Русский угол Оклахомы - Питерс Джефф - Страница 32

— Мы подумаем, чем вам помочь, — холодно пообещала Энни и отправилась к лошади за очередной коробкой.

Я присел на ящик у стола и тут же вскочил: гнилые доски сломались подо мной.

— Они забыли вас предупредить, дружище! — злорадно рассмеялся пленник в белой шляпе. — Сидячие места только для нас с мистером Коэном. Дружище, вы не похожи на дикаря. Позвольте представиться. Инженер Бенджамин Скиллард, Горнорудная Компания Берга. А это мистер Соломон Коэн, фотограф из Денвера.

— А мое имя — Разбитое Зеркало, — я приподнял шляпу. — Джентльмены, могу угостить вас водой и предложить самые дешевые сигары с мексиканских плантаций.

Я напоил из фляги сначала Скилларда, потом Коэна, но от сигар оба дружно отказались. Впрочем, я и сам не стал курить. Этими короткими зелеными сигарами способен наслаждаться только Крис.

— Зачем они нас связали? — ворчал Скиллард. — Все равно мы никуда не убежим.

— Не ропщите, Бен, — сказал Коэн. — Вы сами в этом виноваты. Не надо было на них кричать. Не надо было грозить армией. Не надо было говорить, что их вождям самое место в тюремной камере. Индейцы не обидчивы, но они все ваши слова воспринимают буквально.

— Вы понимаете индейцев, мистер Коэн, — сказал я.

— Почему бы мне не понимать их? Я прошел со своими камерами всю Америку, от Великих Озер до Рио-Гранде. И никто меня не связывал так, как сегодня. Ни тлинкиты, ни черноногие, ни кроу, ни ассинобойны. Они видели, что я их уважаю, и за это уважали меня. Они так меня уважали, что даже позволяли себя фотографировать, а мне от них больше ничего и не требовалось.

— А вы не фотографировали действия доблестной кавалерии на Черных Холмах пару лет назад? — спросил я.

— Нет. В то время я был в Калифорнии. А что, там были какие-то военные действия?

— Представьте себе. Были.

— Я не люблю военные сцены. Мой жанр — портрет. Приходится в основном делать панорамы для Географического Общества, за это мне платят. А портреты я снимаю для себя. И для истории. С удовольствием сделаю ваш портрет, мистер Разбитое Зеркало.

Скиллард язвительно проскрипел с другого конца стола:

— Не мешало бы сделать сначала наши портреты, Сол. Чтобы все знали, как обращаются краснокожие с теми, кто несет им цивилизацию.

Джуд легонько свистнул у меня за спиной, и я вернулся к лошадям. К нам приближалась старая индеанка с корзиной. Энни побежала ей навстречу:

— Тетушка Лиз!

— Энни, девочка, зачем ты приехала? И как ты нашла это место? Джуд, у тебя опять новая лошадь! Еще злее, чем прежняя.

— Отцу нужен договор о земле, — сказала Энни. — Надо показать его Большим Белым Вождям.

— Это ты про Земельное Управление? — старуха стянула тряпку с корзины, и запахло жареной рыбой. — Или про администрацию горнорудной компании? Белых вождей стало слишком много, девочка. Поешьте здесь: я не могу позвать вас к нашему огню. Там много чужих. Джуд, развяжи этих маленьких белых вождей. Покормите их и не дайте им убежать, не то они пропадут.

Я поспешил исполнить этот приказ раньше, чем команчеро успел повернуться. Маленький белый вождь Скиллард прошипел что-то вроде «всех бы вас на одном суку», а фотограф первым делом перекрестился и пробормотал что-то на латыни.

— Что у вас случилось, тетушка?

— Все хорошо, милая, все хорошо. Ничего не случилось. Мы чего-то не понимаем, наши соседи тоже чего-то не понимают. Вот мы с ними тут и собрались, чтобы вместе все понять. Что у тебя в коробках?

— Маленькие гостинцы для тебя и для моих сестер.

— Пусть полежат у тебя. Не надо, чтобы соседи их видели. Им будет обидно, что для них ничего не привезли.

Джуд спросил:

— Мы можем развести здесь огонь? Скоро ночь.

— Огонь? — старуха помедлила с ответом. — Я пришлю к вам Ника, он позаботится о вашем ночлеге.

