Полведра студёной крови. (СИ) - Хватов Вячеслав Вячеславович - Страница 49

Сосны, сопки, балки, крутые берега покрытых уже толстым льдом рек. Холмистые пейзажи постепенно уступают место гористым, но это еще даже не предгорья. Хотя все больше встречается присыпанных снегом камней, иногда выстраивающихся в целые гряды. Идти от этого становится трудней, но хоть немного веселее. Однообразие этой глухомани с ее бесконечной чередой стройных сосновых стволов и белым полотном под ногами, утомляет человеческий глаз. Тем более глаз городского жителя. Бесконечное желание согреться и что-нибудь съесть высушило меня, превратив в одну сплошную натянутую жилу. Последняя ночевка была "холодной". Мы просто не нашли места, где можно было бы развести костер. Еще одной такой ночи мой организм может и не вынести. Грызть мерзлую галету или кусок вяленого мяса, укрываясь при этом от ветра за толстым стволом лиственницы, каждый божий день он не согласен, и об этом уже подает недвусмысленные сигналы своему владельцу.

Верхняя Косьва. На поселок мы вышли к ночи. Поэтому порадоваться увиденным впервые за несколько недель правильным геометрическим очертаниям рукотворных жилищ homo sapiens в темноте Алексею не довелось. Он едва не втемяшился в стену сослепу.

Из всех домов хоть что-то обладающее крышей нашли лишь на дальней окраине поселка. Да и та перекрывала хату только наполовину. Зато вторая обрушившаяся часть образовала нечто вроде шалаша, надежно укрывавшего обитателей от ветра. Тут мы и разожгли костер.

— Красота. Теперь можно и умереть, — Ткач облизал ложку сложил ее и, убрав мультитул в разгрузку, откинулся на спинку скелета кресла, найденного в развалинах соседнего дома.

— Две жирные кроличьи тушки не повод к самоубийству, как мне кажется, — я кинул обсосанную косточку в угол и уставился на напарника. — Вот у меня на свою жизнь другие планы.

— Какие?

— Какие планы могут быть у человека, ухватившего удачу за яйца? Начну спускать все, чем мы разживемся под камнем. Закуплюсь обещанным тобой герычем и вперед.

— Не хочешь не говори. Тем более что мне похуй.

— Значит интересно?

— Раз уж начал, валяй.

— Сначала ты. Колись, на что планируешь потратить навар за нашу добычу?

Ткач закряхтел и оглянулся, будто хотел попросить у кого-то помощи в ответе на столь нелегкий вопрос. Но из темноты подсказывать не собирались. Лишь ветер рванул остатки драни на рухнувшей крыше.

— Я… я … я не думал об этом.

— Ка-а-ак? Ты сам говорил, что поставил на карту все, вложился последним, что-то еще про свою банду, почившую в бозе нес, а в итоге ты даже не можешь ответить, ради чего было проебано это все? Я с тебя хуею, Алексей!

— Погоди ржать-то, — насупился Ткач. Могу поклясться, что он даже покраснел. Хотя пляшущие отблески костра на его лице не позволяли настаивать на этом. — Я по жизни привык решать проблемы по мере их поступления и не забивать голову лишним. Сначала надо бы подумать, как достать эти богатства, потом, как превратить их в звонкую монету и не склеить при этом ласты. А уж потом я бы придумал, на что потратить все это.

— Хм. Как интересно. Мотовство и геморрой по-твоему одного поля ягоды. Обращать удовольствие в проблему — это твой конёк, как я заметил. Возьмем хотя бы выпивку. Этот приятственный процесс, Алексей, ты умудрился превратить в болезнь. А в тот момент, когда под тобой кричит баба, ты, конечно же, думаешь, что делать, если подцепил от неё трипак?

— Иди нахуй! — Ткач махнул рукой и принялся укладываться возле костра. Там он полежал немного, потом не выдержал гнета тяжелых мыслей и вскочил. — А вот ты, ты на что потратишь бабло?

— Во-первых, — я загнул мизинец и мечтательно уставился на кирпичную стену, где кривлялись причудливые тени, — я куплю себе трехэтажный бордель. Баб много не бывает, а я люблю их. И вообще надоело шляться по чужим углам. Представляешь, семь-восемь телок мылят всего тебя с ног до головы пахучей пеной, а еще одна разливает вино по бокалам. И все это твое.

— Ни хера ты на месте долго не усидишь, я-то тебя знаю, — ухмыльнулся Ткач. — Снова ломанешься куда-нибудь, а когда вернешься, твоих баб и след простыл. Они — товар скоропортящийся и спрос имеют. Растащат.

