Полведра студёной крови. (СИ) - Хватов Вячеслав Вячеславович - Страница 71

Снаружи раздался скрежет, будто кто-то дерёт доски когтями.

— А вот и он, нагулялся уже, — Альбертик поднялся по ступенькам и открыл дверь. — Супец почуял? Ну, заходи. Скоро обедать будем.

В берлогу вместе с холодом и облаком снега, звеня примёрзшими к шерсти ледышками, ввалилось лохматое существо.

— Красавчик! — я, пересиливая боль, приподнялся на локте.

— Кто? — растеряно улыбнулся Альбертик.

— Где же ты, скотина, пропадал?

— Э-э… Он погулять ходил. Он всегда так…

Блудный питомец прыгнул ко мне и лизнул в лицо, едва не содрав обмороженную кожу шершавым языком.

— Так вы знакомы? — промямлил старик.

— Давно я здесь?

— Ну… это… — поставил мой вопрос старика в тупик.

— День, два?

— Вчера был, — начал загибать Альбертик пальцы, — позавчера был, за день до того был, за день до того, как до того…

— Ясно. Можешь не продолжать.

— У Альбертика с памятью-то не очень, — виновато пожал старик плечами. — Бывает, выйдет Альбертик из дому, а зачем вышел — не помнит, ну и обратно. А потом, глядь, в штаны напустил. Пописать, значит, собирался. Мамуля ругает…

— Из дому, чтоб поссать? Заведи себе парашу.

— Так это ж по теплу. Правда, забывает иногда Альбертик, как там, снаружи. Однажды вот спросонья пошёл по большой нужде, да и отморозил себе всё. Во, глянь — потянулся он к ширинке.

— Избавь, — отвернулся я, но тут же, терзаемый внезапным приступом паники, приподнялся на локтях и откинул одеяло. — Фух.

— Цел вроде, — подтвердил мой диагноз Альбертик. — Покраснел только.

— Что с Убежищем? — снова упал я на скрученное тряпьё, заменяющее мне подушку.

— Нет-нет-нет, — замотал дед башкой, съёжившись, будто его собираются побить.

— Что "нет"?

— Альбертик не ходит к Убежищу. Больше нет. Мамуля сердится. Мамуля говорит, что плохие люди из Карпинска крутятся у входа, и даже… — старик на полусогнутых подковылял ко мне и зловеще прошипел в ухо: — И даже внутри. Да-да-да. Ворота открыты. В Убежище что-то случилось. Что-то плохое. Плохие люди выносят оттуда мертвецов! Я сам видел! Ой! — прикрыл Альбертик рот ладонью и затараторил, озираясь: — Прости мамуля, прости меня. Я случайно там… Совсем недолго, только одним глазком. Прости-прости.

— Кто они такие?

— А? — прервал старик сеанс общения с духом усопшей мамаши.

— Плохие люди из Карпинска. Кто они?

— Просто люди, — пожал Альбертик плечами. — Которые едят других людей. Если смогут поймать.

— Их много?

— Альбертик не знает, — попытался он съехать с темы. — Не спрашивай про них. Они плохие. Мамуля не разрешает…

— Она не слышит тебя.

— Что?

— Твоя мамаша отдала концы полвека назад.

— Нет, — нервно ощерился Альбертик. — Зачем ты так говоришь? Это неправда.

— Последняя запись в её дневнике от ноября. Она ведь умерла зимой, да? А ты — совсем пацан. Нихера не умеешь. Без жратвы. Один, с трупом в землянке. Как ты поступил с ней, дружище? В жизни не поверю, что сумел вытащить наверх и похоронить. По крайней мере, целиком. Ты разрубил её, да?

— Замолчи, — прошипел Альбертик, попятившись в дальний угол.

— Разрубил топором, как свиную тушу.

— Замолчи, — обхватил он голову руками.

— Она ещё не успела стухнуть. Только небольшой душок. О… Так много мяса. А ты так голоден. Безумно голоден.

Альбертик сел и зажал голову между согнутых коленей.

— Замолчи-замолчи-замолчи…

— Я не виню тебя. Я всё понимаю. Но ты должен признать, что мамули больше нет. И это не твоя вина. Просто, так вышло.

Плечи старика затряслись от всхлипов.

— Знаешь, — продолжил я, — думаю, она бы одобрила твоё решение. Уверен, что одобрила бы. Это тебя спасло. А что может быть важнее для матери, чем жизнь своего ребёнка?