Мы расстелили одеяло на траве и уселись вокруг. Фотограф Коэн пристроился рядом, а инженер остался за столом, по праву белого человека. Правда, вместо севрского фарфора ему пришлось довольствоваться листом лопуха и кукурузной лепешкой, какими пользовались и мы, дикари, поедающие печеного лосося. Мы пальцами отделяли ломкую белую мякоть от костей и отправляли ее в рот, а потом обмакивали ломтик лепешки в кисло-сладкий ягодный соус и пережевывали все вместе. И свежая вода после рыбы казалась изысканным вином.

Энни собрала кости, отнесла их в сторону, куда тут же бесшумно подлетела пара ворон. Я и не заметил, где они прятались перед этим, терпеливо дожидаясь, когда мы закончим свою часть трапезы.

Темнело, и ночная прохлада быстро подняла нас с земли. Наконец появился долгожданный Ник с горящей веткой в руке. Мы соорудили костер из старых ящиков и стали готовиться ко сну. Ник принес два солдатских одеяла для Скилларда и Коэна.

— Долго нас будут здесь держать? — спросил инженер как можно учтивее. — Твои начальники должны знать, что меня наверняка уже ищут. Ищет армия, ищет охрана карьера, весь город уже на ногах. Объясни там своим начальникам…

— У меня нет начальников, — ответил индеец и, отступив от костра, исчез в темноте.

Разламывая очередной ящик для костра, я заметил на торце полустертое клеймо и поднес его ближе к огню. «Горнорудная Компания Берга и Миллса, 1875, Огайо» — прочитал я. Похоже, это имущество компании, которая владела карьером в Крофорд-Сити. Только двадцать лет назад в ней был еще какой-то Миллс. И уже двадцать лет назад их ящики прибыли сюда, в самую глушь индейской Территории. Надо признать, Берг и Миллс были в молодости отчаянными парнями. Дощечку с клеймом я оставил для истории, остальное отправил в костер. Ящики сгорали быстро, и в дыме была неприятная горечь.

В ночи продолжал мерно бить барабан. Слух успел привыкнуть к его непрерывному рокоту.

— Вам не кажется, Сол, что их танцы затянулись? — спросил инженер, кутаясь в одеяло. — Может быть, они собираются пытать нас бессонницей?

— Это не танцы, — задумчиво ответил фотограф. — Боюсь, что это совсем другое. Под такую музыку принято общаться с духами.

— Только духов нам не хватало…

— А скажите, мистер Коэн, — вмешалась Энни. — Можно ли научить простую девушку вроде меня фотографировать?

В ее беззаботном голосе совершенно искренне прозвучало детское любопытство. Можно было подумать, что ее и в самом деле больше всего на свете сейчас интересует фотография. Как будто мы не были окружены со всех сторон вооруженными и мрачными индейцами и не бубнил в ночи ритуальный барабан своим замогильным голосом…

— О, это нелегкое искусство, юная леди…

Джуд толкнул меня локтем в бок и бесшумно встал. Выждав немного, я последовал за ним. Он стоял возле лошадей.

— Что ты будешь делать, если за ними придут? — спросил он.

— Ничего.

— Ты уверен? Ты не будешь их защищать?

— Не буду, — сказал я. — Хотя фотограф мне нравится.

— Он хороший человек, — согласился Джуд. — Я его не отдам. Не мешай мне.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Да. Не мешай.

Мы вернулись к костру, где фотограф рассказывал Энни о своем искусстве.

— …Но скоро этим сможет заниматься каждый. У меня в чемодане лежит камера Истмэна, называется «Кодак», я тебе обязательно ее покажу.

— Как называется? — переспросила Энни.

— Ко-дак.

— Это на каком языке?

— Ни на каком. Истмэн сам придумал это слово, потому что для той штуки, которую он изобрел, ни в одном языке слова не нашлось. Так вот, с этой камерой вам ничему не надо будет учиться. Ни вставлять пластины, ни проявлять их — все это сделают за вас. Внутри камеры уже есть рулон фотопленки, его вставили на заводе. Вы снимаете сто кадров, потом отправляете камеру на завод, в Рочестер, а там вашу пленку проявляют, печатают карточки, вставляют в камеру новую пленку и все это отправляют вам. То есть полностью оправдывается лозунг фирмы: «Нажми на кнопку, остальное сделаем мы!»

— Но такая камера стоит, наверно, огромных денег, — вздохнула Энни.

— Вместе с пленкой двадцать пять долларов, — сказал Коэн.