— Тут ты прав, — признал я. — Тяга к путешествиям умрет вместе со мной. И поэтому под бордель я приспособлю трехпалубный пароход. Найду спеца, чтобы поставил на него движок, и вниз по Каме до самого моря, погляжу. Может, вдоль берега пойду, а может вообще через море к далеким берегам. Как думаешь, Алексей? А? Тьфу бля! Спит зараза.

Глава 22

Любо-дорого смотреть, как хорошо отточенный клинок рассекает податливую плоть или, как темно-синее грозовое небо внезапно делит пополам раскаленная нить молнии. Мгновенное и непредсказуемое разрушение, есть в этом что-то прекрасное. Медленная смерть, растянутый во времени распад, постепенное угасание не интересны никому. Тем более тому, кто является непосредственным участником процесса. "Отмучился" — говорят о безнадежном больном, на самом деле мучающем своих близких и рядом живущих, большинство из которых готовы поспособствовать болящему с переселением в иной мир. Раньше не задумывался о собственной смерти в этом разрезе, но когда придет время, я предпочту, чтобы все произошло без посторонней помощи и как можно более комфортно. Пожалуй, замерзнуть — то, что надо. Заснул в сугробе и все. Это утро обещало справить панихиду еще до восхода солнца, но мы с Ткачем упрямо шли сквозь пургу, сыплющую снег в наши укрытые намордниками лица. Относительно тихо стало лишь тогда, когда спустившись с холма, мы вошли в сосновый бор, обступивший нас стройными рядами стволов практически одинакового калибра. Весь дневной свет, до этого хоть как-то проникавший сквозь снежную пелену, остался там, наверху за плотным игольчатым куполом. Сумрак не разбавляла и нехоженая белизна под ногами, а лучи от наших фонарей странным образом растворялись в нем, не достигая и третьего по ходу дерева. Однако полной темноты не наступило, просто мы двигались будто бы в мутной воде. Со звуками тоже творилось что-то неладное. Ни обычного для этого времени пощелкивания клестов или других пичужек, ни шелеста хвои на ветру. Только снег поскрипывает под лыжами, да "выстрелит" на морозе ствол сосны. Последнее слышится даже как-то особенно часто.

Ткач, похоже, ничего особенного не заметил. Идет себе который час и бубнит что-то о жратве и привале. Мне же неуютно здесь. Не так, как может быть неуютно у чёрта на рогах в лютый мороз — это дело привычное. Нет, тут по-другому, по-плохому. Лес становится теснее, приходится тщательнее выбирать дорогу и особо не разгонишься. Вот и Красавчик впереди уже слился со сплошной шеренгой сосен. Еще через пару минут мой питомец вернулся назад. Глаза на выкате, кончик языка свесился набок. Он тоже это чует. Ссыкотно ему что-то. Если вспомнить, как перед каждым появлением нагоняющего панику Рокотуна, этот шельмец заранее сваливал в неизвестном направлении, а сейчас едва не жмётся к ногам, становится ссыкотно и мне.

— Ткач, ты ничего не замечаешь?

— Ты про что?

— Будто бы деревья становятся теснее и впереди, и там, откуда мы пришли.

— Да хуйня. Сейчас выйдем на свободное место.

— Думаешь? Вон, гляди, где сейчас только прошли, уже не вернуться.

— Э-э… И что делать? — встревожился Алексей, особо остро воспринимающий всё странное, если его потыкать в это носом.

— Рвать когти отсюда.

— Да вроде и так идем, не останавливаемся.

— Значит, надо налечь.

Следующие полчаса мы метались между соснами, незаметно, медленно, но верно скрадывающими пространство между собой. Бабкины салазки пришлось бросить, потому как они постоянно застревали и тормозили нас. Иногда, казалось, что ловушка захлопнулась, но всякий раз Красавчик находил лазейку, и мы с трудом протискивались в нее. Это напоминало странную игру, ставкой в которой была наша жизнь, а главный приз едва просматривался среди обступающих нас сосен. В один такой просвет я и рванул впереди Красавчика, но он обошел меня, просочившись между деревьями. Ткач, тяжело дыша, бежал следом за мной. Вот она уже близка вожделенная опушка! Красавчик выскочил наружу без проблем и закрутился на поляне, будто дразня нас. Я протиснулся между соснами, сломав одну лыжу. Едва выдернув вторую, отполз на спине подальше. А вот напарнику моему не повезло. Даже кинув мне рюкзак, он так и не смог пролезть там же, где я. Не помогло и то, что Ткач скинул верхнюю одежду и остался едва ли не в исподнем.