Альбертик не выдержал испытания жалостью и зарыдал в голос. А когда взял себя в руки и успокоился, начал говорить. Обо всём, не затыкаясь.

Из безудержного потока слов удалось выяснить, что квартирующие в Карпинске людоеды вовсе не местные, а пришлая лет пять назад банда, свихнувшаяся в полном составе на творящихся в этом городе странностях. Народу там — человек сорок. Сейчас уже за вычетом дюжины. А заправляет ими некая старуха, известная в банде как Чёрная Анна. Старуха, судя по всему, реально древняя, потому что даже Альбертик, отнюдь не вчера родившийся, называл её старой каргой. Анна, по его словам, была кем-то вроде колдуньи, если я верно помню обширно цитируемую моим информатором сказку о Бабе Яге, и могла управлять мороком. Но самое главное, что мне удалось выяснить, так это то, что банда Чёрной Анны частенько совершает набеги на окрестные поселения, в том числе и на Березники с Соликамском. А из этого следует, что у них есть транспорт.

— Ты видел у них машины? — спросил я Альбертика, когда тот приготовился присесть мне на уши с очередной историей о своём моральном разложении.

— Машины? Нет, не видел. Но слышал. Звук мотора. Когда твой друг Ткач проезжал по этой дороге, Альбертик как раз решил, что это они, и спрятался. Потому что, знаешь, если они поймают Альбертика…

— Да-да, я помню. Спустят с тебя шкуру, выпотрошат и засунут в кипящий котёл.

— Нет-нет-нет, — помотал головой Альбертик, возмущённый моим неточным пересказом. — Сначала засунут в кипящий котёл, а уж потом выпотрошат!

— Как скажешь.

— Это не шутки, — испуганно округлил старик глаза. — Ты не видел, что они делали с разведчиками из Убежища. А Альбертик видел. Хуже этого ничего быть не может.

— Может. Поверь.

— Хуже, чем свариться живьём?!

— Ну, подумай сам. Сколько ты протянешь в кипящем котле, да ещё со спущенной шкурой? Минуты. Я на месте плохих людей предпочёл бы запечь тебя в шкурах.

— Как это? — выдохнул Альбертик.

— Ничего сложного. Берётся один связанный старикан, две больших шкуры, большая игла, жилы и верёвка. Шкуры кладутся крест-накрест, старикан сажается в центр. Шкуры сшиваются жилами промеж собою. Нужно сделать так, чтобы башка начинки наружу торчала, но больших дыр между шеей и шкурами не было. Получается этакий кожаный кувшин. Вся эта конструкция подвешивается в метре над землёй, а снизу разводится костерок. Преимущество данного способа приготовления в том, что длится это дело несколько часов. Начинка медленно тушится в собственном соку. При чём, первый час обычно уходит на вырабатывание этого самого сока. Начинка пытается слезть с огня и раскачивает мешок, извивается там, орёт благим матом. При этом обильно потеет, опорожняет кишечник и мочевой пузырь. Ко второму часу выбивается из сил, и начинается собственно готовка. Сначала готовятся ноги, жопа и гениталии.

— Чего? — пискнул Альбертик, насилу разомкнув побледневшие губы.

— Причиндалы твои.

— А.

— Потом, к четвёртому-пятому часу, когда низ уже покрылся румяной корочкой, жар добирается до ливера. Тут хорошо бы взбодрить начинку шмалью позабористее, иначе отключится. А так будет в сознании, пока кишечник и почки доходят до кондиции. Подыхает начинка уже наполовину пропеченной. Время приготовления может быть и больше, если грамотно поддерживать нужный огонь. Говорят, особо умелые повара пекут по десять часов кряду.

В землянке повисла молчаливая пауза. Альбертик смотрел на меня, не мигая и, кажется, перестал дышать.

— Эй, — повёл я забинтованной клешнёй у него перед носом.

— Кто ты? — прошептал старик. — Кто ты такой?

— Человек. Просто человек. Который убивает других человеков. Если сможет поймать. Но перед этим я говорю с ними.

— Ты убьёшь Альбертика?

— Возможно.

— Почему?

— Потому, что возможно всё. А я не даю обещаний, которых не могу сдержать. Но если ты будешь вести себя хорошо, и я пойду на поправку, мы расстанемся добрыми друзьями. Скажу больше. Если поставишь меня на ноги, я избавлю тебя от соседей.

— Правда? — воспрял духом Альбертик. — Ты сможешь?

— Смогу.

— Один?!

— Нас двое, — кивнул я на Красавчика.