас. Спасибо за то, что наконец-то показали нам свои прекрасные лица. Спасибо тебе, трусливый народ. Мы скакали целую вечность, что бы попасть в ваше захудалое королевство сонных мух! Мои друзья и я, мы готовы рисковать собственной жизнью, чтобы выручить вас!

Крестьяне как завороженные глядели на его стройную фигуру, на сапоги со шпорами, на блестящую серебряную отделку пояса, на грозное оружие, на шляпу с вышивкой и на его руки в кожаных перчатках. Перед ними стоял вождь-освободитель, посланный богами. Да, богами. Сейчас в их католических душах зашевелились старые языческие струны. Речь пылкого юноши звучала для них, как отголоски боевых барабанов ацтеков.

Винн, с трудом сдерживая улыбку, сквозь зубы сказал Крису:

– Дивный испанский, просто оживший Сервантес. Где он только наловчился?

– На ранчо, – сказал Гарри. – У его отца работало много мексиканцев. Вакерос[7] хорошо учат молодняк.

Тем временем Чико продолжал свою пламенную речь, сопровождая ее энергичными жестами, как настоящий мексиканец:

– А что же вы? Да вы прячетесь от нас! Прячетесь. От нас. Однако, когда вам что-то угрожает, тут уже другое. Конечно! Вы же можете лишиться своего любимого урожая. И тогда вы сразу бежите к нам. Да? Что ж. Мы откликнулись на вашу просьбу о помощи. Теперь мы здесь. А вы что? Докажите нам, что за вас стоит драться, что мы не зря приехали в это захолустье. А теперь ступайте! Расходитесь по своим домам, идите на поля, целуйте своих коз, которых вы от нас попрятали. Идите! Когда надо будет драться, вы об этом узнаете. Я дам вам знать, и вы попрячетесь под кроватями. А теперь расходитесь, я вас не держу.

Потрясенные его красноречием и жестикуляцией, все молчали. Крис переглянулся с остальными и кивнул:

– Он принят. Теперь нас будет семеро.

– Нам как раз не хватало ковбоя-проповедника, – добавил Винн.

Рохас подвел к ним лавочника.

– Добрый день, сеньоры, – поклонился Сотеро. – Вы можете располагаться в любом доме. Все жители деревни почтут за честь дать вам приют.

– Нам бы не хотелось никого стеснять, – сказал Крис. – Есть у вас пустующие дома?

– Только один такой, дом Рафаэля, – сказал Сотеро. – Там сейчас никто не живет.

– Как же так? – удивился Рохас. – А где Амалия? Где ее девочки?

– Они уехали, – сказал Сотеро. – Тебе, Рохас, все расскажет жена, а я пока провожу сеньоров.

Дом Рафаэля стоял сразу за церковью, в двух шагах от площади, и это вполне устраивало Криса.

Дощатая дверь не имела ни замка, ни засова. Она легко отворилась, впуская новых жильцов. За ней, сразу у порога, стояла широкая деревянная кровать. На стене, бурой от всепроникающей пыли, сохранилось светлое пятно распятия. По всей видимости, это было супружеское ложе хозяина дома и его уехавшей вдовы. Дальше, за тростниковой перегородкой, находилась просторная комната. У окна стоял голый дощатый стол, напротив него – широкий лежак, на котором еще недавно спали шестеро дочерей убитого Рафаэля.

Вполне подходящее жилище для семерых неприхотливых мужчин, которые привыкли спать на голой земле под звездным небом.

Несмотря на зной, царивший за окнами, в доме легко дышалось. Толстые глинобитные стены сохраняли прохладу в самые жаркие дни. В холодные ночи в доме было тепло и уютно.

