Золотая роза с красным рубином - Городников Сергей - Страница 1

Сергей ГОРОДНИКОВ

ЗОЛОТАЯ РОЗА С КРАСНЫМ РУБИНОМ

ВОИН УДАЧА(дилогия)

Повествование второе. ЗОЛОТАЯ РОЗА С КРАСНЫМ РУБИНОМ

1. Подарок шаха

Посол Аббаса Второго, шаха Персии, Магмет Кулымбек широко расставил полные, как у зрелой женщины, ноги и так стоял на сужающейся к резному льву носовой палубе тяжело гружённого струга, с тревогой всматривался в усиливающееся волнение моря. Парчовый синий парус вздулся от попутного ветра, сорок два крепких дубовых весла под удары барабана на корме размеренно вспенивали воду Каспия, но струг, который заполняли мешки с селитрой, плыл медленно. И так же плыли за ним караваном три других струга, тоже больших и тоже с селитрой. Под страхом жестокого наказания посол должен был поспешать с этим дорогим подарком в Москву, ко дню свадьбы молодого русского царя, и потому рискнул выбрать кратчайший путь через Каспий. Он обязал кормчего продвигаться не вдоль берега, а напрямую к устью Волги, держась направления по положению солнца днями и звёзд ночами.

Уже прошли сутки, как слева исчезла из виду береговая полоса земли, поглотилась вдалеке зеленовато?лазурной гладью моря. Второй раз за время пути к судам подбирались сумерки. Но теперь сумерки были тревожными, с резкими порывами ветра, и Кулымбек засомневался, что поступил правильно, так удалившись от западного берега.

Волнение на море на глазах усиливалось, от низких клубящихся туч, которые настигали караван и расползались впереди него по всему небу, стало рано темнеть. Жалобное всхлипывание перекладин, потрескивание ткани парусов в местах сшивок с этими перекладинами омрачали тревожное настроение, и полный, богато одетый Кулымбек с облегчением услышал гортанный рык кормчего, который распорядился спускать их с мачт и убрать вёсла. Он не вмешивался в его решения, чтобы не брать на себя лишнюю ответственность перед шахом, если что случится с грузом в мешках. С него хватало озабоченности за сохранность главных, самых ценных подарков, о которых мало кто знал. Они хранились в сундуке с верительными бумагами и посольской казной, задвинутом в угол убранного коврами небольшого помещения под носовой палубой, где при его отлучке всегда находился верный слуга и куда имели право входить только он сам, его младший брат и кормчий.

Несколько корабельщиков бросились выполнять распоряжения кормчего, а прикованные к цепям гребцы подняли, вынули тяжёлые вёсла из уключин, сложили их вдоль бортов. Никого не надо было подгонять ударами плети и угрозами, страх перед приближающейся бурей заставлял всех работать живо и скоро. На всех трёх стругах быстро оголили мачты, спущенные паруса связали ремнями, и одновременно на каждой корме по несколько жилистых гребцов схватились за рулевой брус. Внезапно яркая вспышка молнии расколола небо множеством трещин, озарила волны повсюду, затем раскатистый гром прогремел совсем рядом.

– О?о, Аллах!! – испуганный возглас кормчего раздался непосредственно за спиной оглушённого Кулымбека, которому вдруг тоже стало невыразимо страшно, будто он прогневал самого бога.

Другой крик:

– Смотрите! – крик тревоги и удивления, заставил его резво обернуться.

Спасательный чёлн, до этого надёжно привязанный к кормовому ограждению просмоленной верёвкой, отставал от струга, заворачивал, чтобы не столкнуться с плывущим следом. Частые и неуклюжие взмахи двух вёсел, которые взбивали россыпи брызг, отталкивали его от гребней волн, он поднимался на них и проваливался между ними и отплывал в сторону от каравана. В челне Кулымбек сразу узнал своего младшего брата по отцу, а с ним был рослый и тёмноликий слуга и телохранитель брата, Гусейн. Белый парус с хлопком вскинулся над челном, дёрнулся, затрепетал, но выдержал резкий ветер. Чёлн рванулся и белой птицей понёсся прочь, постепенно размываясь вечерней мглой. У Кулымбека похолодело сердце в недобром предчувствии.

Несчастный сводный брат его с детства отличался скверным нравом и порочными наклонностями, и отец перед смертью умолял Кулымбека заботиться о нём. Красивый, как его мать, такой же ветреный, он недавно проигрался, разорился, оказался замешанным в убийстве еврея ростовщика и попал в немилость у шаха. Кулымбеку стоило большого труда упросить подозрительного Аббаса разрешить взять его в важное посольство, в каком он мог заслужить, вернуть расположение правителя Великой Персии. И вот теперь он с замкнутым и коварным телохранителем, с которым разделял порочную жизнь и ни за что не захотел расстаться, тайно пробрался в чёлн, обрезал верёвку и воровски бежал от посольского каравана.

Внешне посол сохранял подобающие достоинство и сдержанность. Только быстрее, чем обычно, спустился с носовой палубы и вошёл в раскачивающееся вместе со стругом помещение под ней. Через застеклённое оконце едва пробивался наружный отсвет угасающих сумерек, который всё же позволял увидеть главное. Преданный слуга Кулымбека валялся на полу без признаков сознания, руки и ноги его были наскоро связаны, а во рту торчал кляп. Не заботясь больше о достоинстве, Кулымбек ринулся к обитому бронзой сундуку в изголовье мягкого ковра с шёлковыми подушками. Украденный у него ключ торчал в навесном замке, он откинул крышку и застыл изваянием, кровь отхлынула от лица, смертельная бледность стала отчётливой даже в полутьме. Новая вспышка молнии вспорола брюхо туч, пронзительной синью высветила за оконцем безбрежные стада угрюмых, скрывающих даль неба волн, на мгновение осветила дно сундука. В сундуке были только казна и верительные бумаги. Чудовищный раскат грома, казалось, пробудил бы и мертвеца, но Кулымбек словно ничего не слышал, он не моргнул и не шевельнулся.

– Отомсти, отомсти за меня! – Из?за большой потери крови тёмные пятна окружали широко раскрытые глаза, выделяли их на бледно?смуглом и женственно красивом лице перса. – Накажи предателя!

Жизнь покидала его, но он цепко ухватился за локоть Удачи и с трудом приподнял голову. Он лежал на песке, по?утреннему прохладном и сыром, шагах в десяти от тихо приветливого, как будто признающего вину за ночную бурю, моря. Кровь бурым пятном запеклась на белой рубашке, на ножевой ране в груди. Рана была смертельной, он дышал тяжело, иногда с хрипами.

– Обещай отомстить! И я скажу тебе... Ты получишь награду, – просипел он и облизнул пересохшие губы. – Если не глуп... это тебя обогатит так, что не будешь знать никаких забот.

Голова его откинулась затылком на песок, грудь задрожала, он задышал часто, надрывно. Однако отдышался, муть сползла с глаз, они опять стали лихорадочно блестящими, воспалёнными и пронзительно смотрящими на единственного свидетеля его мучений.

Удача колебался, и перс уверовал в своё первое впечатление, какое возникло, когда неожиданный в таком пустынном месте незнакомец присел возле него на корточки, пробудил в нём последнюю страсть жизни. В персе клокотала злобная жажда мести к тому, кто совершил предательский удар ножом и оставил его умирать на этом диком, без следов жизни и растительности солончаковом берегу. А незнакомец был из тех, над кем он прежде охотно потешался, – из тех, для кого данное слово порождало неизбежные обязательства в действиях, в поступках. В этом убеждала его внешность. Загорелый до бронзового оттенка высокий лоб пересекала выгоревшая повязка из некогда синего бархата, а длинные каштановые волосы северянина были убраны под ней за уши, открывая не по возрасту безрадостные серо?карие глаза. Их выражение делало незнакомца взрослее своих двадцати двух или двадцати трёх лет, и в них угадывалась честь воина. В углах губ перса проступила кровавая пена.

– Ну же!? – потребовал он шёпотом.

Он ощутил приближение предсмертной судороги, испытывая безмерный страх перед её ужасающим холодом небытия, и желая только одного, услышать, что предатель вскоре тоже покроется потом от её объятий.

– Хорошо, – неуверенно, сомневаясь в правильности даваемого обещания, сказал Удача. – Но кого я должен наказать?