Крис подумал, что этот неказистый, но основательный домик гораздо удобнее, чем те гостиничные номера, в которых ему приходилось жить все эти годы. И вся эта деревня в горах, отрезанная от мира, с ее пересохшим фонтаном и полуразрушенной церквушкой, несмотря на свой запущенный вид, на самом деле вовсе не вымирает. По сравнению с тем пограничным городком, который они недавно оставили, деревня выглядела убого. Здесь не было высоких фасадов и вывесок, не было салунов, парикмахерских и аптек, и все же эта деревня будет жить вечно. За невзрачными стенами будут расти дети, и они будут строить новые глинобитные домики, и деревушка будет разрастаться и разрастаться. А в городе за высокими фасадами и размалеванными вывесками прячутся суета и одиночество. Тесные номера отеля дают временный приют постояльцам, гости приезжают и уезжают, а послезавтра, глядишь, они уедут все, и город зачахнет. Выгорят на солнце вывески, сгниет коновязь, обвалятся обветшавшие стены, и городок испарится, как лужа конской мочи на обочине. И только покосившиеся кресты на кладбище будут напоминать пассажирам пролетающих мимо поездов, что когда-то здесь жили люди – жили и умирали…

Нет, в этой деревне люди поселились основательно.

Винн прошелся по комнате, выглянул в окно.

– Хороший обзор, – заключил он. – А где второй выход?

– Смотри, тут второе окно, – сказал Гарри, – но оно закрыто досками. Может быть, там тайник?

О'Райли отодрал тонкую доску.

– Просто окно. Без стекла.

– Вот тебе и второй выход, – сказал Гарри.

– Все будем спать здесь? – спросил Ли, вешая шляпу на гвоздь и присаживаясь на лежак.

– Спать будем здесь, – сказал Крис. – Но не все. Один человек постоянно будет на площади. Точнее, на веранде, за столиком. Оттуда хорошо видно дорогу.

– Постоянно? – спросил О'Райли.

– Постоянно. Днем и ночью. По два часа каждый, – сказал Крис. – Все может начаться в любой момент.

Винн уселся на стол и положил рядом с собой шляпу.

– Предлагаю выставить наблюдателей на колокольню.

– Оттуда вся деревня видна как на ладони, – горячо поддержал его Чико. – Надо сделать там площадку для стрельбы. Поднести патроны и воду и постелить что-нибудь на полу…

– Не забудь захватить Библию, – остудил его порыв О'Райли. – Стрелять с колокольни может только смертник. Ты подумал, как ты уйдешь оттуда, если окружат?

– Подождите, не торопитесь, – вмешался Крис. – Мы все обдумаем, все разместим. Но для этого нам понадобятся люди. Поэтому давайте дождемся завтрашнего праздника. Надо, чтобы нас приняли в семью. Наемникам никто помогать не будет. А если Кальверу встретит единая семья, ему здесь нечего будет делать.

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Видно, дон Аугусто Алавес, основавший деревню, сделал в своей жизни по крайней мере хоть одно доброе дело. Как бы ни страдали крестьяне от нищеты, на праздник в честь Дня Основания Деревни они всегда надевали парадные одежды и ели что-нибудь вкусненькое.

Праздников в Мексике много, и все они отмечаются пышно и весело. Я думаю, эту традицию привили испанские католические миссионеры. Обращая язычников в христианство, они старались привлечь народ не только обещаниями загробного блаженства, но и вполне земными радостями. И каждая праздничная церковная служба, с разодетыми в пух и прах священниками, хоругвями и разукрашенными статуями святых именинников, становилась неизбежной прелюдией перед основными событиями праздника – играми, скачками и танцами.

В деревушке, основанной доном Аугусто, не было священника, да и праздник был не церковный, так что жители, отказавшись от официальной части торжества, сразу приступили к части развлекательной.

Крестьяне били в барабаны и, раздувая щеки, вовсю дудели в свои глиняные дудки. Пышно колыхались крашеные перья ритуальных нарядов, дети в белоснежных платьицах живописной колонной вытекали из одних цветочных ворот и перетекали в другие. Так, переходя от символа к символу, маленькие артисты изображали различные исторические этапы их маленькой родины.

Вот первые охотники убивают первого оленя. Его мясо спасло от голодной смерти утомленных путников. Позже именно на этом месте воздвигли церковь. Вот дон Аугусто лично проводит линию, вдоль которой будет проложена дорога. Вот на обочинах этой дороги появляются маленькие кустики агавы. Девочки-агавочки сидят на корточках, сложив ручки на груди, и под нарастающую волну оркестра вытягивают их вверх и в стороны, а потом встают – выросла агава большая-пребольшая! И много-много радости любителям пульке и текилы принесла! Вива! Гирлянды, ленты, треск и дым петард…